Восхождение денег
Шрифт:
Полис страхования жизни сэра Вальтера Скотта.
К 1815 году идея страхования распространилась так широко, что захватила и солдат, сражавшихся против Наполеона. Считалось, что на полях при Ватерлоо погибнет каждый четвертый. Застрахованному солдату и жить было легче: останься он сам лежать в высокой траве, его жена и дети избавлялись от ужасов трущоб (когда страховка “покрывала” людей, они и вправду могли под ней “укрыться” – так новые идеи вошли в повседневную речь). К середине XIX столетия приобретение страховки было для уважающего себя гражданина делом столь же очевидным, что и посещение церкви по воскресеньям. От своих соотечественников не отставали и обычно не слишком благоразумные романисты. В 1826 году свою жизнь застраховал сэр Вальтер Скотт23, чем весьма обнадежил орды кредиторов – теперь они в любом случае не оставались в проигрыше [44] . Постепенно, шаг за шагом, крошечный фонд, призванный помочь вдовам пары сотен священников, вырос в целую индустрию – сегодня “Шотландские вдовы” занимаются страховками и пенсиями. Да, теперь
44
Скотт, как и многие другие, пострадал от первого долгового кризиса в Латинской Америке (подробнее об этом мы говорили во второй главе). Честнее будет сказать, что лично он пал жертвой собственного аппетита по части недвижимости. Чтобы раздобыть средства на содержание своего любимого поместья Эбботсфорд, прославленный автор стал компаньоном в типографской компании “Джеймс Баллантайн и К°”, печатавшей его произведения, и связанном с ней издательском доме “Джон Баллантайн и К°”. Он также заимел долю в “Арчибальд Констебль” (издателе книг Скотта), рассудив, что это выгоднее привычных авторских отчислений. Вложения он хранил в строгом секрете, поскольку не считал свое поведение подобающим для служащего Сессионного суда (верховного гражданского суда Шотландии) и судьи. В 1825-м оба Баллантайна и Констебль пошли по миру, и долги Скотта составили от 117 до 130 тысяч фунтов. Расстаться с Эбботсфордом было выше его сил, и Скотт поклялся вылезти из ямы с помощью пера и чернил. И вылез, но расшатал здоровье и в 1832 году скончался. Умри Скотт раньше, кредиторы на себе ощутили бы гениальность замысла Уоллеса и Вебстера.
45
Для кампании 1986 г. фотограф Дэвид Бейли задействовал дочь актера Роджера Мура Дебору для создания образа немыслимо привлекательной шотландской вдовы.
Кто мог подумать в 1740-х годах, что страховые компании и их близкие родственники – пенсионные фонды, постоянно наращивая численность своих подписчиков, в один прекрасный день достигнут уровня самых крупных мировых вкладчиков – так называемых “институциональных инвесторов”, задающих настроение на мировых финансовых рынках? Когда после Второй мировой войны страховым компаниям разрешили помещать свои средства в фондовый рынок, те сполна воспользовались открывшейся возможностью и к середине 1950-х владели почти третью крупнейших предприятий Великобритании24. На текущий момент в управлении одних только “Шотландских вдов” находится более 100 миллиардов фунтов. Накануне Первой мировой войны страховые взносы равнялись жалким 2 % ВВП стран с развитой экономикой, а не сегодня так завтра им покорится отметка в 10 %.
Уже больше двух с половиной веков назад Роберт Уоллес почувствовал, что в страховании “размер имеет значение” – чем многочисленнее подписчики фонда, тем легче, опираясь на закон больших чисел, предсказать объем выплат в данном году. Уоллес, его друг Вебстер и Маклорен первыми применили на практике приемы, позволяющие актуариям дня сегодняшнего с удивительной точностью прикидывать ожидаемую продолжительность жизни большой группы людей, пусть смерть каждого в отдельности предвидеть и невозможно. Но мало знать, кто сколько проживет, – надо еще понимать, сколько принесут вложенные страховые премии. Как поступить со взносами страхователей? Поместить в относительно надежные облигации, как завещал корифей викторианского страхования, главный актуарий Лондонской страховой корпорации Артур X. Бейли? Или рискнуть, соблазнившись более высокой доходностью? Можно сказать так: страхование сводит вместе риски и неопределенность жизни повседневной с рисками и неопределенностью финансового толка. Специалисты кое-что понимают в актуарном деле и подготовлены к встрече лучше клиентов. Пока современной теории вероятности не существовало, страховщики походили на игроков в рулетку, сегодня они – владельцы казино. Незадолго до своего заката Дик Скраггс утверждал, что страхователям (жертвам) лучше не переступать порог этого игорного заведения – там их надуют и даже не подумают извиниться. Но экономист Кеннет Эрроу уже давно подметил, что большинство предпочтет вариант с гарантированной скромной потерей (как ежегодная страховая премия) и маловероятным, но крупным выигрышем (как страховая выплата после бедствия) обратному – стопроцентному маленькому приобретению (оставить себе премию) в паре с неизвестно насколько вероятной огромной потерей (разбираться с катастрофой самому). Гитарист 'Толлинг стоунз” Кит Ричардс и певица Тина Тернер могут этого и не знать, но первый застраховал свои пальцы, а вторая – ноги. Издавна страховые компании слывут воплощением шотландской осмотрительности, и покуда почти все клиенты получают то, что им причитается, страховщиков едва ли начнут упрекать в скупости и недобросовестности.
