Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Господство на море значительно усилило возможности проявления воинственности европейцев с начала XVI в. Однако морское превосходство Европы само было результатом сознательного сочетания науки и практики, начавшегося в торговых городах Италии и достигшего зрелости в Португалии благодаря стараниям Генриха Мореплавателя и его наследников. С введением в обиход компаса (XIII в.) плавание вне пределов видимости земли стало регулярной практикой Средиземноморья, а штурманские карты, или портуланы, требовали для таких путешествий указания берегов, гаваней, береговых знаков и направления по компасу между основными портами. И хотя рисовали их от руки, без точных математических проекций, на портуланах все же соблюдались довольно точные масштабы расстояний. Однако подобным образом составленные карты можно было применять для плавания на большие расстояния в Атлантике, только если удалось бы найти способ точного определения ключевых точек вдоль побережья. Для решения этой задачи принц Генрих пригласил в Португалию некоторых лучших математиков и астрономов Европы, и те изготовили простые астрономические приборы и тригонометрические таблицы, с помощью которых капитаны могли измерять широту вновь открываемых мест вдоль Африканского побережья. Расчет долготы был более сложным, и пока в XVIII в. не изобрели удовлетворительный морской хронометр, долготу определяли приблизительно только навигационным счислением. Тем не менее новые способы оказались действенными, и правительство принца Генриха разрешило португальцам изготавливать практичные карты Атлантического побережья. Эти карты позволяли португальским мореходам смело плавать вне видимости берега неделями и месяцами и уверенно приводить свои суда в нужный пункт [913] .
913
Наиболее выдающимся
При португальском дворе собирали также систематические сведения об океанских ветрах и течениях, однако хранили их как высшую государственную тайну, поэтому современные исследователи не могут с уверенностью сказать, насколько много знали первые португальские мореходы. В то же время португальские морские мастера взялись за совершенствование конструкции судов. Работали они «на глаз», но систематические продуманные эксперименты быстро позволили повысить мореходность, маневренность и скорость португальских, а затем (поскольку усовершенствования в судовой архитектуре нельзя сохранить в тайне) и других европейских кораблей. К наиболее важным новшествам относятся уменьшение ширины корпуса относительно длины, установка нескольких мачт (как правило, трех или четырех), а также использование вместо одного паруса на мачте, как было изначально, нескольких небольших, но лучше поддающихся управлению парусов. Эти нововведения позволяли команде подбирать паруса соответственно условиям ветра и моря, что значительно облегчало управление судном и предохраняло его от беды при внезапно налетевшем шторме [914] .
914
См. Charles Singer et al, A History of Technology (Oxford University Press, 1958), III, 471-91.
Благодаря таким усовершенствованиям можно было строить большие корабли, а увеличение размера и прочность конструкции [915] позволяло превратить суда дальнего плавания в артиллерийские платформы для тяжелых орудий.
Таким образом, к 1509 г., когда португальцы вели решающие сражения за контроль над Аравийским морем из-за индийского порта Диу, их корабли могли дать мощный бортовой залп на дальность, чего не могли сделать корабли их мусульманских противников. При таких условиях численное превосходство вражеского флота лишь давало португальцам дополнительные цели для стрельбы. Старая тактика морского боя — таран и абордаж — оказалась почти бесполезной против орудийного огня, эффективного на расстоянии до 200 ярдов [916] .
915
К XVI в. борта европейских судов делали из дуба, толщиной до 2 футов (60 см) и с двойной обшивкой с каждой стороны мощных шпангоутов.
