Восход

Замойский Петр Иванович

Глава 17

Нам не пришлось спать и в эту ночь. Проводив арестованных, мы долго ходили по полям, смотрели и гадали, какой будет урожай. Затем после обеда принялись за осмотр дома. Мы просмотрели все книги, годные для библиотеки сложили в одно место.

А поздно вечером мы попеременно дежурили. И не столько караулили Егора с Ванькой, которые спали, сколько, выходя из дома на черное крыльцо, прислушивались, не заявится ли кто-нибудь сюда. Может все случиться. Только на

себя надейся.

На момент мы с Иваном Павловичем задремали, но чтобы не разоспаться, принялись при лампе читать. Иван Павлович увлекся иллюстрациями в Библии, а я листал «Искру» за два года. Затем взял комплект журнала «Нива» за 1896 год. Мне интересно было узнать, что же делалось на белом свете в год моего рождения. «Ниву» решил тоже прихватить с собою для личной библиотеки.

О замурованных в доме картинах я ничего не сказал Ивану Павловичу, чтобы не соблазнять его на поиски. Мне одному хотелось найти это, просмотреть без свидетелей. Еще в детстве моей мечтой было найти на чьем-нибудь огороде или на гумне в поле скрытый клад с деньгами.

А чем не клад для меня то, о чем говорил Тарасов? Поищу, осмотрю все стены в доме, обстучу их. Недаром я увлекался когда-то работой знаменитых сыщиков.

— Сильно ты, Петр, спать хочешь? — прервал мои мысли о кладах Иван Павлович.

— Очень даже, Ваня. А ты как?

— Конечно. Только потерпим. Спать нам нельзя.

— Отоспимся потом, — согласился я, зевая, — раз такие дела. И нам не привыкать к бессонным ночам.

— Да, дело такое… — задумчиво протянул Иван Павлович. — Значит, говоришь, Жильцев?

— Он самый, желтоглазый шельма. Недаром Шугаев Степан Иванович прямо в глаза обзывал его врагом Советской власти. Будто чуял. И вот поди, словно в воду глядел.

Вдруг Иван Павлович предложил:

— А что, друг ситный, не вредно нам для бодрости искупаться.

— В этом болоте, друг пшеничный? — удивился я. Найдем, где поглубже.

Мы спустились к речушке. Невольно я взглянул за реку, на огороды, видневшиеся сквозь прогалы в ветлах. Глаза мои начали искать ту самую избу со знакомой трубой, на которой поставлен молочный горшок без дна для тяги дыма. Я увидел ее, эту избу. Из трубы лениво поднимался дымок, курчавясь вверху, словно хорошо встрепанная седая кудель.

Значит, нареченная теща — чья она теперь будет теща? — Арина топит печь. А что сейчас делает Лена? Вероятно, спит с сестрой Белянкой на той же знакомой мне кровати с зелеными спинками? Спит с распущенными по подушке русыми волнистыми волосами, как спала тогда, когда я был у них и утром сидел возле нее, любовался ею — розовыми щеками, еле заметным золотистым пушком на верхней губе, серебряными с дешевыми камешками серьгами в маленьких ушах…

Впрочем, зачем эти воспоминания? Вырвано из сердца — и хорошо.

Вспомнил и о своем бородатом

друге — подводчике Андрее. Он, наверное, уже встал, огляделся, а меня все нет и нет. Моя мать ему наказала: «Гляди, чтобы Петьку где не кокнули. Тогда и домой не приезжай!»

И Андрей глядел — и вот проглядел. И теперь, вероятно, встревожился. Хорошо, если Федя сходил к нему, шепнул, что я жив. Что, если бы он знал, какие события произошли за это время здесь, в имении, и еще какие произойдут? Широко открыл бы он свои большие глаза из-под мохнатых бровей, разные мысли забродили бы в его голове.

— Если тут? — остановился Иван Павлович. — Лучшего места нам не сыскать.

Между густыми ветлами с нависшими ветвями над водой оказался бочажок. Он был совершенно чист от зеленой, цветущей плесени. Видимо, женщины, полоская белье, разогнали зеленую плесень по сторонам.

С нашей стороны зайти сюда некому, посторонних глаз не будет.

Раздевшись, мы поплыли к подмосткам. В середине, где вода была чистая, нырнули. На дне вода ключевая. Будто там текла другая река, низом. Значит, где-то тут недалеко, по опыту догадываюсь, бьют родники. Возможно, на самом дне.

Едва мы очутились в этой незавидной речушке, как озорство охватило нас.

Забравшись на подмостки, мы уговорились прыгать — кто дальше нырнет.

Прыгнули вместе, подняв шум и взбаламутив воду. Дно, вот оно! Я цепляюсь за него руками, не боясь, что снова разбережу раненую руку, отталкиваюсь ногами, упираясь о глинистое, вязкое дно. Стараюсь сберечь в груди воздух, чтобы пробыть под водой дольше, чем Иван Павлович. Но вода все-таки меня выпирает, отрывает ото дна. Открываю глаза, но тут же закрываю. Никак не могу научиться смотреть в воде, как это удается иным.

Я вынырнул на середине речушки. А Вани что-то не видно. Где он? Не утоп ли в этом корыте?

— Ваня-а! — возопил я испуганно, еле переведя дух.

Около берега, где мы разделись, показалась голова предчека.

Иван Павлович вынырнул и расхохотался.

— Э-эй, нырок! Плыви сюда! — позвал он, шлепая по воде руками.

Сконфуженный, я подчинился и проплыл к нему, уже не ныряя. Иван Павлович сидел на берегу и смеялся. Еще бы! Он всю речушку перенырнул, а я только половину.

— Сдаюсь, Ваня. На этот раз ты победил меня. Тут ты вышел силен. Ведь ты на год старше меня. И образование у тебя без малого губернаторское.

— Это верно, — согласился Иван Павлович, — чуть- чуть не архиерейское. — И он прыгнул ко мне.

Мы принялись бороться в воде. Мы, такие серьезные люди! Хорошо, что никто нас не видит. Он несколько раз толкал меня в воду, я хватал его за ноги, потом окунались, а вода была уже совершенно мутной, в пузырях.

— Сдаюсь, — обессилев, еле выговорил я. — Дай передохнуть.