Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

Протеро Стивен

Составление Упанишад, продукта Осевого времени, началось в VI веке до н. э., в период поразительно активного религиозного творчества, подаривший миру не только индуизм, но и буддизм, джайнизм, греческую философию и иудейских пророков, Конфуция и Лао-цзы. В Упанишадах были введены такие концепции, как карма и реинкарнация, которые теперь имеют хождение не только в индуистской традиции, но и повсюду на территории распространения человеческой цивилизации. Философский индуизм также ввел в обиход различные медитации и практики йоги, предназначенные для пробуждения интуиции у практикующих, готовых удалиться от мира и вести аскетический образ жизни. Такие мистики, известные как «сторонники отречения» или «отрекшиеся» (санньясины), стали первыми примерами для подражания в индуизме. Хотя в настоящее время индуизм признает дхарму (долг), артху (власть) и каму (чувственное удовольствие) законными жизненными целями, санньясины считают мокшу summum bonum –

высшим благом, отворачиваются от богатства, власти, секса, от всего, чем живут современные демократические государства Запада. Убежденные в том, что путь к освобождающей мудрости – исключительный путь, требующий исключительных средств, санньясины шли по нему, как люди, имевшие дом ранее, но оставившие позади супругов, детей и работу, чтобы целиком посвящать себя стремлению к мокше.

Существует еврейская традиция траура по отступникам: по ним в течение семи дней сидят шиву так, словно эти люди действительно умерли. В традициях индуизма санньясины тоже считаются умершими для общества. Их браки расторгаются на законных основаниях, они уже не откликаются на имена, полученные при рождении, свое имущество они распределяют между наследниками, отправляясь на поиски духовности. Однако от жрецов ведизма санньясинов отличает не только уход из мира дхармы, мира работы и семьи, но и отстраненность от мира кармы, мира огня и жертвоприношений. Если ведические жрецы ограничены кармой, или действием, то эти новые примеры для подражания всецело сосредоточены на джняне, или мудрости. Если ведизм представлял собой традиции жрецов, приносящих жертвы на огне, чтобы усмирить хаос, ранний индуизм был традицией санньяси-нов, культивирующих знание, чтобы вырваться из колеса сансары.

Однако далеко не все санньясины раз и навсегда отвергали Веды. В соответствии со свойственной индуизму восприимчивостью и способностью к поглощению, они вместо этого переосмысляли ведические жертвоприношения. Сосредоточив внимание на внутреннем смысле ритуала, а не на его внешних атрибутах, они утверждали, что жертвоприношение в огне происходит не только на жертвеннике, но и внутри нас. Аскетическую строгость своего образа жизни они называли «тапас», то есть «жар», и верили, что способны нести этот священный огонь в себе повсюду, куда ни пойдут. А они много где бывали, нигде не обзаводились домом и странствовали в одиночку, задерживались в одной и той же деревне разве что на четыре месяца сезона дождей, влачили существование (с трудом) на периферии общества, спали в горных пещерах и на берегах рек, добивались лишь собственного аскетизма и стремились только к духовному освобождению.

Такие аскеты-санньясины называли себя по-разному: садху («святые люди»), шрамана («стремящиеся»), муни («безмолвные»), паривраджака («странники»), бхикшу («нищие»). Как правило, они были бездомными, практиковали целибат и питались тем, что подавали им как милостыню. Некоторые давали обет молчания. Сегодня наиболее скандальной славой пользуются нага («обнаженные»), единственным одеянием которых служит пепел с мест кремации. А самыми дерзкими считаются агхори или агхора – почитатели Шивы, про которых известно, что они едят кал, пьют мочу и собирают подаяния в чаши из человеческих черепов. Все это действовало как приманка для миссионеров и морских капитанов XIX века, которые видели в подобных практиках лишнее доказательство превосходства христианской веры над бессмысленностью индуизма. Но санньясины знали, что делали: они крушили социальные запреты, чтобы испытать мистическую реальность однозначного осознания. Если все едино, то есть ли разница между соблюдением и нарушением социальных условностей?

Все вместе эти «отрекшиеся» дали миру новое представление о человеке и новую диагностику человеческих проблем. Будучи философами, они во всем усматривали глупость и мудрость. Проблема становилась не хаосом, а сансарой. Причиной, по которой мы навлекали на себя неприятности, была авидья (невежество), значит, выпутаться из них нам должна помочь джняна (мудрость).

Мудрость начинается с того факта, что мы, люди, по сути своей духовны. В каждом из нас, как утверждают индуисты-философы, есть неизменная и вечная душа. Мы и есть эта душа. Но наши души томятся в темницах наших тел и в плену иллюзий (майя), которые непрестанно создают эти тела. Пока мы населяем обиталища из плоти и костей, мы обречены страдать. Но и смерть не приносит нам избавления, потому что после смерти мы вновь возрождаемся в других телах, и все повторяется вновь и вновь – таков скорбный цикл жизни, смерти и перерождения.

