Восхождение язычника 3
Шрифт:
На мое приветствие полетели ответные.
Было видно, что людям пришлось это по нраву.
— Наместник, зачем вы хотели меня видеть? — развернулся я обратно и успел заметить, как старший стражник улыбается глазами. А родич наместника так и вовсе в наглую скалится.
Он хмыкнул и прошелся взглядом по мне.
— А сам ты не догадываешься? — серьёзно ответил он. — Твою голову требуют, — и он кивнул на помост, стоящий напротив.
Я обернулся и увидел, как к краю подошел норманн и сверлил меня злым взглядом. В его глазах было столько ненависти и ярости, что казалось,
На лицо выполз злой оскал.
— Колдун, ты убил моего брата и его друзей своим нечестивым колдовством. Они никогда не попадут в чертоги Одина. Я требую твоей крови, мне нужна твоя голова. Я требую виру, — разнесся голос рыжего норманна.
Что-то слишком часто начали меня называть колдуном. И это ужасно бесит.
— Требуешь? — мой голос разнесся над площадью, и он был полон недоумения. — Твой сраный брат без капли мозгов и смелости напал первым, оскорбил и обнажил оружие. И ты что-то смеешь требовать! В городе, в котором ты гость, как и я. Что-то слишком нагло ты себя ведешь для гостя, как и твой мертвый родич. И я был в своем праве, защищая себя и своих людей. А теперь мы из-за этого собрались здесь, из-за того, что ты посчитал, что вправе что-то требовать. Ты не у себя в городе и не на своей земле. Ты гость и родич того, кто покусился на жизнь и свободу другого гостя. Иди домой к своей жене и у нее требуй. Да и то сомневаюсь, что она тебе хоть что-то даст! Так что уши ты получишь от мертвого осла, а не виру. Я был в своем праве!
По мере того как я произносил свои слова, норманн то краснел, то бледнел, а его руки вцепились в пояс мертвой хваткой. Горожане начали улюлюкать и приветственно свистеть, даже крики раздавались, что я верно говорю и норманнам здесь — это совсем не там.
— Да как ты смеешь, падаль? — раздался рев норманна, а его слюни полетели в разные стороны.
— Смею, — взревел я. — Сам ты собачий сын.
— Я вызываю тебя на хольмганг, — заскрежетал мой кровный враг.
Народ, услышав это, притих, я же пытался вспомнить, что за хольмганг, очень уж слово прозвучало знакомо. И вспомнил, это своего рода суд богов на наш манер. Точнее, этакая разновидность дуэли между свободными людьми. И отказ от нее нес репутационные потери, отказавшийся становился парией и изгоем, он переставал считаться мужчиной и воином.
— Честная сталь против честной стали. Сила на силу, и без всякого колдовства. И только с одним щитом до смерти. Или ты боишься, ты не мужчина и можешь только из-за угла бить своим нечестивым колдовством в честных воинов?
Я же смотрел на это все и думал, прикидывая варианты. В том числе, что даст мне согласие или отказ. К тому же не хотелось Зорена подставлять под месть норманнов. А если откажусь, как покрасивее отправить рыжего в пешее эротическое путешествие в страну белых попугаев и черных обезьян.
Рыжий, видя, что я не спешу с ответом, начал что-то говорить на своем языке, а норманны посмеиваться. Да и вообще, он излучал уверенность в себе.
Неожиданно я ощутил, что мне положили руку на плечо, это был посадник.
— Ты с ним справишься? — еле слышно спросил он.
Я еще раз пробежался по фигуре рыжего и кивнул.
— Тогда согласись и убей его, — все так же тихо проговорил он.
— А мне это зачем?
— Он не успокоится и будет мстить. Да и городу поможешь урезонить их, — с усмешкой проговорил посадник.
Мысли заработали в ускоренном темпе, и с легкой улыбкой на устах я спросил:
— А чем город поможет мне?
Посадник скорчил недовольную мину и спустя мгновение ответил:
— Чего же ты хочешь?
— Возможность десять лет торговать в городе без десятины для себя и своих родичей.
Посадник нахмурился в ответ на мои слова и выдал:
— Пять.
— Семь, — проговорил я, добавив в голос металл.
— Будь по-твоему, семь, — со вздохом ответил мне он.
Хех, не только моральное удовлетворение получу, но и награда неплоха.
И интерес посадника можно понять, утереть нос норманнам моими руками. А он и ни при чем. Достали они его, видимо, и горожан своими выходками. А прогнать не может, пока не станет понятно, договорился ли их ярл с нашим князем о службе. Я окинул площадь взглядом. Если буча начнется, крови прольется немало, да норманнов не так много для Волина. Может, человек триста или четыреста, но они находятся в самом центре города. Стражей по количеству под стать им, еще и горожан вооруженных вокруг хватает. Да норманнов сомнут и, можно сказать, растопчут. Но и норманны не безобидные зайчики, а очень даже справные воины и в случае чего биться будут отчаянно.
Сразу за помостом, на котором стоял рыжий, меня привлекла пара фигур, среди них был молодой парень, который вчера остался жив после моих ударов магией, а рядом с ним стоял здоровый, я бы даже сказал, огромный норманн, ростом явно не ниже двух метров.
— Нет у нас никакого хольмганга, есть суд богов, — громко проговорил я.
— Да мне срать, что у вас есть, — оскалился норманн. — Ты воин-мужчина или девка? Так надень платье и ходи в нем, — со смехом проговорил он. А норманны, которые понимали нашу речь, начали зубоскалить и переводить своим товарищам.
От горожан же послышался угрожающий ропот, еще бы, рыжий только что оскорбил наши традиции.
Я вскинул левую руку, призывая горожан к тишине, и, дождавшись, когда разговоры немного утихнут, заговорил:
— Хах, срать ему! Что это за гости такие, которым срать на традиции хозяев? Выставить бы таких гостей за порог города и не продавать ни еды, ни питья. Пусть яйца вылизывают от голода, как собаки, пока вести себя не научатся.
— Верно. Пошли из города, выгнать их, — понеслось из толпы.
А норманны напряглись и не стояли уже так нагло и свободно, как до этого, даже рыжий начал оглядываться в поисках поддержки от своих товарищей.
— Выйду я с тобой на суд богов, как не выйти-то. Вот только, я смотрю, ты в броне стоишь, да и щит у тебя со шлемом рядышком. Так что и мне принарядиться стоит. Или ты, как и твой родич, только с безоружными можешь? — с неприкрытой насмешкой произнес я.
— Р-р-р, — раздался рык от норманна. — Быстрей, а то, думается, сбежать ты хочешь! Мой брат и мои товарищи будут сегодня отомщены и очищены после твоей смерти.