Восхождение язычника 4
Шрифт:
Поднявшись на заснеженный берег, я окинул город взглядом и ужаснулся, часть плотницкого конца с частью предместий полностью выгорела. Черные пепелища пожаров были везде, а вокруг города лежал белый девственно чистый снег, что давало просто ужасный контраст.
«Это ж какой силы вчера был пожар? Да как вся сторона не выгорела при таком пожаре?» — возникли у меня в голове вопросы.
Повсюду раздавался многоголосый вой и плач, меня аж до самого нутра пробрало.
Вот человек сидит в обнимку с черной от копоти коровой и нежно ее обнимает, у самого же остекленевший
Чуть дальше кое-как одетая женщина рыдает на коленях возле нескольких обгоревших трупов детей и взрослых, а рядом с ней, с трудом держась на ногах, стоит еще не старый мужчина, сжав руки в кулаки, и подобных картин хватало. Они были разными, но везде была видна боль и потеря.
Трагедия, просто ужасная трагедия, да и выжившим не позавидуешь, остаться зимой без крова, без еды и без родичей, в одно мгновение потерять все.
Отовсюду веяло ощущением смерти, что не добавляло здешней атмосфере ничего хорошего.
Новгородцы, конечно, помогут: поделятся едой и приютят кого смогут, но всем явно помочь не сумеют, иначе запасов еды может и самим не хватить, а обрекать собственную семью на смерть никто не будет.
Когда первый шок от увиденного схлынул и я присмотрелся повнимательней, заметил, что здесь будто собрался весь город. Горожане пытались помогать погорельцам, кто-то готовил на костре еду, кто-то разбирал завалы и вытаскивал трупы, а кто-то тушил снегом еще тлеющие остовы домов.
Особняком стояли с десяток костров, на которых в огромных чанах готовили еду, а рядом — несколько телег с провизией. Чуть дальше группа людей в богатых одеждах и с десяток дружинников, присмотревшись, среди них я узнал Добрыню, значит, рядом и князь Владимир, видимо, это его помощь.
Чуть в стороне собирали погребальные костры, и к ним приносили тела людей, вой и плач до небес, там вовсю руководили местные жрецы, выделяющиеся своим одеянием на всеобщем фоне.
— Ужас. Бедные. Как же они теперь, — раздались причитания женской части моего отряда. Мужчины лишь молча смотрели на происходящее, желваки играли на их лицах. Видимо, каждый представил себя на месте погорельцев.
Скинув заплечный мешок на землю, я развязал тесемки и достал небольшой мешочек, в котором было пяток «горючих камней», прикоснувшись к ним, я их активировал, и они сразу начали греть.
— Ирина, вот, держи, — протянул я их сестре Димитра.
— Э, спасибо, а зачем? — об этих артефактах она знала.
— Сейчас идете на подворье брата, растапливаете очаги и подогреваете воду, камни же разложите во всех строениях, чтобы было тепло. Мы там раненых будем размещать: амбары, стайки, неважно. Припасы тоже забирайте. Они тут ни к чему и пригодятся, чтобы раненых кормить, о которых мы позаботимся. Людьми, которых принесут, сразу начинайте заниматься и лечить. Думаю, Ружица разберется, — к моим словам все внимательно прислушивались.
— Поняла, — кивнула она.
— Гостивит, Дален, Ростик, Могута, Вторак, со мной останетесь, я буду раненых отбирать, а вы на подворье к Димитру носить. Так что забирайте подходящие шкуры, чтобы было сподручно
Работы предстоит немало.
Пострадавших было много, с разными ранами, из которых ожоги различной степени самые распространенные. Отбирать я старался только тех, кому реально мог помочь и спасти, не сильно тратя магию жизни. Тех же, кто пострадал достаточно сильно, я оставлял. Было трудно и тяжело обрекать людей на смерть. Мне приходилось делать выбор: спасти одного тяжело раненого или пятерых тех, на кого уйдет меньше моих сил. Не зря говорят, что у каждого врача за плечом свое персональное кладбище.
Некоторых раненых приходилось вырывать с боем. Убеждать их самих или их родичей, что я могу помочь. Причем многих на подворье к Димитру сопровождали родичи, не желая расставаться с близкими.
После того как я закончил отбирать раненых, парни уже еле стояли на ногах, устав их носить на подворье Димитра. Сколько их было, я не считал, но много. Цифра явно приближалась к сотне.
Придя на подворье, я первым делом выпил горячего взвара и немного передохнул, лишь потом приступил к лечению.
Ружица и остальные не сидели без дела, в меру своих сил помогали.
В первую очередь я занялся переломами, вправлял кости и накладывал шины и тугие повязки. Открытые раны обрабатывали девчонки и вполне справлялись без моей помощи. Я же задумался о том, чтобы начать лечить тех, кто получил ожог, или тех, у кого было обморожение конечностей, в основном это касалось пальцев на руках и ногах. Но была и парочка более тяжелых случаев. Немного поразмыслив, я все же предпочел заняться ожогами, а обмороженных оставил на потом, если останутся силы.
После трех людей, которым я обработал ожоги, у меня выстроился четкий алгоритм по работе с ними.
Первым делом я погружал людей в сон, наполнял поврежденные участки силой жизни и наносил целебную мазь, а после и повязку сверху. Накладывал аккуратно, а если на коже были пузыри от ожогов, старался быть еще бережнее.
Хоть мой источник и вырос, но сила все равно убывала достаточно быстрыми темпами, и, к сожалению, она закончилась быстрее, чем я смог обработать всех больных с ожогами, последней семерке я делал лишь повязки с мазью.
До людей с обморожениями я не дошел, присел за стол передохнуть, выпить горячего взвара да съесть чего, так с ложкой в руках и вырубился.
С утра проснулся на какой-то измятой кровати, укрытый шкурой.
Состояние было, будто вчера много хмельного пил и у меня похмельный синдром. Вялость и усталость. Ну еще бы, я вчера свой источник досуха выжал, помогая раненым.
Ружица и девчата уже пошли делать перевязки, а часть бойцов ушла на место пепелища помогать разгребать завалы. Я же прикинул, сколько сейчас на подворье народа ютится, и понял, что еды, которую мы захватили, никак не хватит. Так что оставшихся отправил в поместье, чтобы принесли запасов.