Восемь Фаберже
Шрифт:
– Туда еще надо добраться.
– У сеньоры не было больше яиц.
– Эти двое тебе не поверят.
– Ты тоже не веришь?
– Не знаю. Где мой телефон? Мне надо позвонить подруге.
– Ребята забрали его. Сказали, что звонить опасно, – если тебя слушают, могут вычислить, где ты.
– Идиоты, – Молинари раздраженно сморщился. – Даже если телефон выключен, даже если из него вынуть сим – карту, все равно его можно найти. И слушать через его микрофон, что вокруг говорят. ФБР так делает уже много лет. Скажи своим, чтобы отдали мне телефон.
– Хорошо,
– По – моему, ты так и не понял, что эти ребята не будут играть в игрушки. Я могу тебе помочь.
– Чем? Никаких яиц больше нет. А без них твой клиент не станет мне помогать.
Молинари и в самом деле не знал, можно ли рассчитывать на Винника. Но чтобы это выяснить, ему нужен был телефон. А пока необходимо было прийти в себя.
Рейес ушел; после него появлялись только парни в красных футболках. Том предполагал, что Эдуардо отправили-таки в Мексику, где он рассчитывал затеряться.
Телефон не вернули, но покормили и сменили бинты. Сегодня Молинари уже вставал и ходил по комнате: слабость отступила. И вот «доктор», номер четырнадцатый, заговорил о «выписке».
– Где Эдуардо? – спросил «доктора» Молинари.
– В безопасном месте. Куда тебя отвезти?
– В Нью – Йорк.
Мексиканец засмеялся:
– Не ближний свет.
– Тогда до ближайшей конторы, где можно взять машину напрокат.
– Хочешь, я продам тебе машину? Недорого. Поедешь в Нью – Йорк на своей.
Молинари слышал, что Модесто – столица угонщиков всего Западного берега.
– Спасибо. Я предпочитаю «Херц».
– Как знаешь. Сейчас принесу тебе одежду.
– Если можно, без номера на спине, – попросил Молинари.
– Тебе и нельзя его носить, – пожал плечами мексиканец.
– Вот и отлично.
«Доктор» вернулся с парой ношеных джинсов, белой футболкой и просторной флисовой толстовкой неопределенного коричневатого цвета. На груди крупными белыми буквами было написано «B. U. M.»
– «Бомж». Смешная шутка, – сказал Молинари без улыбки.
– Извини, что не «Гуччи», – в тон ему ответил мексиканец. – Твои ботинки под кроватью. От крови их отмыли.
– Спасибо, доктор, – сказал Молинари. – Как хоть тебя зовут?
– Неважно. Одевайся, нам надо ехать.
Молинари, морщась, натянул принесенную одежду. Она пришлась ему впору. На самом деле, жаловаться было не на что: мексиканцы пошли на серьезный риск, приютив его после давешнего побоища в Терлоке. А ведь он не сделал для них ничего хорошего. Спас Эдуардо? Молинари так и не понял, в каких отношениях с этими четырнадцатыми номерами уже бывший, по-видимому, менеджер магазина на бульваре Голден Стейт. Вряд ли им была от него какая-то польза – просто пожилой дядюшка не самого важного члена банды, то есть один из тех, кого полагается защищать, не более того.
– А где, кстати, моя «Тойота»? – спросил Молинари «доктора».
– Ее вернули в прокат. Твою сумку не забыли, она уже в багажнике. Пошли.
Сервис, подумал Молинари. Надо же, вернули в прокат! Усмехаясь, он шагнул за порог – и увидел у двери серый «Форд Скайлайн». Другой, конечно, чем тогда в Терлоке, – но совершенно такой же.
Он
Очнулся он от холода, в одних трусах, под выключенной бестеневой лампой, какими пользуются хирурги. Попытавшись пошевелить руками и ногами, Том понял, что его привязали к койке – или, учитывая лампу, скорее к операционному столу. Было тихо, и, повертев головой, Молинари никого в комнате не обнаружил. «Пугают, – подумал он. – Сейчас, мол, сделаем тебе операцию без наркоза. Цирк какой-то».
Туго притянутые ремнями ноги и руки затекли. Рана в боку саднила. Но надо было двигаться, чтобы перестать мерзнуть, и сыщик заворочался, натягивая свои путы. Через пару минут на лбу у него выступил пот. Теперь можно было на какое-то время расслабиться и попытаться думать о приятном, чтобы отступила боль. Молинари не умел медитировать; вместо этого он представлял себе Анечку Ли в разных соблазнительных позах. Шкафоподобный парень в спортивном костюме, вошедший в операционную через каких-нибудь десять минут, воззрился, пораженный, на нешуточную эрекцию, оттопырившую трусы пленного сыщика.
– Ты что это, дрочишь без рук? – спросил он по-английски, но с по-голливудски преувеличенным русским акцентом. Или, может, не преувеличенным, а просто в голливудских фильмах русские – как раз такие, как этот.
– Нет, тебя поджидаю, – отвечал Молинари, пытаясь подражать выговору своего тюремщика.
– Тогда лучше перевернись, – посоветовал вошедший. Он, видимо, тоже провел часть жизни в казарме.
– Чего вы хотите от меня? Если яиц Фаберже, у меня их нет.
– Ты сейчас не в том положении, чтобы задавать вопросы, – почти сочувственно сказал русский.
– Ну, тогда ты начинай спрашивать. Я не могу тут лежать весь день.
– У меня нет вопросов. Я просто зашел посмотреть, как ты тут.
– Тогда дай мне одеяло и ослабь ремни на одну дырку. И проваливай.
– Какой-то ты невежливый. А трахаться тебе, смотрю, расхотелось…
Разговор действительно не вызывал у Молинари положительных эмоций, а образ Анечки выветрился у него из головы.
– Будь другом, дай одеяло, я мерзну, – сказал сыщик примирительно.
– Сейчас принесу. Мы же не звери.
Скоро тюремщик действительно вернулся с одеялом армейского образца.
– Подоткнуть? – заботливо осведомился он.
– Просто накинь. Спасибо, друг.
– Друзей у тебя, мужик, здесь нет. Но на здоровье.
Молинари снова остался один. Оставалось только ждать – или морских пехотинцев, которые своих, как известно, не бросают, или хирурга.
Голос за спиной не удивил Штарка – он понимал, что на этот раз связался с особенно неприятными людьми. Но страх пробрал его до костей. Аля!