Воронья Кость
Шрифт:
— На этом самом корабле, — произнес Хоскульд задумчиво. — За год до того, как Эрика изгнали из Йорвика, и он погиб в засаде, устроенной Осульфом, который затем стал правителем Нортумбрии.
Когда это было — двадцать пять лет назад, или больше? Воронья Кость смотрел на Хоскульда, мысли кружили в его голове как чайки, они подавали ему какие-то знаки, но лицо оставалось мрачным и непроницаемым как вода в шхерах.
— Свена Колбейнсона взяли в плен и сделали рабом там же, где погиб Эрик, король Йорвика, но спустя некоторое время он сбежал на остров Мэн. Похоже, он повернулся спиной к Асам, так же, как и боги отвернулись от него; Свен стал христианским монахом и поселился в холмах, близ Хольмтуна, на севере острова. Недавно он скончался, но прежде рассказал монаху Дростану секрет, который тот может поведать лишь истинному Инглингу.
Слова лились из Хоскульда, как ручей, бегущий по камням, сказав последнее, он поджал губы, когда понял, что проболтался. Воронья Кость кивнул, в его голову медленно, словно тягучий мёд приходило понимание.
— Но вместо этого ты направился в Дюффлин, — мягко сказал Воронья Кость.
Хоскульд облизал потрескавшиеся губы и кивнул.
— По просьбе Дростана, — неуверенно пробормотал он.
— Ты же не дурак, Хоскульд-торговец, ты вытянул этот секрет из монаха Дростана, и знаешь, что он хотел мне рассказать.
— Только то, что это... — удалось ему прошептать. — Дочь Одина. Но место, где она спрятана, мне неизвестно.
— Топор Эрика, его Дочь Одина, он существует, и монах держит тайну его местонахождения в голове, — сказал Воронья Кость.
Теперь зашевелилось Обетное Братства, перед ними ярко замаячила добыча — Кровавая Секира Эрика, — символ власти истинного Инглинга, знамя, под которым собираются воины. Всё это, а также магия, заключённая в топоре, делала его настолько ценным, как если бы он был сделан из чистого золота.
— Олаф Кваран, или Ирландский Башмак, ярл-король в Дюффлине? — размышлял Воронья Кость, поигрывая топором. — Что ж, Кваран уже немолод, но он северянин и больше всех ненавидел Эрика Кровавую Секиру — разве не они боролись друг с другом за высокий королевский трон Йорвика?
Хоскульд склонил коротко стриженую голову в знак признания, и те, кто знали эту историю, утвердительно закивали, соглашаясь друг с другом; Эрика изгнали из Йорвика единожды, а Олафа Кварана по меньшей мере дважды. Горм что-то ворчал и бросал острые взгляды на своего капитана.
— Значит, — произнес Воронья Кость, — ты принес новости Ирландскому Башмаку, а затем ускользнул на Оркнеи. Голос Олафа звучал убийственно-мрачно. — И конечно же не ярлу Торфинну, полагаю.
— Торфинн умер, — выпалил Горм. — Теперь его сыновья вместе управляют Оркнейскими островами — Арнфинн, Хавард, Льот и Хлодир.
— На Оркнеях только один настоящий правитель, — возразил Воронья Кость. — Значит, она, Ведьма еще жива?
В ответ Хоскульд захрипел, будто задыхался; Гуннхильд, жена Эрика, Ведьма, Матерь Конунгов. Истории о ней внезапно всплыли в памяти Хоскульда, словно кровь, что прилила ему в голову: именно она отправила своих сыновей убить Трюггви — отца Вороньей Кости, а затем повсюду искала Олафа и его мать. А теперь мальчик, которого она искала, стоял перед Хоскульдом с топором в руке, и лишь одним своим видом вгонял в дрожь, уставившись на него холодными, разноцветными глазами. Торговец проклинал себя, что позабыл об этом.
— Арнфинн женился на ее дочери, — пробормотал он.
Воронья Кость занес топор, словно примериваясь, куда нанести удар.
— Итак, — сказал он. — Ты принес эти новости Олафу Ирландскому Башмаку, давнему сопернику Эрика. Интересно, ты получил награду, прежде чем сбежать? Затем ты принес весть Ведьме, Гуннхильд, вдове Эрика. И ты тоже сбежал оттуда, по той же причине. Почему ты так поступил, Хоскульд Торговец? То, что ты узнал, оказалось скорее смертельно опасным, нежели ценным?
Олаф уставился на Хоскульда, и топор в его руке чуть задрожал.
— Ты обречен, — произнес Воронья Кость, суровый, как поросший мхом камень. — Ты обречен, так же, как и Дростан, которого ты, несомненно предал и продал. Олаф Кваран хотел бы, чтобы ты держал язык за зубами, как и оркнейская Ведьма. Где Дростан? Ты его убил?
Брови Хоскульда сошлись вместе, словно двустворчатые ворота.
— Что ты, нет, я не убивал его. Он сам попросил доставить его туда и сюда, а затем в Борг, крепость, что находится на северном побережье Альбы, там мы его и оставили, а потом отправились на поиски ярла Орма, как он и сказал.
Он попытался выдержать взгляд, но странные разноцветные глаза юноши заставили его заморгать. Он взмахнул руками, будто хотел смахнуть с себя наваждение.
— Монах жив, — иначе, зачем мне убивать его, а затем терять время и искать вас обоих — Орма и тебя?
— Предательство, — пробормотал Воронья Кость. Он чуть наклонился к бледному лицу Хоскульда. — Это так? Враг, жаждущий моей смерти, или что ещё похуже? Зачем плыть на остров Мэн, если монах находится в Борге?
— Он оставил кое-что у монахов на острове Мэн. Письмо, — признался Хоскульд.
Воронья Кость спросил и Хоскульд рассказал ему.
— Послание. Я должен был взять его на обратном пути и доставить Орму.
Орму? Воронья Кость задумчиво прикрыл один глаз.
— И ты доставил его?
Хоскульд кивнул.
— Ты знаешь, что было в том послании? — спросил он, внимательно наблюдая за Хоскульдом.
Торговец помотал головой, он уже скорее сердился, чем боялся.
— Я должен был рассказать тебе это, — ответил он с горечью, — если бы ты спросил, зачем мы вообще направляемся на остров Мэн.
Воронья Кость постарался не показать досады. Это была суровая правда, ведь он считал, что Хоскульд всего лишь шёл к острову Мэн со своим странным грузом, а там надо будет либо еще заплатить ему, либо найти собственный корабль — вот о чём размышлял сейчас юный принц Норвегии.
Теперь он понял — то послание составлено Дростаном на латыни, которую Хоскульд не знал, — он мог прочесть лишь руны да зарубки на счетной палочке, так что торговец на самом деле мог передать послание Орму и не знать о его содержимом.