Восемь мечей

Карр Джон Диксон

— Я совершенно ничего не понимаю. Не понимаю, что именно вы имеете в виду.

— Что именно я имею в виду? Хм… Ну что ж, в таком случае, полагаю, мне лучше начать с самого начала. Кстати, надеюсь, вы не возражаете, если я буду курить?

Она демонстративно понюхала воздух, бросила многозначительный взгляд на доктора Фелла:

— Полагаете, для этого может потребоваться особое разрешение? Сильно в этом сомневаюсь. И прошу вас, пусть мое присутствие здесь не отвлекает вас от главного дела, для которого мы все собрались… Так что вы хотели сказать, доктор?

Доктор Фелл с довольным ворчанием откинулся на спинку стула и неторопливо обрезал острый кончик своей длинной сигары.

— Благодарю вас. Пиво и табак, мэм, — это близнецы-братья, призванные хоть как-то скрасить мои, увы, безвозвратно уходящие годы. И у того и у другого довольно забавные истории. Должен заметить, первому из них я практически целиком и полностью посвятил целую главу своей работы под названием «Питейные нравы и обычаи Англии с ранних дней ее становления как страны». Кстати, знаете ли вы, например, когда впервые в истории человечества был введен так называемый «сухой закон»? Что, согласитесь, не лишено совсем неплохого чувства юмора. У меня, признаться, всегда вызывает снисходительную усмешку, когда наши друзья американцы искренне считают, что своим запретом на алкоголь в двадцатых годах нашего столетия они придумали что-то действительно новое. Хотя на самом-то деле самым первым «сухой закон» ввел египетский фараон Рамзес Великий. Приблизительно в 4000 году до нашей эры. В виде специального эдикта, которым его подданным под страхом смертной казни запрещалось напиваться хмельными напитками, изготовленными из различных видов ячменя, и устраивать пьяные гулянки как на улицах, так и в любых иных общественных местах. По расчетам инициаторов данного эдикта, уже следующее поколение Египта полностью забудет вкус этого омерзительного, богопротивного зелья. Увы, увы… Закон оказался совершенно бездейственным и в скором времени был отменен. Теперь несколько слов о табаке… — Он зажег спичку, неторопливо раскурил сигару, выпустил несколько густых клубов сизого дыма, внимательно понаблюдал за тем, как они величаво плывут по комнате, и только потом продолжил: — Так вот, историю табака, как я и намеревался вам поведать, сильно исказили. Христофор Колумб впервые увидел, как американские аборигены с явным удовольствием курят сигары, еще в 1492 году. Картина была поистине любопытная и почти невероятная. Рассказывать о ней — все равно, что говорить лондонцам о том, что ты видел индейцев в цилиндрах и с золотой цепочкой от часов. Жан Нико…

— Может быть, все-таки вернемся к главной теме нашего разговора? — еле сдерживаясь, перебила его миссис Стэндиш. — К тому, для чего мы все здесь собрались?

— К теме? Главной теме? Что ж, если вам так уж не терпится, то давайте перейдем. — Доктор с видимым удовольствием сделал еще одну глубокую затяжку, выпустил в воздух густую сизую струйку дыма. — Насколько мне удалось понять, миссис Стэндиш, покойный Деппинг был весьма склонен к различного рода галантностям, это так?

— «Галантности» — это, боюсь, не совсем точное определение, доктор. Нет, нет, скорее он предпочитал быть предельно любезным, ведь в наше время большинство мужчин почему-то совсем не считают это таким уж необходимым.

— Понятно. И дамам это, конечно, очень нравилось?

— Не знаю, как всем, а вот лично мне он всегда казался весьма обаятельным… Старый лицемер!

— Да, этот человек, безусловно, обладал незаурядными талантами, уж что-что, а это не вызывает ни малейших сомнений. Хотя, как кажется лично мне, он испытывал что-то вроде большой симпатии ко всем вообще, но ни к кому в частности. Как вы считаете, миссис Стэндиш, это действительно так? Или я все-таки ошибаюсь?

— Нет, нет, доктор, нисколько не ошибаетесь, — решительно ответила она. Причем уголки ее красивого ротика как бы поджались, и вокруг них снова стали заметны крохотные морщинки. — Ему, например, всегда очень нравилось читать отрывки из стихов великих поэтов, которые он находил в книжках моей дочери Патриции, и я полностью одобряла их совместное увлечение. Молодые люди нашего, простите за вульгарное выражение, разболтанного поколения нередко предпочитают игнорировать ценности культурного наследия человечества. Именно так сказал о них каноник Дибсон по радио не далее как на прошлой неделе, и я, должна заметить, целиком и полностью с ним согласна… Но Патриции, тем не менее, мистер Деппинг был не очень-то симпатичен, а уж Маделайн Морган — та вообще его на дух не переносила. — Она немного помолчала, как бы обдумывая что-то важное. Даже невольно прищурила один глаз. — А знаете, мне вдруг пришло в голову, не могла бы… хотя нет, конечно же, не могла… так вот, не могла бы той самой быть… дорогуша Люси Мелсворт из Бата? Одна из моих самых близких подруг, доктор Фелл, но только… только, само собой разумеется, намного, поверьте, намного старше меня. Но при этом я всегда говорила, что во всей их семье есть нечто весьма подозрительное. Ведь не зря же их кузина сбежала отсюда с этим ужасным человеком, который отлавливал сов для городского зоопарка. Наследственность есть наследственность, тут уж ничего не поделаешь. Рано или поздно она все равно скажется. Именно так я всегда говорю моему мужу. Вы согласны?

