Воронцов
Шрифт:
Э. И. Стогов:
«Не забуду, так расскажу о Бенкендорфе, о Паскевиче, о князе Меншикове — какие это все гиганты издали, но увы, только издали, а подойди близко… Вот Михаил Семенович Воронцов, тот и близко не теряет»18.
О. О. Чижевич:
«Постоянные приемы, обеды и балы в салонах князя Воронцова соединяли и знакомили между собою все, что было порядочного в Одесском обществе. Гостеприимство и любезность хозяев превышали всякие похвалы. В одном случае князь был менее любезен, — это в отношении курящих. Сам он, как англичанин, не курил и не переносил табачного дыма. По окончании званого обеда он обыкновенно обращался к мужчинам с следующею фразою: „Господа, кто имеет скверную привычку курить, прошу в отдельную комнату“. После такого приглашения курящих не оказывалось»19.
М. П. Щербинин:
«Высокой
М. С. Воронцов о себе:
«Я никогда не помышлял искать ни чинов, ни власти, для этого следовало бы вращаться при дворе, который я всегда избегал, и среди придворных, которых я не любил»21.
Из обращения Михаила Семеновича к сыну Семену Михайловичу:
«Люди с властью и с богатством должны так жить, чтобы другие прощали им эту власть и богатство»22.
ПЕСНЯ
В недавнем прошлом не появлялось серьезных исследований, посвященных жизни и деятельности М. С. Воронцова. Но в последнее время положение стало меняться. В книге О. Ю. Захаровой «Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов. Рыцарь Российской империи» подробно рассказывается об отдельных этапах жизненного пути Михаила Семеновича. В книге В. В. Дегоева «Большая игра на Кавказе: история и современность» дается самая высокая оценка командования М. С. Воронцовым Отдельным Кавказским корпусом и выполнения им обязанностей наместника на Кавказе. В книге М. А. Давыдова «Оппозиция Его Величества» положительно оцениваются взгляды и действия не только М. С. Воронцова, но и его друзей. В монографии М. И. Микешина «М. С. Воронцов. Метафизический портрет в пейзаже» доказывается, что Алупкинский комплекс есть «отражение», «автопортрет» его хозяина-творца. В книге В. Н. Алексеева «Графы Воронцовы и Воронцовы-Дашковы в истории России» рассказывается о представителях рода Воронцовых от древних времен до наших дней. Статьи о М. С. Воронцове имеются в Трудах Воронцовского общества и в других изданиях.
Можно надеяться, что предлагаемая читателям биография М. С. Воронцова сыграет свою роль как в восстановлении доброго имени этого благороднейшего человека, так и в утверждении достойной оценки его многообразной и самоотверженной деятельности на благо нашего Отечества на военном и гражданском поприщах.
Приложение
КАВКАЗСКИЕ ПИСЬМА М. С. ВОРОНЦОВА К А. П. ЕРМОЛОВУ
Дружеская переписка между М. С. Воронцовым и А. П. Ермоловым продолжалась более сорока лет. Она стала еще более содержательной после назначения Воронцова главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом и наместником на tКавказе. А. П. Ермолов командовал этим корпусом с 1816 по 1827 год и имел большой опыт ведения войны с горцами. Поэтому Михаил Семенович часто обращался к Алексею Петровичу за советами.
С 1827 года А. П. Ермолов находился в отставке. Изнывая от безделья, он с нетерпением ожидал воронцовские письма с Кавказа. Эти письма делали его причастным к кавказским событиям — к военным экспедициям и к умиротворению этого региона.
Кавказские письма М. С. Воронцова к А. П. Ермолову являются ценнейшим историческим документом. В них подробно рассказывается о том, чего нет в приказах и донесениях главнокомандующего.
С.-Петербург, 24 января 1845 г.
