Восхождение Запада. История человеческого сообщества

Мак-Нил Уильям

Основным ответом на эти тягостные обстоятельства были курение опиума и крестьянские восстания. Широкомасштабное выступление 1774 г. положило начало длинному ряду подобных вспышек, кульминацией которых стало бурное Тайпинское восстание 1850-1864 гг. Восстания ухудшали экономическое положение страны в целом, вынуждая правительство вводить дополнительные поборы на карательные военные действия, что, в свою очередь, усиливало недовольство крестьян.

Порочный круг, в который, таким образом, попало правительство, не ускользал полностью от внимания верховной власти. Благонамеренные указы против курения опиума и призывы к чиновникам о честности не были эффективны, а вот параллельные усилия с целью поставить под контроль вольнодумство принесли несколько больший успех. Во всяком случае, в 1772-1788 гг. правительство провело большую чистку китайской литературы, предавая огню книги, содержавшие пренебрежительные замечания о маньчжурах или их предках. Некоторые книги, приговоренные в ходе этой инквизиции, очевидно, утрачены навсегда [1080] .

1080

См. L.C.Goodrich, Tl\e Literary Inquisition of Ch'ien Lung (Baltimore, Md.: Waverly Press, 1955).

Подобный

страх перед независимой мыслью стоит, возможно, и за изменениями (1792 г.) в императорских экзаменах, которые включали проверку памяти, каллиграфию, легкость сочинения эссе и поэм на заданные темы по строгим правилам. Поскольку подготовка к этим испытаниям была главным делом в интеллектуальной жизни китайцев, то введенные изменения позволяли сузить круг суждений ведущих представителей китайского общества, ограничив их мысль политически безвредными направлениями [1081] . Усилия эти оказались в высшей степени успешными, и почти весь образованный класс Китая сохранял лояльность по отношению к маньчжурскому строю даже в XX в.

1081

См. Chung-li Chang, The Chinese Gentry, pp. 174-82; David R. Nivison and A.F. Wright (eds.), Confucianism in Action (Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1959), pp.4-24.

АРИСТОКРАТКА XVIII В.

Знатная китаянка, общающаяся с природой под звуки флейты, представляет намного более давний, глубже укорененный и явно более надежный образ жизни, чем тот, который воплощали европейские аристократы того же времени. Когда писалась эта картина, китайские армии одерживали победы в Средней Азии, куда их нога не ступала со времени династии Тан, а энергичные усилия, предпринимавшиеся с тем, чтобы сохранить верность в словах и в мыслях, приносили, казалось, великолепные результаты. В этой картине можно видеть исключительно утонченные мотивы чувствительности, возможно, с опенком смутной тревоги перед подчинением размеренному декоруму китайского общества — злые на язык критики называют это упадочничеством. Был ли художник декадентом или нет, но он верно отразил консервативную аристократичность китайской культуры при маньчжурах. 

До 1850 г., когда Тайпинское восстание потрясло империю до самого основания, правительственные контрмеры выглядели в целом адекватными для того, чтобы имперское здание могло выстоять в буре внутренних волнений. Казалось, что принципиальные перемены не требуются, а намеренный акцент на властном прошлом Китая должен был, как обоснованно ожидалось, отвести угрозу развала империи. Китайской самоуверенности был нанесен, однако, страшной силы удар в 1839-1842 гг., когда несколько британских военных кораблей и морской десант смогли пройти через оборону китайских войск почти беспрепятственно.

Поводом для этой демонстрации британской военной мощи стал спор об отправлении правосудия [1082] , но за ним крылись принципиальные разногласия во взглядах, вызывавшие бесконечные трения на местном уровне. В 1834 г. британское правительство лишило Ост-Индскую компанию ее прав по контролю за торговлей с Китаем и управлению ею, сделав эту торговлю открытой для всех, попыталось ввести торговые отношения с Китаем в законные рамки, обычные для европейских наций. Это потребовало отмены сложных ограничительных правил, более века регулировавших торговые сделки между европейцами и Китаем. Указанное изменение британской политики произошло в момент, когда китайское правительство взялось за ограничение и контроль внешней торговли еще более жестко, чем раньше. В 1839 г. в Кантон прибыл специальный уполномоченный императора с целью ликвидировать незаконную торговлю опиумом. В результате его энергичных действий было конфисковано не менее 30 тыс. ящиков наркотика у британских и других европейских торговцев. Жалобы с обеих сторон приняли острый характер, и спор по поводу правильности законных мер стал лишь предлогом для войны.

1082

Один из британских моряков совершил убийство, но самого виновника установить не удалось, и тогда Китай, следуя своей практике возложения вины на общину за нарушение закона и порядка, потребовал выдачи для наказания любого другого англичанина. Этот пример наиболее ярко иллюстрирует конфликт между взглядами европейцев и китайцев, ведь каждая сторона, естественно, считала себя правой.

Слабость Китая в военном отношении вскоре вынудила правительство императора принять мир на британских условиях. Согласно Нанкинскому договору 1842 г., были открыты четыре новых порта для британской торговли и в придачу победившей стороне перешел Гонконг. Другие европейские державы и Соединенные Штаты поторопились заключить аналогичные договоры и расширили при этом британские условия, обеспечив освобождение своих граждан от подсудности китайским органам правосудия и добившись официальных гарантий для деятельности христианских миссий в «договорных

портах».

