Восход ночи
Шрифт:
Мастер по-прежнему лежал, утонув в подушках, но ранка на его запястье уже затянулась.
— Много о себе мнит, — заметил Сорин.
— Как и все остальные… Но согласись, что высокомерие им идет… Да ты и сам когда-то был точно таким же.
Голос Мастера звучал устало. Сорин было забеспокоился, но в следующую секунду старый вампир потянулся за пультом телевизора и защелкал кнопками.
— Через десять минут начнется повтор «Шпионки». Садись.
Сорин облегченно рассмеялся. Все тот же заядлый киноман.
— Я должен завершить собрание. Хотите, чтобы я
Мастер выпрямился. Сорин уже и не помнил, когда аура создателя сияла так ярко в последний раз.
— Хорошо. Буду ждать.
На экране телевизора появились молодые и привлекательные лица актеров, и Сорин не удержался.
— Пожалуй, я все же задержусь. На пару минут.
Алый контур Мастера вспыхнул еще ярче. Он подвинулся, освобождая место для сына.
Но идиллия длилась недолго. Весть об убийстве вскоре достигла ушей шпионов Подземелья, и телевизор был забыт.
Обстоятельства вновь толкали вампиров к решительным действиям.
Глава 17 Жертва
В полночь Доун лежала на диване в кабинете Лимпета и лениво раздумывала о том, что же она ощущает сильнее — досаду или все-таки удовлетворение.
Новость: она опять была с Голосом. Да-да. Отрицать бесполезно — стоило остаться с ним наедине, как самообладание рассыпалось в прах. Таинственный «босс» вылечивал ее неврозы, снимал любые стрессы, и их встречи стали для Доун вернейшим средством против бессонницы, чем-то вроде любимой подушки, без которой невозможно заснуть.
Ну, то есть почти. Если бы они занимались настоящим сексом — набрасывались друг на друга, как голодные волки, — все было бы понятно и привычно, как в старые добрые времена. Но их любовные игры обычными не назвал бы никто.
Даже сама Доун.
Правда, сегодня все было иначе, чем в прошлый раз, когда он вошел сначала в ее сознание и уже оттуда добирался до всего остального. Сегодня их встреча затянулась, потому что Голос постоянно превращался из таинственного героя-любовника в наставника и наоборот — каждый раз без малейшего предупреждения. Он даже не дал ей отдышаться после финала: тут же прочел целую лекцию о блокировании сознания, подробно расписывая различные тонкости управления даром, который называл «самым надежным оружием».
Вскоре Доун совсем запуталась. Угадать, что ее ждет в следующий момент, было невозможно — хоть монетку бросай.
— С каждой нашей встречей, — вешал Голос, — я все больше поражаюсь тому, что творится в твоей голове. Сколько неприятных мыслей ты сложила в коробки и задвинула в самый дальний угол сознания — пылиться до скончания века…
Ясно. Значит, Кико успел уже рассказать ему о фотографии.
— Ну и пусть пылятся. Кому они мешают? — огрызнулась она, рассматривая портрет дамы елизаветинской эпохи, которую запомнила с прошлого раза. Казалось, вечно юная красавица с понимающей усмешкой на розовых полураскрытых губах пристально наблюдает за Доун.
Но на этом чудеса не заканчивались. Остальные картины, на которых тоже были изображения женщин, сегодня
— Нельзя жить в постоянном напряжении. Поверь мне, рано или поздно ты взорвешься. Яркое тому доказательство — то, что произошло вчера, сначала в «Баве», а потом в кафе, во время встречи с Лониганом.
Имя частного детектива Голос произнес с едва уловимым раздражением, в котором Доун усмотрела признак того, что он все-таки ревнует. По крайней мере она на это надеялась и даже немножко обрадовалась. Извращенка.
— Ну да, у меня сдали нервы, и я сдуру послала защитную волну. — Доун перевела взгляд на колонки, из которых доносился Голос. — Может быть, я и перегнула палку, но в результате выяснилось, что он не реагирует не только на чеснок и распятие, но и на ментальные волны. По идее, вы должны только радоваться: в вашем досье появилась новая информация.
— Возможно. Но ты опять уводишь наше обсуждение в сторону.
— Ага. Это точно, — усмехнулась она, пряча смущение за наигранным нахальством.
Голос вздохнул, и Доун ясно представилось, что в эту минуту он, должно быть, раздраженно разводит руками.
— Доун.
— Лимпет.
Повисла натянутая пауза.
— Ну, хорошо. Несмотря на твою поразительную способность огрызаться на каждое замечание, я рад, что по крайней мере ты расслабилась и сможешь вести себя адекватно.
Подтрунивает над ней насчет секса… ну или чем там они занимались.
— Вы не очень-то задавайтесь. У нас с вами взаимовыгодный альянс — и не более того. Вы получаете возможность бродить по закоулкам моего сознания, а я снимаю стресс. Не воображайте себя моим спасителем только потому, что ублажаете меня под гипнозом, крышу мне сносите. Между прочим, от наших сеансов до мастурбации — один шаг.
В наступившем красноречивом молчании Доун почти физически ощущала гнев босса.
С чего бы это? Неужели Голос и правда думал, что делает ей одолжение? Ну-ну, мечтать не вредно.
Краем глаза Доун заметила какое-то движение на картине с елизаветинской дамой. Показалось? Она резко повернулась к портрету, но изображение по-прежнему смотрело немигающим сочувственным взглядом.
Голос заговорил снова. Раздражение в его тоне сменилось убийственной невозмутимостью.
— Что ж. Я тебя понимаю. В следующий раз, когда представится такая возможность, мы продолжим обучение, но уже, пользуясь твоим выражением, — без мастурбации.
Доун хотела было возразить, но тут же прикусила язык. Нельзя же сначала пропесочить его за то, что он проделывает, а потом пойти на попятный и заявить, что она совсем не против. Получится, что она динамистка, а Доун никогда себя таковой не считала. И ведь было время, когда она злилась на босса только за то, что он проник в ее сознание. Правда, злости хватило всего на полчаса, а потом она начала млеть и таять.