Восемь мечей
Шрифт:
— Надеюсь, вы здесь еще какое-то время побудете, мистер Траверс? — спросил он.
— Нет-нет, сегодня вечером я уезжаю, — ответил Спинелли.
— Когда-когда?… Сегодня вечером?
— Да, именно сегодня вечером. Чему, признаться, чертовски рад. Послушайте…
Он залпом выпил свой уже третий по счету бокальчик бренди и лениво облокотился о стойку бара. Было ли это вызвано чрезмерной дозой алкоголя или патологическим стремлением находиться в центре внимания, или сознательно сделано для какой-то определенной цели — ибо, как только он начал говорить, шум в зале тут же утих, и его голос зазвучал будто со сцены, — Хью Донован никогда так и не узнал. Зато сам Спинелли отчетливо чувствовал, что благодарная аудитория готова слушать его, буквально затаив дыхание! Осознание этого, а также три двойных бренди на фоне совсем недавно пережитого нервного напряжения сотворили чудо с его языком. Он многозначительно прочистил горло, с довольным видом осмотрелся вокруг и снова повернулся к бармену.
— Послушайте, ну почему вы не хотите открыто и честно признать это? Почему просто стоите, любовно поглаживая свою кружку с пивом, и изо всех сил стараетесь быть со мной предельно вежливым?… Ведь я знаю, вы все здесь, включая также и лично вас, думаете только об одном — о том убийстве! О нем, и только о нем одном. И при этом не перестаете искренне удивляться, почему это я здесь, а не в местной тюряге, так ведь?
Бармен тоже попытался сыграть отведенную ему роль, сделав вид, будто совершенно не замечает ставшего явным внимания окружающих. То есть посетителей. И даже довольно неумело изобразил некое подобие «искреннего» недоумения.
— Видите ли, сэр, вообще-то теперь, когда вы вроде бы сами заговорили об этом… Да, да, конечно же, мы слышали об этом… Ужасно, все это просто ужасно… — Он, явно стараясь скрыть смущение, лихорадочно протер грязной тряпкой стойку бара. — Нам всем, знаете, всем искренне жаль того бедного джентльмена… Если бы не…
— Да будет вам! Лучше подвиньте вон ту бутылку ко мне поближе. «…Это ужасно, все это просто ужасно» Чушь все это! Полная хренотень! Просто эти столичные гаденыши в смокингах хотели повесить все это на меня, только и всего! Но не смогли! Кишка оказалась тонка. Так и передайте своим дружкам. Я с самого начала не имел к этому ни малейшего отношения и без особого труда сумел это доказать…
Бармен расцвел, будто ему вдруг подарили целых сто фунтов стерлингов.
— Ну конечно же, конечно!… Э-э-э… поздравляю, от всей души поздравляю вас, мистер Траверс. Мы даже и не думали, сэр… В общем, какие-то слухи, конечно, здесь ходили. Как же без них? Слухи есть слухи, без них никак не обойдешься. Особенно у нас в деревне. — Он вдруг понизил голос: — Тут, кстати, много говорили, что вы в тот самый вечер нанесли бедняге мистеру Деппингу визит, ну и множество…
— Вы говорите это мне? Ладно, тогда послушайте! — Он быстро допил свой бокал с пивом, с громким стуком поставил его на стойку и ткнул бармена указательным пальцем в грудь. — Я никогда, слышите, никогда не был в его доме! Человеком, за которого принимали меня, был сам старина Ник Деппинг. Просто он специально оделся в шутовскую одежду, чтобы его никто не мог узнать. Именно это и скажите всем своим друзьям. И не только им, но и вашим деревенским увальням полицейским тоже.
— Простите, сэр, не понял?
— Это был старина Деппинг. Собственной персоной! Говорю же вам, это был он! Вы что, не верите? Хотите сказать, я вам вру?
Бармен был настолько озадачен, что даже Спинелли не стал на него давить. Наоборот, тон его голоса понизился, стал мягким, доверительным, чуть ли не отеческим.
