Воровская семейка
Шрифт:
— Мне все равно, — сказала девушка, но мистер Штайн кивнул в сторону ее спутника.
— Боюсь, ваш друг не согласится.
Гейл зевнул, его лицо не выражало ничего. Кэт подумала, что, несмотря на личных водителей и частные самолеты, даже Гейлы не могли купить некоторые вещи — например, здоровый ночной сон.
— Простите за ранний час, мистер Штайн, — сказала Кэт, оставив свой (по-видимому, слегка заржавевший) немецкий. — Дело в том, что мы только что прибыли в Варшаву. Мы могли бы подождать…
— Тогда подождите! — ворчливо перебил ее мужчина, собираясь закрыть дверь.
Гейл хотел спать, но его реакция
— Боюсь, у нас нет времени ждать, сэр, — сказала Кэт.
— Мое время тоже чего-то стоит, fr"aulein. [14] А мой сон — еще дороже.
— Конечно, — проговорила Кэт, опуская глаза. Несмотря на ледяной ветер, она сняла свою черную лыжную шапочку. В стекле дверного окошка она увидела, как ее волосы зашевелились от статического электричества, и почувствовала ток, бегущий по всему телу, — заряд, который назревал в ней уже несколько дней. Она знала, что за этой дверью находились ответы. Не все, но многие. И она боялась, что если сейчас развернется, чтобы уйти, и дотронется рукой до металлических перил, этот заряд остановит ее сердце.
14
Девушка (нем.) — обращение к незамужней девушке по-немецки.
— У нас есть пара вопросов, сэр… Об искусстве. — Кэт замолчала, ожидая ответа, но мужчина молча смотрел на нее, сонно моргая. За его спиной тянулись длинные, закрывающие солнечный свет ряды шкафов с какими-то папками. По всей комнате, словно причудливый лабиринт, были разложены стопки бумаги.
— Хорошеньким американкам вроде вас больше подошел бы музей «Смитсониан», [15] — сказал мужчина с еле заметной улыбкой. — А я просто сумасшедший старик, у которого слишком много времени и слишком мало друзей.
15
Музеи «Смитсониан» (англ. Smithsonian Museums) — комплекс музеев в Вашингтоне, в котором находятся этнографические и исторические экспонаты, охватывающие все без исключения эпохи существования США.
— Сэр, мне сказали, что вы могли бы мне помочь.
— И кто же, интересно? — проворчал мужчина.
Гейл посмотрел на Кэт с таким видом, словно и сам хотел задать ей тот же вопрос. Мистер Штайн сделал шаг вперед. Первые лучи солнца озарили дома на другой стороне улицы. Они осветили черты хрупкой девушки с копной темных волос, и не успела она заговорить, как Гейл уже знал ответ.
— Моя мать.
— Ты очень похожа на нее, — сказал Абирам Штайн, вручая Кэт чашку с кофе. — Подозреваю, что ты уже слышала об этом.
Кэт часто задумывалась, что было бы хуже: до боли напоминать мать, которая ушла из жизни слишком рано и сделала тебя одновременно дочерью и собственным призраком, — или быть вовсе не похожей на нее, словно из твоего рода вычеркнули целое поколение? Но Кэт нравилось, как на нее смотрел мистер Штайн. Не так, как дядя Эдди, который постоянно сравнивал ее профессиональные навыки с мастерством покойной матери. Или ее отец, который порой смотрел на девушку в оцепенении, словно не мог поверить, что перед ним дочь, а не любимая жена, потерянная много лет назад.
Но мистер Штайн пил маленькими глотками горячий кофе, смотрел, как Кэт прихлебывает свой, и улыбался — так, словно увидел в окне магазина копию своей любимой детской игрушки и счастлив, что дорогой его сердцу предмет не исчез бесследно.
— Я ждал, что однажды ты придешь меня навестить, — признался он после долгого молчания.
Гейл потихоньку просыпался, сидя рядом с Кэт. Он с интересом рассматривал загроможденную комнату мистера Штайна.
— У вас что, нет компьютера?
Мистер Штайн усмехнулся. Кэт ответила за него:
— Он сам и есть компьютер.
Мистер Штайн снова посмотрел на нее и одобрительно кивнул.
— Я стараюсь держать свои исследования, — мужчина выразительно постучал себя по голове, — в надежном месте. — Он наклонился над заваленным бумагами столом. — Но что-то подсказывает мне, что вряд ли вы пришли обсудить мои организационные способности.
— Мы путешествовали, и у нас возникло несколько вопросов…
— Об искусстве, — продолжил мистер Штайн и покрутил рукой в воздухе, указывая Кэт, чтобы та переходила к делу.
— А моя мать всегда благосклонно отзывалась о вас.
— Ты помнишь свой первый визит сюда? — спросил мужчина.
Кэт кивнула.
— Мое какао было слишком горячим, а вы открыли окно, выставили чашку наружу и поймали туда несколько снежинок. — Кэт улыбнулась воспоминанию. — Я потом месяцами сводила родителей с ума, отказываясь пить какао без свежего снега.
Мистер Штайн выглядел так, словно хотел было засмеяться, но забыл.
— Ты была совсем крошкой тогда. И так похожа на мать. Ты потеряла ее слишком рано, Катарина, — сказал он. — Мы. Мы все потеряли ее слишком рано.
— Спасибо. Ваша работа была очень важна для нее.
— И ты пришла, потому что сделала открытие, имеющее отношение к нашей работе?
Кэт покачала головой. Гейл пошевелился, и Кэт почувствовала, как в нем нарастает нетерпение.
— К сожалению, я здесь по другому делу.
Мужчина откинулся на спинку старого деревянного стула.
— Понятно. И что же это за дело?
Гейл бросил на Кэт быстрый взгляд, значивший только одно: «Мы можем ему доверять?»
Ее ответ был прост: «У нас нет выбора».
— Это дело из тех, которыми занималась моя мать, когда не помогала вам. С исследованиями.
Кэт провела последние несколько часов, гадая, насколько хорошо мистер Штайн знал ее мать. Но ответ, как оказалось, легко читался в его глазах. Он улыбнулся:
— Понятно.
— Нам нужно узнать… — Кэт продолжила. — Мне нужно узнать, говорит ли вам о чем-то… вот это.
Гейл сунул руку в карман пальто и вытащил оттуда пять листков бумаги. Пять фотографий — зернистых снимков со странными ракурсами, сделанных с видеозаписи. Мистер Штайн разложил их на заваленном бумагами столе и принялся что-то шептать на языке, которого Кэт не понимала. На какое-то мгновение она подумала, что мужчина вовсе забыл об их с Гейлом присутствии. Он внимательно изучал фотографии, словно перед ним была колода карт, а сам он был предсказателем, пытавшимся прочесть по ним собственную судьбу.