Такие уступки никак не совмещались с традиционным отношением китайцев к иностранцам и купцам. Нанесенное этим договором унижение и показанная им же военная беспомощность перед западными канонерками, несомненно, дискредитировали маньчжурский режим в глазах китайцев, хотя при этом в китайском обществе и не возникло сколько-нибудь значительных настроений, направленных на отказ от старых обычаев. Образованные китайцы считали едва ли возможным, чтобы Поднебесная могла поучиться хоть чему-нибудь стоящему у варваров. Действительно, впечатляющие успехи, совсем еще недавно достигнутые Китаем, в абсолютно консервативных рамках политики маньчжуров необычайно затрудняли приспособление к новым реалиям мира и дел в нем. Поэтому Китай только в XX в. серьезно взялся за перестройку общества, с тем чтобы суметь противостоять Западу [1083] .

1083

Кроме приводимых отдельно книг, автор этих заметок о Китае использовал следующие труды: G.F.Hudson, Europe and China, pp.258-357; Henri Cordier, Histoire generate de la Chine (Paris: Librarie Paul Genthner, 1920-21), III, IV, passim; Kenneth Scott Latourette, A History of Christian Missions in China (New York: Macmillan Co., 1929), pp. 120-302; A.H.Rowbotham, Missionary and Mandarin, pp.119-301; Antonio Sisto Rosso, Apostolic Legations to China of the Eighteenth Century (South Pasadena, Calif.: PD. & Iona Perkins, 1948); H.B.Morse, The Gilds of China, with an Account of the Gild Merchant or Co-Hong of Canton (Shanghai: Kelly 8c Walsch, 1932); B.Favre, Les Societes secretes en Chine (Paris: Maisonneuve, 1933); J.R.Hightower, Topics in Chinese Literature, pp.102-13; Ssu-yu Teng and John K.Fairbank, China's Response to the West (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1954), pp. 1-45; John K.Fairbank, «Synarchy under the Treaties», pp.204-34, in John K.Fairbank (ed.), Chinese TJiought and Institutions (Chicago: University of Chicago Press, 1957); L.Petech, China and Tibet in the Early Eighteenth Century (Leiden: E.J.Brill, 1950); Marshall Broomhall, Islam in China, pp. 129-30, 147-51; Grace Fox, British Admirals and Chinese Pirates, 1832-69 (London: Kegan Paul, Trench, Trubner 8c Co., 1940); Adolf Reichwein, China and Europe: Intellectual and Artistic Contacts in the Eighteenth Century (New York: Alfred A.Knopf, Inc., 1925); Lewis A.Maverick, China: A Model for Europe (San Antonio, Texas: Paul Anderson Co., 1946); Donald F.Lach, Contributions of China to German Civilization, 1648-1740 (Chicago: University of Chicago Press, 1944); Virgile Pinot, La Chine et la formation de Г esprit philosophiqiie en France, 1640-1740 (Paris: Librairie Paul Genthner, 1932); Earl Pritchard, Anglo-Chinese Relations during the 17th and 18th Centuries (Urbana, 111.: University of Illinois Press, 1929).

2. ЯПОНИЯ 

История Японии в XVIII — начале XIX вв. поразительно отличается от истории Китая в этот же период. В то время как китайские войска вторгались в Центральную Азию, Япония постоянно вела мирную жизнь. Если население Китая больше чем удвоилось за это время, то население Японии оставалось стабильным и даже с 1730-х гг. начало уменьшаться. Главное же отличие состояло в том, что китайская культура была фактически монолитной, закрытой для влияния извне, тогда как культура Японии разрывалась между непримиримыми внутренними течениями и становилась все более восприимчивой к ветрам чужих учений, проносившимся через море из дальних и близких краев. Официальная политика окитаивания ставила целью -и не без успеха — превратить воинов в церемонную знать, однако ей не удалось победить своенравие народной культуры. В то же время небольшая, но занимавшая хорошие стратегические позиции группа японских интеллектуалов рассматривала такие альтернативы неоконфуцианской ортодоксальности, как местная синтоистская религии или западная наука, а люди искусства достоверно отражали напряженные взаимоотношения между местным, западным и китайским стилями.

Учитывая ускоренный и меняющийся ход японской истории как до, так и после периода Токугава, политика строгой изоляции и внутренней стабилизации, столь успешно выдерживавшаяся сегунами более двух столетий, выглядит незаурядным достижением. В Японии в XVIII — начале XIX вв. действовали мощные экономические, политические и интеллектуальные силы, подрывавшие непростое равновесие политической системы, с помощью которой первые сегуны Токугава стремились укрепить и защитить свою власть. Система все же сохранилась нетронутой до 1853 г., и даже после того, как весь механизм сегуната был сметен реставрацией императора в 1867 г., государством продолжала управлять и командовать военная аристократия, правившая Японией при сегунах.

Самые большие трудности сегуната возникли от растущих противоречий между политической и экономической силой. Занимавший высшее политическое положение класс самураев попал в экономическую зависимость от купцов и ростовщиков, официально находившихся в самом низу общественной лестницы. Такому положению способствовала и политика сегунов, требовавших от всех своих сподвижников и полунезависимых феодалов находиться часть времени в городских центрах, ведь когда они уезжали из своих поместий, то даже самые богатые из них должны были обращать урожай риса в деньги, продавая его купцам, и спускать все среди экстравагантной городской жизни. Более того, успех сегунов Токугава в прекращении внешних и внутренних войн оставлял самураям все меньше возможностей вернуться к ратному искусству, оторвавшись от роскошной праздности.