— Послушайте. Только очень внимательно. Я вам расскажу, как все это было на самом деле… Старый Ник Деппинг очень хотел выйти из своего дома… Пусть вас не волнует, почему я вам все это рассказываю! Просто слушайте, и больше ничего… Значит, так. Деппингу нужно было незаметно уехать отсюда. Для этого он сначала отправляется в Лондон, заходит в артистический магазинчик и покупает там актерский грим, затем идет в магазин готовой одежды и покупает там костюм. Конечно, все это можно сделать по-тихому, не вызывая ни у кого никаких подозрений, но, видите ли, наш старина Ник в душе был артистом… Более того, настоящим артистом! Что было, то было, следует отдать ему должное. И если он где-то оставил следы своей обуви, то не хотел, чтобы они вели именно к нему. Для этого ему были нужны туфли иного, чем у него, размера. Так-то оно так, но ведь нельзя же вот так войти в обувной магазин и, не привлекая к себе совершенно ненужного внимания, попросить показать тебе туфли на два-три размера больше. Это более чем странно, поэтому в магазине тебя все запомнят, и, если вскоре после этого где-то возникнет серьезная проблема, копы враз на тебя выйдут, это уж как пить дать. — Наклонившись через стойку бара почти вплотную к лицу бармена, Спинелли вдруг слегка охрипшим голосом продолжил: — Ну и что, как вы думаете, в этом случае делает Ник? Не знаете?… Тогда слушайте. Слушайте очень внимательно. Потому что это достойно описания в самых лучших книгах! Так вот, он отправляется в большое поместье, которое, не знаю почему, называется «Гранже». Ну, то самое место с дурацкой мебелью и развешанными по всем стенам дешевками, которые почему-то называются картинами и которые лично я бы постеснялся повесить даже в своей кладовке для угля. Затем однажды днем, прихватив с собой сумку, в которой обычно носят книги, старина Ник отправляется в комнату, где в таких местах обычно хранят ставший ненужным хлам, и, так сказать, «крадет» оттуда старую пару чьих-то туфель здоровенного размера. Спросите зачем? А затем, уважаемый, что теперь, если ему вдруг все-таки придется оставить где-нибудь свои следы, то голова пусть будет болеть у того, кто является владельцем этих самых туфель, вот так. Понимаете? И все это Ник делает только потому, что ему надо скрыться из дома. Но не просто скрыться, а скрыться по-настоящему незаметно, ну и…
Последнюю часть предложения Хью Донован уже практически не слышал. Он был настолько поражен, что чуть было не повернулся к Спинелли лицом и не заговорил с ним. Но, слава богу, сдержался и даже не пошевелился, продолжая молча, с пустым бокалом у рта тупо смотреть на висящий за стойкой крупный плакат с изображением бодро шагающего и несколько сардонически ухмыляющегося Джонни Уокера. Буквально в одно мгновение рухнули основы дела, в пух и прах разбивая все и каждую из строившихся на них гипотез! Которые еще совсем недавно, благодаря таинственным туфлям, в свое время принадлежавшим Морли Стэндишу, казались такими стройными, такими логичными, почти незыблемыми… А ведь сколько было споров, сколько аргументов за и против, сколько было сломано копий и… язвительных шпилек! Но при всем огромнейшем внимании к этому трагическому событию, на довольно длительный период ставшему главной темой для всей округи, самое простое, а может быть, и самое верное объяснение случившегося — а именно, что Ник Деппинг сам украл эти туфли для столь нужного ему маскарада, — осталось, как теперь модно говорить, за кадром или, по крайней мере, почему-то просто не принималось во внимание… И что теперь прикажете делать с фантастической версией его отца-епископа, в соответствии с которой Генри Морган устроил полтергейст прежде всего и только для того, чтобы тайком, с позволения сказать, «позаимствовать» чьи-то старые туфли?
Максимум, на что Хью Донован тогда отважился, — это бросить на Спинелли беглый взгляд искоса. Впрочем, сразу же понял, что бояться, собственно, нечего: Спинелли был слишком увлечен, слишком полон неудержимым желанием отыграться за все перенесенные унижения, слишком переполнен алкогольной храбрости и слишком жаждал быть в центре внимания, чтобы смотреть по сторонам или хотя бы слегка понизить свой чересчур громкий голос… Вот он язвительно засмеялся, при этом пытаясь незаметно нащупать свободно болтающейся ногой, видимо, уже понадобившуюся ему металлическую опору под баром.
— Вот почему его приняли за меня, а меня за него, теперь понятно? — Спинелли многозначительно постучал пальцем по стойке. — Потому что ему надо было незаметно уйти из дома. Чтобы никто, ни одна живая душа не знала об этом. И даже не догадывалась. В этом-то и весь старина Ник Деппинг. Увы, теперь уже покойный старина Деппинг. Так вот, он все сделал как надо, но когда вернулся домой, то обнаружил, что не может войти внутрь. Почему? Да потому что во время своего маленького приключения умудрился потерять ключ, вот почему! Ха-ха-ха! Уж кому-кому, а мне байки рассказывать не надо. Я сам все знаю…
Но для бармена все это было какой-то абсолютной абракадаброй. Он украдкой бросил задумчивый взгляд в сторону бутылки бренди и осторожно кашлянул.
— Да, да, конечно же, сэр, — кивая, поспешил согласиться бармен. — Вообще-то, признаться, мистер Деппинг действительно был несколько странноватым джентльменом. И если ему пришло в голову одеваться так необычно, то что ж, это его дело, и никого оно больше не касается, уж точно… Может, еще бокальчик домашнего пива, сэр?
Спинелли чуть не подпрыгнул в воздух.
— Значит, вы мне не верите? Не верите мне?! Хорошо, тогда слушайте, слушайте все! Я вам расскажу, я расскажу всему миру, каким отпетым мерзавцем и негодяем был наш старина Ник Деппинг, как мы его все ненавидели. Клянусь Господом Богом! Потому что мне до смерти хочется, чтобы об этом узнали все, потому что…
— Но мистер Траверс, сэр! Здесь же присутствуют дамы!
— Так вот, нашелся кто-то, кто оказался умнее его. Кто-то, кому удалось в его отсутствие проникнуть туда при помощи дубликата того самого ключа, а потом сделать вид, будто ключа нет и в помине. Но не это, нет, совсем не это я хочу поведать всему миру. Миру, то есть всем тем, кто считал Ника Деппинга эдаким славным, прекрасно образованным и даже аристократичным парнем с манерами урожденного британского джентльмена, следовало бы знать, кем наш покойник был на самом деле. И они узнают, будьте уверены. Я расскажу им и всем вам…