916
К началу XVI в. кораблестроение в районе Индийского океана достигло очень высокого уровня совершенства и экономичности. Легкие суда из связанных растительными волокнами бревен оказались настолько хорошо приспособленными к регулярным ветрам и погоде южных морей, настолько маневренными, быстрыми и удобными для захода в маленькие гавани, что их до сих пор используют в рыболовстве и прибрежном плавании. В качестве же боевых они были беспомощны против португальских кораблей, строившихся для суровых условий Северной Атлантики. Коренные различия в постройке, а также трудности с получением большего количества металла, необходимого для европейской судовой архитектуры, не позволяли мусульманским кораблестроителям догнать европейцев, хотя, как представляется, определенные усилия по повторению их достижений предпринимались еще до того, как португальцы стали прочно контролировать Индийский океан. См. W.H.Moreland, «Ships of the Arabian Sea с 1500», Journal of the Royal Asiatic Society (1939), pp.63-74, 173-92. Китайские джонки были гораздо крупнее и массивнее, чем мусульманские суда Индийского океана, и могли бы по-настоящему противостоять европейским кораблям в открытом море, если бы не нехватка металла и не глубокое безразличие, если не сказать враждебность, китайских и японских властей к морским вопросам. Но даже и в таких условиях пиратские флотилии в Южно-Китайском море долго соперничали с почти такими же, по сути, пиратскими, но посланными государством европейскими судами.
Третье оружие в арсенале европейцев — болезни — было не менее эффективным, чем их агрессивность и сила металла. Эндемические европейские болезни типа оспы и кори были смертельны для американского населения, не имевшего врожденного или приобретенного иммунитета. Буквально миллионами умирали они от этих и других европейских болезней. Эпидемия оспы, свирепствовавшая в Теночтитлане, когда в 1520 г. Кортес с его людьми был выбит из цитадели, сыграла более весомую роль в поражении ацтеков, чем военные действия. Империя инков тоже, очевидно, была опустошена и ослаблена подобной эпидемией до того, как Писарро смог достичь Перу [917] .
917
RMAshburn, The Ranks of Death: A Medical History of the Conquest of America (New York: Coward McCann, 1947), pp.82-87.
С другой стороны, такие болезни, как желтая лихорадка и малярия, нанесли большие потери европейцам в Африке и Индии [918] . Однако климатические условия, как правило, препятствовали проникновению новых тропических болезней в саму Европу в серьезных масштабах. Те же болезни, которые могли развиваться в условиях умеренного климата, такие как тиф, холера, бубонная чума, были давно известны в ойкумене, и народы Европы, очевидно, приобрели определенную сопротивляемость к ним. Несомненно, новые, более частые контакты по морю с отдаленными районами имели заметные медицинские последствия для европейцев, как, например, чума, жертвами которой стали Лиссабон и Лондон. Но постепенно инфекции, которые в прежние века спонтанно приводили к эпидемиям, становились не более чем эндемическими по мере того, как у населения вырабатывался достаточный уровень сопротивляемости. До 1700 г. европейцы успешно отражали удары, наносимые им усилившимся в результате их же морских путешествий притоком болезней. Постепенно эпидемии перестали быть угрозой в демографическом смысле [919] . Как результат, с 1650 г. (или еще раньше) наметился ускоренный рост населения в Европе. Более того, насколько позволяют судить несовершенные данные, в 1550-1650 гг. население начало быстро расти в Китае, Индии и на Среднем Востоке [920] . Такое ускорение роста населения в каждой большой цивилизации Старого Света вряд ли может быть простым совпадением. Предположительно одинаковые экологические процессы стали происходить во всех частях населенного мира, когда нашествия старых эпидемий угасли до уровня эндемических болезней [921] .
918
Эти и другие тропические болезни Старого Света косили американское население, когда доставлялись через Атлантику на перевозивших рабов судах. Предполагается, что в результате
919
Roger Mols, Introduction a la demographie des villes d'Europe du XIVе a XVIIIе siecle (Louvain: Publications universitaires de Louvain, 1955), II, 452. Последняя большая эпидемия чумы свирепствовала в Западной Европе в 1663-1684 гг.; позже отдельные вспышки были в Восточной Европе, и наблюдалась местная эпидемия на юге Франции в 1724 г. См. Georg Sticker, Abhandlungen aus der Seuchengeschichte und Seuchenlehre, Band I, Erster Teil: Die Geschichte der Pest (Giessen: Alfred Topelmann, 1908), pp. 171-236.
