Восемнадцатый скорый
Шрифт:
Вдруг рядом, из-за угла автостанции глухо ударил барабан, и тут же разноголосо зарыдали трубы. С этими траурными звуками внутри у Сергея словно что-то оборвалось. Он всегда боялся похорон, покойников. Хотя бабушка не раз говорила: «Чего их, мертвецов, бояться? Они, мертвецы, безвредные, безобидные. Живых бойся». Но все же, когда бабушка лежала в гробу, Сергей, хотя его и подталкивали попрощаться с нею, боялся взглянуть на нее, подойти к гробу. Он боялся взглянуть на бабушку, словно бы та могла позвать к себе, поманить в ту далекую, неведомую, страшную дорогу, по которой отправилась сама.
А трубы, как
— Нового покойничка понесли.
Сергей вздрогнул. Сзади него в блестящей кожаной куртке, в кожаных перчатках, стоял мужчина, беззаботно покручивая в руках на длинной золотистой цепочке ключ от зажигания. «Таксист с ЗИМа», — почему-то сразу решил Сергей. Рядом с мужчиной в кожанке стояла жиденькая желтолицая женщина с блеклыми губами. Лицо ее было напряженным. Она вся как бы подалась вперед, навстречу похоронной процессии.
— Разве это похороны? — сказал таксист, быстро окидывая кучку людей, толпившуюся за гробом. — На днях у нас летчика хоронили. Где-то тут за городом на реактивном разбился. Одних венков штук пятьдесят было. Герой Советского Союза.
Сергей встрепенулся. Должно быть, это был его летчик. Ему вдруг захотелось сказать этим незнакомым людям, что он знает этого летчика, что он самолично видел, как падал самолет, как они всем классом бегали на то место, где упал этот самолет. Но сейчас было не время говорить об этом. Сейчас нужно было расспросить таксиста, который, как догадался Сергей, между делом успел уже сагитировать к себе, в машину, худенькую женщину и мужчину в белых фетровых сапогах. Сергей заторопился вслед за ними к машине.
Шофер, видимо решив, что и он собирается ехать с ними, придержал черную блестящую дверцу ЗИМа.
— Да нет, я не еду, вы лучше скажите, где того летчика похоронили?
Шофер поначалу удивился его вопросу:
— А зачем это тебе? Уж не родственник ли ты ему?
Была минута, когда Сергея словно бы кто подталкивал, подбивал соврать. Ему так и хотелось сказать, что этот погибший летчик, Герой Советского Союза, его родной дядя. Это желание соврать было так велико, что Сергею с трудом удалось сдержать себя.
— Известное дело, где военных хоронят — на воинском кладбище, — ответил таксист. — Ты что, собираешься к нему на могилу поехать?!
— Да! — сказал Сергей.
Таксист внимательно взглянул на него.
— Ну садись, подвезу.
— Я лучше пешком, — заторопился Сергей.
— Садись, садись, — сказал таксист, — знаю, что денег нет. Да мне все равно по пути.
ЗИМ лихо взял с места и понесся вперед, сигналя впереди идущим машинам, обгоняя их. И всякий раз, когда шофер выворачивал руль, обходя очередную машину, их, пассажиров, как по команде заваливало набок. Сергею никогда в жизни не приходилось ездить в такой мягкой и богатой машине, потому что к ним в поселок ЗИМы еще не заезжали. Да и удовольствие это, наверное, не дешевое…
Кладбище было обнесено стеной из старого красного кирпича. В глубине его стояли большие высокие деревья, с чернеющими в верхушках пустынными грачиными гнездами. Над кладбищенской аркой реял гипсовый ангел.
Сергей
Сергей огляделся по сторонам. Ни души. Все бело, все в глубоком снегу, которого в этом году навалило как никогда.
Возле церкви теснились старые могилы. Кресты на иных покосились, торчали наклонно. Видимо, уже некому было приходить к этим могилам. Должно быть, те люди, которые когда-то поправляли эти могилы, ухаживали за ними, сами теперь лежат где-нибудь здесь.
На воинском кладбище в шеренгу, словно солдаты в строю, стояли белые оцинкованные пирамидки. Лишь у самого входа, в стороне от других и возвышаясь над ними, высился серый памятник генералу, погибшему при освобождении города в августе 1943 года.
Белые бугорки солдатских могил находились как бы в подчинении у этого памятника. Сергей нерешительно прошел вперед, туда, где на черном камне надгробия горел серебристый контур самолета.
Здесь похоронены летчики, подумал он.
Осмотревшись, Сергей заметил, что у всех у них пирамидки одинаковые. С жестяной красной звездочкой наверху, с одинаковым рисунком, выбитым под фотографией, — округлое облачко, а внутри короткий стремительный самолет.
Сергея всегда пугала мысль о смерти. Иногда ему казалось, что, быть может, удастся забраться туда, где смерть не найдет, не отыщет. Но все же, думал он, если ему и придется умереть, то пусть его смерть будет такой же красивой, как у героев, как, например, у Чкалова или Гастелло…
Вдруг среди новых могилок он заметил холм, весь выложенный венками, сплетенными из сосновых веток. Эта могила, в отличие от других, припорошенных снегом, свежо чернела и зеленела. Сергей подумал, что это, должно быть, и есть могила его летчика, и в ту же минуту почувствовал глухой толчок в груди.
С фотокарточки, которая проступала сквозь зелень хвои, на него смотрел молодой летчик в погонах подполковника, в фуражке с кокардой, с крылышкам… На груди у летчика, слева, была Звезда Героя и множество орденских колодочек. Под фотографией было выбито: «Подполковник Сурнев Николай Григорьевич
— Мальчик, ты знал его? — Сергей вздрогнул. Он увидел по другую сторону могилы молодую женщину в черном. Сергей сразу же признал в ней горожанку. Женщина была высокая, красивая, с большими печальными глазами.
Сергей, отступив назад, во все глаза разглядывал незнакомую печальную женщину.
— Нет, — сказал Сергей, — не знал. Но он был смелым летчиком. Он хотел спасти самолет и потому не прыгнул с парашютом.
— Да, да, — тихо отозвалась она.
Сергей не знал, что ему делать, какие слова сказать этой женщине, чтобы утешить ее.