Восход ночи
Шрифт:
— Нет, — заверил его Кико. — На мне укусов нет. Мы с Доун к вампирам никакого отношения не имеем. Мы сыщики, нас наняла твоя мама. Она здорово обрадуется, когда узнает, что ты нашелся.
— Мама. — Робби словно пробовал слово на вкус, пытаясь вспомнить что за ним стоит, но потом понял, что оно не задевает в нем никаких струн.
Доун держала блокаду из последних сил, но тема беседы грозила пробить брешь в стене.
— Она все глаза себе выплакала, Робби.
— А отец? Он тоже плакал? — Вопрос прозвучал по-детски обиженно.
— Да, он горюет, — сказал Кико.
— Вряд
В переливах жутких глаз вампира вспыхнул огонь. Доун машинально вскинула руку, словно это могло укрепить мысленный блок. Как ни странно, сработало. По крайней мере на этот раз.
— Отец меня бросил, — продолжал Робби. — Может, он и притворяется расстроенным, но на самом деле хочет, чтобы меня поймали.
— Как это? — спросила Доун.
Робби сжал кулаки и зажмурился. Зрительный контакт прервался, и в тот же миг с сознания Доун словно пали тяжелые цепи. Покачнувшись от внезапного облегчения, она по примеру Кико сунула руки в карманы, где ждали своего часа распятие и завернутые в кусок бархата сюрикены.
— А так. Хорошо бы он испытал на собственной шкуре то, что мне пришлось пережить за эти годы, — ответил Робин срывающимся голосом.
Он открыл глаза, но на этот раз Доун вовремя отвернулась. Больше она в них не заглянет. Нет уж, спасибо.
— Я знаю, он меня ищет, — добавил Робби. — Я видел его. Он ищет меня повсюду, но поймать не сможет. Я не вернусь в Подземелье. Ни за что!
«Подземелье?»
Воображение нарисовало нору, логово вампиров. Доун представила, что внизу, под ногами — черная яма, от которой ее отделяют только тонкие плитки пола. Земля вдруг перестала казаться надежной опорой.
— Робби, давай мы отвезем тебя к матери. — Кико пошел ему навстречу, на ходу вынимая руки из карманов.
— Нет! — закричал вампир.
В следующий миг его тело превратилось в вихрь. Откуда-то изнутри плеснули языки ледяного пламени, заплясали и сомкнулись в огненный круг.
Доун вдохнула поглубже. «Ну же, шевелись!» Она потянула оружие из карманов, но достать его не успела. Грянул гром, раздался пронзительный вопль, и из смерча выплыл новый Робби — наполовину прекрасный призрак, наполовину неистовый падший ангел. Он парил в воздухе, и казалось, заполнил собой всю комнату.
Ослепленная сиянием, Доун прищурилась — на секунду позже, чем следовало. Глаза вампира затягивали как омут, завораживали, манили смутным обещанием счастья.
Фрэнк. Его образ дрогнул и обрел плотность. Живой и здоровый, он весело ей улыбался. А потом рядом с ним материализовалась фигурка Эвы, и они оба протянули руки к дочери.
Сердце Доун разрывалось от тоски и нестерпимого желания броситься к родителям.
— Теперь мы можем быть вместе, — сказала Эва. — Приди ко мне!
Всю жизнь Доун мечтала услышать эти слова — и когда видела детей, играющих с матерями в парке, и когда ночью лежала без сна, проклиная судьбу за несправедливость, а себя — за слабость. На один чудесный миг Доун представила: вот она идет к ним навстречу, и ее наполнило такое счастье, что у нее чуть не подкосились ноги.
— Мама? — Печаль и изумление сплелись в ее голосе. Она протянула руки и…
— Доун! —
Она горестно вскрикнула и, очнувшись, выхватила из кармана распятие.
Но Кико ее опередил — он шел на Робби, размахивая крестом. Призрачное чудовище оскалило длинные жемчужные клыки. Его жуткие глаза были прикованы к серебряному символу.
— Вернись домой, Робби. — Кико повторял эту фразу снова и снова, будто молитву, хотя добивался вовсе не спасения души вампира: телепат уговаривал чудовищное создание поехать с ними к Голосу. К своей неведомой судьбе.
— Вернись домой, Робби… — вслед за Кико повторила Доун и одновременно направила на него ментальную волну.
Вампир запрокинул голову и издал яростный вопль, в котором могильный холод смешался с мольбой ребенка, заблудившегося в ночи.
— Вернись домой, Робби!
С каждым шагом их голоса набирали силу, а распятия сияли все ярче, отражая излучаемый вампиром свет.
Визг повторился. Робби злобно уставился на распятия, а потом… замолчал. Отзвуки его крика разбивались о стены Один за другим, как падающие на землю сосульки.
Робби улыбнулся, сверкнув белоснежными клыками.
В чем дело? О Господи.
Неужели религиозные символы на него не действуют? На красноглазых действуют, а на него — нет?
Грудь стиснул страх. Доун взмахнула распятием и, собрав всю свою мысленную энергию, направила ее на вампира.
Похоже, появление креста попросту застало его врасплох. Боже правый, а ведь он сказал, что прячется от красноглазый в таком месте, куда им нет хода… Что он имел ввиду? Неужели… церковь?
— Черт! — Кико взмахнул распятием один раз, второй… и еще один раз — последний.
В заторможенном сознании Доун всплыла мысль о человеке, который пытается завести заглохший мотор.
И тут у нее в голове что-то щелкнуло. Выжить. Она нащупала сюрикены, выбрав их просто потому, что они были ближе, чем револьвер. Лучше убить вампира и навлечь на себя гнев Ионы, чем умереть здесь и сейчас. В звездочках, как и в пулях, есть серебро. Может быть, оно вызовет ту алхимическую реакцию, о которой рассказывала Брейзи. Пусть от святой воды толку мало, но шанс есть.
Доун опоздала: Робби взвыл, встал на дыбы, и выбросил вперед похожую на щупальце руку. Размытый след… звук удара… и Кико, выгнувшись дугой, с воплем отлетел к дальней стене — единственной, на которой не было полок.
Хр-р-рясь.
Доун сжалась, узнав тошнотворный хруст.
— Кико!
Она бросилась к лилипуту. Мозг отказывался воспринимать увиденное- неестественно вывернутое, неподвижное тело, изумленно распахнутые глаза. Губы Кико шевелились, словно он силился что-то сказать. А потом телепат судорожно дернулся, и его голова безвольно откинулась, глухо стукнувшись о плитки пола, Увидев его погасший взгляд, Доун всхлипнула и со всех ног кинулась к ясновидцу, но что-то ее не пускало. В щиколотку вцепилась ледяная рука. Мгновение спустя Доун болталась в воздухе вниз головой.