920
Автор работы: L. Carrington Goodrich, A Short History of the Chinese People (3d. ed., New York: Harper & Bros., 1959) pp. 198-99 датирует начало прироста населения в Китае 1570 г. Автора работы: G.Findlay Shirras, «The Population Problem in India», Economic Journal XLIII (1933), p.61 оценивает население Индии в 80 млн. человек в 1650 г. и в 130 млн. в 1750 г., а в работе: Fernand Braudel, La Mediterranee et le monde mediterraneen a I'epoque de PhillippeII (Paris: A.Colin, 1949), pp.353-57 отмечается быстрый рост населения, находившегося под османским правлением в XVI в. По мнению Омера Луфти Баркана, например, население Анатолии с 1528-го по 1580 г. увеличилось на 41%: Omer Lufti Barkan, «Essai sur les donnees statistiques des registres de recensement dans l'empire Ottoman aux XVе et XVIе siecles», Journal of the Economic and Social History of the Orient, I (1958), 30.
921
Данные о численности населения в прошлые эпохи весьма неточны, хотя демографы согласны с тем, что существенный и доныне продолжающийся его рост начался примерно с середины XVII в. Это мнение может быть просто связано с началом своего рода статистики населения в те времена в некоторых европейских городах. См. Walter F. Willcox, «Population of the World and Its Modern Increase», in Studies in American Demography (Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1940), pp.22-52; United Nations Population Division, The Past and Future Population of the World and Its Continents (World Population Conference, paper No.243, 1954).
Как бы то ни было, если эти расчеты хоть в какой-то мере близки к истине, то рост населения начался задолго до того, как появились серьезные достижения в медицине. Поэтому новый рост населения едва ли можно приписывать научному контролю болезней. С завозом в Старый Свет таких американских растений, как кукуруза, картофель и батат, в некоторых районах пищевые ресурсы существенно возросли. Снижение остроты политических конфликтов также, очевидно, сыграло свою роль в росте народонаселения. И все же ни одно из этих объяснений не может считаться достаточным, чтобы понять этот феномен всемирного масштаба. Нам незнакомы демографы, связывающие рост населения с увеличением иммунитета к болезням среди цивилизованных народов в результате более тесных контактов в мире. См. Raymond Pearl, The Natural History of Population (New York: Oxford University Press, 1939); A.M. Carr-Saunders, World Population (Oxford: Clarendon Press, 1936); Marcel R.Reinhard, Histoire de la population mondiale de 1700 a 1948 (Paris: Editions Domat-Montchrestien, 1949). При этом тщательные исследования, приведенные в работе: Roger Mols, Introduction a la demographie historique, II, 426-59, не оставляют сомнения в том, что эпидемические болезни серьезно влияли на численность населения европейских стран до 1700 г.
Замечательное сочетание воинственности европейцев, их морских достижений и относительно высокого уровня сопротивляемости болезням изменило культурный баланс мира в поразительно короткий отрезок времени. Колумб связал Америку с Европой в 1492 г., и испанцы бросились осваивать, завоевывать и колонизировать Новый Свет с необыкновенной энергией, невиданной жестокостью и высоким миссионерским идеализмом. Кортес уничтожил государство ацтеков в 1519-1521 гг.; Писарро подчинил себе империю инков в 1531-1535 гг. В последующие поколения менее знаменитые, но не менее отважные конкистадоры основали испанские поселения вдоль берегов Чили и Аргентины, проникли в горные районы Эквадора, Колумбии, Венесуэлы и Центральной Америки, разведали бассейн Амазонки и юг современных Соединенных Штатов. Уже в 1571 г. Испания совершила прыжок через Тихий океан до Филиппинских островов и столкнулась там с морской империей, которую ее соседи по Пиренейскому полуострову -португальцы — тем временем разбросали вокруг Африки и по южным морям Восточного полушария.