Если ведические жертвоприношения питает огонь, то цикл сансары питает карма (дословно – «действие»), слово, применяемое в целом к ритуальным действиям, а в данном случае относящееся к нравственным поступкам и последствиям этих поступков. Согласно этическим учениям монотеистических религий – иудаизма, христианства и ислама, – за

хорошие и плохие поступки люди получают награду или несут наказание, которыми ведает благой и справедливый Бог. Но в индуизме последствия возникают за действиями без какого бы то ни было сверхъестественного вмешательства. Согласно закону земного притяжения то, что свалилось с дерева, упадет на землю, – так и согласно закону кармы злодеяния влекут за собой кару, а добрые поступки вознаграждаются. Закон кармы объясняет, почему люди переходят от смерти к жизни и обратно. Мы умираем с определенным сочетанием хорошей и плохой кармы – пунья (заслуги) и папа (провинности). Но если бы этим все и заканчивалось, это было бы несправедливо, потому что за хорошими поступками должна следовать награда, а за плохими – наказание. Поэтому нам приходится заново рождаться в другом теле, и так продолжается цикл сансары. Следовательно, условия и обстоятельства, достающиеся нам при рождении, никак не связаны с удачей. Это результат хороших и плохих поступков, совершенных нами в прошлой жизни. Или, как сказано в Шветашватара-упанишаде, мы «блуждаем согласно своим действиям» (5:7).

Если углубиться в суть, перейти от недостоверного к подлинному, невзирая на касту, пол, расу, этическую и национальную принадлежность, языковую группу, рост, вес, имя, дату рождения и номер, мы поймем, что и мы божественны

Конец этим блужданиям кладет мокша – освобождение от невежества, кармы и перерождения. Но как достичь этой цели? Согласно философскому индуизму, мокша приходит не извне, из ведических откровений, а изнутри, не из вторых рук и служения жрецов, а благодаря нашим собственным усилиям и опыту. Однако «отрекшиеся» вовсе не брошены на произвол судьбы. Они принимают наставления от гуру. В сущности, без этих наставлений никак не обойтись. В раннем индуизме учения передавались главным образом от гуру к ученику. Но гуру передавали не столько сами знания, сколько методы, позволяющие самостоятельно приблизиться к этим знаниям.

В настоящее время йога – популярное времяпрепровождение на Западе, миллионы занимаются ею с такими приземленными целями, как снятие стресса или избавление от лишнего веса. Но йога в ее изначальном виде, как учение, означала «сочетание», возможность «впрячь» вместе что-либо, и философы-индуисты практиковали йогу, чтобы «сочетать» с ее помощью «я» и реальность, «я» и божественное, «я» и бессмертие. Тайное знание, которое гуру шепотом передавали ученикам, сидящим возле их ног, относилось к тому, как пользоваться своим телом и дыханием, чтобы переместиться от невежества к мудрости, от иллюзий к действительности, от человеческого к божественному, из сансары в мокшу.

Примерно в то же время, когда Упанишады начали обретать форму, Сократ дал миру знаменитую аллегорию пещеры: люди, находящиеся в этой пещере, видят только тени, отбрасываемые на стену перед ними, поэтому неизменно ошибаются, принимая видимость за действительность. «Отрекшиеся» в раннем индуизме сделали похожее наблюдение: мир не такой, каким мы его видим, мы не те, кем себя считаем. Изо дня в день мы смотрим на себя и на мир сквозь завесу иллюзии, называемой майей. Быть мудрым – значит, поднять эту завесу, увидеть себя и мир не такими, какими они кажутся, а какие они на самом деле. И понять, что на самом деле они едины. Да, люди не боги, но внешность бывает обманчивой, что особенно справедливо в данном случае, потому что если углубиться в суть, перейти от недостоверного к подлинному, невзирая на касту, пол, расу, этическую и национальную принадлежность, языковую группу, рост, вес, имя, дату рождения и номер, мы поймем, что и мы божественны. Наше ощущение отделенности от Бога – не что иное, как тень, отбрасываемая на стену пещеры. Сакральное содержится в нас. Сущность человека не отличается от божественной сущности.

Индуисты называют эту сущность человека Атман – обычно это слово переводят как «я» или «душа». Божественную сущность они называют Брахман. А освобождающая мудрость индуиста, идущего по пути джняны, проста и вместе с тем сложна: отдельно взятая душа божественна. Сущность каждого из нас несотворима, бессмертна и вечна. Атман и Брахман – одно и то же.

Понять это – значит достичь мокши. Но одной веры в эквивалентность Атмана и Брахмана недостаточно. Эту эквивалентность надо прочувствовать. Тут не помогут никакие учения, вычитанные из книг, или знания, переданные устно. Шанкара (788–820), которого многие считают величайшим индуистским философом, подчеркивал этот момент. Ритуал не поможет перенестись в мокшу, утверждал он, и эта задача не под силу ни йоге, ни философии, ни добросовестному труду или изучению писаний. «Если человек ужален змеей невежества, исцелить его может лишь осознание Брахмана, – писал он. – Болезнь не лечат произнесением слова «лекарство». Это лекарство следует принять. Освобождение не наступает при простом произнесении слова «Брахман». Брахман надо прочувствовать»¹².