Любезный Алексей Петрович. Ты, верно, удивился, когда узнал о назначении моем на Кавказ. Я тоже удивился, когда мне предложено было это поручение, и не без страха оное принял; ибо мне уже 63-й год. Дела там очень много, и край сей, особливо в теперешнем его положении, совершенно мне неизвестен; отказаться было однако невозможно. Не я себя выбрал, не я себя выставил; могу только отвечать за усердие и добрую волю; за прочее же отвечать не могу, ибо думаю и объявляю, что почитаю поручение это превышающим мои силы.
Мне дают полную волю, и это необходимо. Государь ни в каких способах мне не отказывает; дай Бог, чтобы я мог оправдать его доверие. Без его помощи я ни в чем успеть не надеюсь. Я уверен, что ты помолишься за старого товарища, чтобы он поддержал имя Русское в стране, где ты столько лет прославлял оное. Я бы желал нарочно ехать отселя через Москву, чтобы видеться с тобою и с Головиным и получить от вас обоих и сведения, и советы; но боюсь, что это не будет мне возможно, и так как мне надобно еще ехать через Одессу и что время очень коротко, то, кончив здесь, надобно мне будет ехать как можно прямее. Во всяком случае буду просить тебя об одном и сочту твое согласие большим одолжением: у тебя есть много записок и сведений вообще о Кавказе; не можешь ли ты мне сделать из них хотя выписку и прислать мне оную через Закревского, который всегда будет знать, как мне оную доставить, или через Александра Яковлевича Булгакова.
Три предмета более всего меня интересуют: 1, о нашем Правом фланге и о горах прямо Черкесских между Кубанью и Грузиею; 2, о Чечне и Дагестане; 3, о мусульманских и Персидских провинциях. Все, что ты мне пришлешь по этим трем отношениями, все, что ты еще к тому прибавишь, будет принято мною с истинною душевною признательностью. Я думаю отселя выехать дней через 10, и я бы желал ехать в Грузию через Сухум-Кале; ибо пункт сей я считаю, особливо в будущности, лучшим всех других для всех наших сношений с Новороссией и западными губерниями, а иногда с Тифлисом и самим Петербургом; в случае же развития возможной торговли, Сухум не только лучший, но и единственный безопасный порт на восточном берегу Черного моря. Я надеюсь быть в Тифлисе в первой половине Марта, часто буду о тебе там думать. Прошу, любезный Алексей Петрович, еще раз прошу не отказать мне в моей просьбе и пожелать мне нужные силы исполнить долг мой как следует старому и верному слуге Царя и Отечества. Навсегда тебе преданный М. Воронцов.
Ташкичу, 26-го мая 1845 г.
Я должен был и хотел писать к тебе, любезный Алексей Петрович, еще из Тифлиса, но все что-нибудь как нарочно мне в этом мешало, а когда время приближалось к моему оттуда отъезду, то уже предпочел писать по осмотре всех этих мест, где ты несколько лет играл такую роль и где еще полно памятью о тебе, о твоих подвигах, твоих распоряжениях. Из Владикавказа я пошел по Сунже, через Назрань, укрепление Волынское, Казакичу и Закан-Юрт до Грозной. В этом месте, тобою основанном, я нашел землянку, называемую домом Ермолова, и с удовольствием узнал, с каким почтением все здешние начальники берегут этот памятник, окружили оный палисадом и предостерегли от всякой порчи; видел тополи и другие деревья тобою посаженные. Потом, идучи из Грозной в Чах-Гирей по прекрасной Ханкалинской долине, которую ты начал расчищать, мне показали курган Ермолова, на который всякий без изъятия всегда въезжает, помня или слышав о тебе. Чах-Гирей или Воздвиженское есть пункт важный и полезный и должен сильно способствовать к будущему покорению Чечни. На этом марше я узнал подробно о всех действиях ген. Пулло и не понимал, как Граббе мог предписать им позволить оные. Воротясь в Грозную, я пошел через Старый Юрт и Горячеводск в Червленую, потом уже в экипаже поехал левым берегом до Кизляра, осмотрев на пути переправу в Амираджи-Юрт. Кизляр я видел процветающим 40 лет тому назад от своих вин и водок; с тех пор не только Кази-Мулла и набеги, как откупа и откупщики этот несчастный город.