Экспансия Португалии в Индийском океане происходила еще быстрее. Ровно десять лет прошло от завершения Васко да Гама его первого плавания в Индию (1497-1499 гг.) до решающей морской победы португальцев при Диу (1509 г.). Португалия тотчас же развила этот успех, захватив Гоа (1510 г.) и Малакку (1511 г.), которые вместе с Ормузом в Персидском заливе (занятым в 1515 г.) служили ей необходимыми базами, откуда можно было контролировать торговлю во всем Индийском океане. Этими успехами Португалия не ограничилась. Ее корабли без промедления отправились за драгоценными пряностями в самое дальнее место их добычи — на Молуккские острова (1511-1512 гг.), а в 1513-1514 гг. португальский купец-путешественник на малайском судне посетил Кантон (Гуанчжоу). К 1557 г. в Макао на южном побережье Китая было основано постоянное португальское поселение. В 1540-е гг. развернулись торговля и миссионерская деятельность в Японии. На другом конце света португальцы в 1500 г. открыли Бразилию и начали обосновываться в этих краях после 1530 г. Береговые посты на западе и востоке Африки, размещенные там в 1471-1507 гг., дополнили цепь портов назначения, связывающих воедино португальскую империю.
На этой красивой, ярко расписанной ширме японский художник конца XVII в. отразил свои впечатления от прибытия португальского корабля. Корабль только что прибыл, матросы еще спускаются по снастям, а некоторые готовятся к высадке. На переднем плане встречающих японских сановников окутали плотные клубы дыма, произведенные, без сомнения, орудийным салютом. Длинный волнообразный язык дыма, вползающий на берег с европейской плавучей орудийной платформы, символизирует начальный этап европейского влияния на весь остальной мир в эпоху великих морских открытий.
Никакая другая европейская держава не могла сравниться с Испанией и Португалией по их первым успехам в заморских странах [922] . Тем не менее оба пиренейских государства недолго безмятежно вкушали плоды своих завоеваний. С самого начала Испании трудно было защитить свои суда от французских и португальских корсаров. Новой страшной угрозой с 1568 г. после первого открытого столкновения между английскими контрабандистами и испанскими властями в Карибском море стали английские пираты. В 1516-1568 гг. другой великий морской народ того времени — голландцы — находился под властью правивших Испанией Габсбургов и пользовался соответственно привилегированным положением посредника между испанскими и североевропейскими портами. Поэтому первоначально голландский флот не посягал на морскую мощь пиренейских государств.
922
Экспедиции из Англии и Франции тщетно обследовали бесплодные и недружелюбные участки Североамериканского побережья в надежде отыскать северо-западный путь к богатствам Востока. Подобные .попытки разведать северный путь привели к открытию в 1553 г. торговых отношений между Англией и Россией через Архангельск. Английские купцы могли с тех пор спускаться по Волге и далее по Каспийскому морю до самой Персии.
Вызов Дальнего Запада миру в 1500-1700 гг.
Равновесие на море резко изменилось во второй половине XVI в., когда восстание Голландии против Испании (1568 г.) и последующий разгром Англией испанской Непобедимой армады (1588 г.) ознаменовали отступление пиренейских морских держав перед надвигающимися на них северными морскими государствами. Нападения на голландские корабли в испанских портах лишь ускорили этот процесс, поскольку Голландия ответила тем, что направила свои суда прямо на Восток (1594 г.), а Англия последовала ее примеру. С этого момента голландская морская и торговая мощь стала быстро вытеснять португальскую [923] в южных морях. Размещение базы на Яве (1618 г.), захват Малакки у португальцев (1641 г.) и крупнейших торговых постов на Цейлоне (к 1644 г.) обеспечили голландцам господство в Индийском океане. В этот же период английские купцы закрепились в Западной Индии. Колонизация Англией (1607 г.), Францией (1608 г.) и Голландией (1613 г.) материковой части Северной Америки и захват этими же державами большинства малых Карибских островов подорвали претензии Испании на монополию в Новом Свете, хотя им и не удалось выдворить ее хоть из одного сколько-нибудь важного района, в котором она утвердилась.
923
Португалией в 1582-1640 гг. правили испанские монархи, и это ставило португальские владения под двойную угрозу: посягательства Испании были в глазах португальцев не менее враждебны, чем Голландии, Франции или Англии.