Остается разобраться с одной загадкой. На страховые премии у британцев уходит 12 % ВВП, в полтора раза больше, чем у американцев, и вдвое больше, чем у немцев25; изобретатели страхового дела в его нынешнем виде – самый застрахованный народ в мире, и это понятно. Секундочку! Кому и почему это понятно? Это США, а не Великобритания, бесконечно страдают от капризов природы; на моей памяти с американскими ураганами мог тягаться разве что шторм октября 1987-го. Ни один британский город не сидит на разломе, как Сан-Франциско. Что до Германии, то на ее фоне история Британии с момента основания “Шотландских вдов” – эталон политического спокойствия. Внимание, вопрос: почему же мы, британцы, приобретаем так много страховок?
Ответ связан с историей взлета и падения альтернативной формы защиты населения от жизненных невзгод, имя которой – государство всеобщего благосостояния.
От противостояния – к благосостоянию
Многие люди были столь нищими и беспомощными, что никакие “Шотландские вдовы” или другие частные страховщики просто не могли поддержать их в трудную минуту. Приходилось либо полагаться на милость отдельных филантропов, либо привыкать к почти военному распорядку работного дома – выбор незавидный. В худшие времена работный дом на Нортумберленд-стрит в лондонском районе Мэрилебон содержал девятнадцать сотен “бедняков – увечных, слабых, старых и слепых”. Когда работы не было, на еду денег не хватало, а погода не позволяла спать на улице, мужчины и женщины становились “временными
Моются они, не жалея горячей и холодной воды и мыла, получают шесть унций хлеба и пинтовую кружку жидкой кашицы на ужин, после чего их одежда отправляется в чистку – ее надо обеззаразить, – а сами работники облачаются в шерстяные рубахи и идут спать; ночью они не замерзнут. Те, что знакомы с грамотой, берут в руки Библию и зачитывают остальным молитвы; на ночь в общей спальне воцаряются покой и мертвая тишина… Вообразите набитый охлопьями матрас, добавьте такую же подушку и накиньте пару пледов – получится кровать. Летом подъем в шесть, зимой – в семь, и начинается работа. Женщины пойдут драить спальни, а то и щипать паклю, мужчинам тоже придется несладко, но после завтрака – таких же питательных свойств, что и ужин, – дольше четырех часов их работать не заставят. Еще утром вернулись из чистки их одежды, теперь свободные от клопов и клещей, и всем желающим подлатать свое тряпье выдаются иголки, нитки и кусочки ткани для заплат. Местный врач внимательно осматривает всех заболевших, и самые хилые помещаются в лазарет…
“Временным работникам, – заключал автор отчета, – не на что жаловаться… Так их приняли бы разве что мифические добрые самаритяне”26. Добрые викторианцы же к концу века призадумались: обитатели дна, казалось им, заслуживают лучшей жизни. В землю упали первые семена нового, радикального подхода к риску, и именно из них годы спустя взошла идея “государства всеобщего благоденствия”. Государственная система довела до логического завершения концепцию экономии от масштаба – отныне каждый гражданин прибывал в этот мир защищенным и оставался таковым до последнего вздоха.
Две сцены из жизни лондонских работных домов (1902). Женщины щиплют паклю, выбирая из старых пеньковых канатов волокна, которые затем пригодятся при строительстве кораблей.