— С теорией вопроса, мэм, вполне возможно, и согласен, но только не думаю, что ваша мисс Люси Мелсворт из Бата имеет к нашему делу хоть какое-либо отношение…

— Миссис Люси Мелсворт, — жестко поправила она доктора Фелла. — Конечно же, не имеет. Кроме того, насколько мне известно, они даже не знакомы. Все, что я сказала, — это то, что наследственность все равно скажется. Рано или поздно, но обязательно скажется. И, честно говоря, доктор, сплетни мне всегда отвратительны. Любые сплетни! Эти абсурдные слухи о том, что мистер Деппинг якобы с кем-то собирался бежать… Учтите, такого я в своем доме никогда не допускала и допускать не собираюсь! Прошу вас принять это к сведению, доктор. Интересно, интересно, откуда у вас могут быть такие сведения? Кто вам их напел?

Доктор Фелл весело захихикал:

— Значит, вы им совершенно не верите, так ведь?

— Что касается меня, то вынуждена признать: лично я никогда ничего подобного не наблюдала. Более того, и не собираюсь наблюдать! — Она обиженно поджала губы и, бросив взгляд через плечо за спину, как бы всем телом подалась вперед. — Хотя знаете, если он был настоящим преступником, то от него можно ожидать всего, чего угодно. Стоит мне только подумать, что мой собственный сын чуть не женился на дочери человека, который вполне мог темной ночью перерезать глотку любому из нас, у меня даже руки трясутся… — Она вздрогнула. Вот только не совсем понятно, вольно или невольно. — Думаю, вам не нужно говорить, что я намерена незамедлительно потребовать от мужа, чтобы он принял срочные и самые жесткие меры в этом отношении. Так или иначе, но от подобных глупостей молодых людей надо избавлять любыми доступными способами. Кроме того…

Стараясь производить как можно меньше шума, Хью Донован предельно осторожно отодвинул свой стул назад на место, поскольку дверь библиотеки, ведущая в коридор, вдруг открылась и в комнату друг за другом вошли Лангдон и Спинелли. Последний, как удалось заметить Хью, довольно ухмылялся, хотя первый выглядел куда менее счастливым. Спинелли, бегло оглядев всех присутствующих, остановил свой ставший вдруг внимательным взгляд на докторе Фелле.

— Благодарю вас, сэр, от всей души благодарю, — чуть ли не торжественно произнес он. — Вот теперь я почти полностью готов и скоро, поверьте, очень скоро покину вас. Кстати, у гостиницы меня уже ждет заранее заказанная машина. Я быстренько выпишусь оттуда, думаю, вполне успею на последний ночной поезд до Лондона и уже завтра поплыву на пароходе, если, конечно, завтра будет морской рейс. Если нет, то попробую добраться до Штатов через Францию. Остается надеяться, они не откажутся принять меня на неделю-другую. Итак… — Однако договорить ему не удалось.

— Доктор Фелл, — с явно возрастающим гневом обратилась к нему супруга полковника Стэндиша. — Не будете ли вы столь любезны наконец-то объяснить мне, что, собственно, этот, мягко говоря, беспардонный человек делает в моем доме?

Спинелли, обернувшись, через плечо вопросительно посмотрел на нее.

— Похоже, вы чувствуете себя прямо-таки самой настоящей хозяйкой, мамаша, так, что ли? — насмешливо поинтересовался он. И тут же снова повернулся к доктору Феллу: — Ну надо же, ей бы уже давно пора о внуках думать, а она все еще, гляди-ка, трепыхается… Что, кстати, напоминает мне, док: будьте человеком и, образно говоря, постарайтесь не закрывать мне дверь в мою любимую Францию, ладно? Ко всему прочему мне, поверьте, очень хотелось бы слегка почистить мой французский… Да, как я заметил, вы уже отослали этого надоедливого инспектора и его прислужника в полицейской форме? Спасибо, от всего сердца спасибо. Это по-нашему, по-честному. Да, похоже, вам действительно можно верить. Что ж, тогда все. Как говорят, до новых встреч. Надеюсь, мне покажут, где здесь парадный выход?

— Вот даже как? — Миссис Стэндиш снова недовольно нахмурилась. — Не много ли вы себе позволяете, господин Невесть Кто? А знаете, доктор, по-моему, вам следует немедленно пригласить сюда дворецкого или кого-нибудь еще, чтобы этого грубияна вывели через полуподвальный этаж. Или, в крайнем случае, через черный ход…

Спинелли на секунду-другую демонстративно прикрыл лицо рукой, потом, слегка вывернув кисть, приоткрыл его. На лице красовалась настолько наглая и бесстыжая ухмылка, что у Хью Донована тут же возникло сильнейшее желание помочь ему выйти отсюда энергичным пинком под заднее место.

— Ладно, ладно, мамаша, чего зря кипятиться? Не хотите через парадную дверь, тогда я выйду через окно на террасу. Мне ваши сельские дома и их обитатели никогда особенно и не нравились. Дешевые картины, дешевая имитация под старину, дешевые деревенские манеры с претензией на столичную светскость…

— Ладно, хватит! Убирайтесь отсюда! — резко приказал доктор Фелл, вскакивая со стула. — Причем как можно скорее! Иначе…

Это было последнее, что Хью Доновану удалось увидеть, поскольку он торопливо отошел от портьеры, пробежал через бильярдную залу к стеклянной двери на террасу, выскочил наружу и осторожно осмотрелся вокруг. К счастью, он был одет в темный костюм. Люминесцентные стрелки его наручных часов показывали половину десятого вечера. Он также не без некоторого удивления отметил, что его сердце почему-то колотится намного сильнее, чем того можно было ожидать.