Социальное государство – британская затея, уверены мы. Мы также привыкли думать, что изобрели его социалисты, ну или по крайней мере люди либеральных убеждений. Как бы не так! Первыми начали страховать свое здоровье в обязательном порядке и получать пособия по старости немцы, а британцы последовали их примеру более двадцати лет спустя. Левые политики были совершенно ни при чем, и это еще мягко сказано. В 1880 году Отто фон Бисмарк признался: принимая закон о социальном страховании, он желал “наделить огромные массы неимущих правом на пенсию и таким образом сделать из них добропорядочных консерваторов”. По мнению железного Отто, “человек с пенсией разительно отличается от своего собрата без оной… им куда легче управлять”. Бисмарк открыто признавал, что идея эта – идея “государственного социализма! Все вместе мы должны протянуть руку помощи неимущим”. Только не думайте, что он страдал человеколюбием. “Каждый, кто поднимет эту политику на свое знамя, – замечал канцлер, – будет обласкан властью”27. В 1908 году министр финансов Великобритании Дэвид Ллойд Джордж, представитель Либеральной партии, наконец-таки ввел скромные пособия для тех нуждающихся, кому за семьдесят. Закон о государственном страховании вступил в силу в 1911-м. Сторонник левых взглядов, Ллойд Джордж, как и Бисмарк, понимал, что вновь обретшие право голоса граждане с удовольствием вернут своему благодетелю долг – бюллетенем с галочкой в нужном месте. А бедняки многочисленнее богачей. Чтобы сбалансировать прохудившийся из-за пенсионных расходов бюджет 1909 года, министр поднял прямые налоги и очень гордился результатом: бюджет вошел в историю как “народный”.
Дитя политиков, социальное государство мужало на полях сражений Первой мировой войны. В те годы правительство обнаруживало свое присутствие в прежде неизведанных сферах жизни общества. Немецкие подлодки с немецкой обязательностью отправляли на дно тонны английских товаров – всего по меньшей мере 7 759 000 длинных тонн, – и никакие частные страховщики совладать с этим не смогли бы. Тем более что еще в 1898 году типовой договор страхования от Lloyd's был изменен и уже не покрывал “последствий военных действий и иных боевых столкновений” (нововведения содержались в так называемой секции “КЗА” – “кроме захвата и ареста”). Кто-то подсуетился и вычеркнул этот пункт из своего договора, однако война пустила на дно не только подлодки, но и страховки28. Американское правительство только что не национализировало торговое судоходство29, не отставали и другие, позволив страховым компаниям – вот сюрприз! – списать все потери в 1914–1918 годах на войну30. А когда война кончилась, тысячи и тысячи выживших потекли на родину, и уже в 1920 году в Британии действовала программа страхования по безработице31. В годы Второй мировой ситуация повторилась. Социальное законодательство в его британском варианте существенно расширилось в соответствии с рекомендациями межведомственной комиссии по социальному страхованию и сопутствующим услугам: в 1942 году эксперты под председательством экономиста Уильяма Бевериджа предложили начать широкое наступление на “нужду, болезни, невежество, запустение и праздность” посредством разнообразных государственных инициатив. Выступая по радио в марте 1943-го, Черчилль уточнил, о чем именно шла речь: “обязательное всеобщее страхование всех классов от всех напастей с пеленок и до могилы”, упразднение безработицы как таковой благодаря политике государства, призванной “придерживать экономическое развитие или подстегивать его, смотря по обстоятельствам”, “увеличение доли государства в экономике и выход его на первые роли”, постройка доступного жилья, реформы государственного образования, увеличение объема предоставляемых услуг в сфере здравоохранения и помощи гражданам32.
Государственное страхование вводилось не только в целях повышения равенства в обществе. Во-первых, государство смело пошло бы туда, куда частные фирмы идти поостереглись. Во-вторых, всеобщее, а зачастую и принудительное участие в страховании позволяло обойтись без дорогостоящей рекламы и кампаний по сбыту. В-третьих, как заметил один знаток дела в 1930-х, “чем больше людей участвует, тем надежнее основание для вывода о средних статистических показателях”33. Если короче – страхование, как никакая другая отрасль экономики, выигрывала с ростом масштаба, а раз так, то почему бы не довести эту мысль до конца? Доклад Бевериджа получил единодушное одобрение не только на родине, но и во всем мире – вот почему и по сей день на каждом социальном государстве нам мерещится ярлык “сделано в Британии”.