Восхождение
Шрифт:
В конце июля Букреев получил на руки экземпляр статьи Кракауэра, и, по случайному стечению обстоятельств, в тот же день к нему в гости приехал Мартин Адамс. Они расстались еще в Катманду и с тех пор не виделись. Теперь Мартин специально приехал в Санта Фе, чтобы встретиться с Анатолием. Вечером Букреев, Адамс и их друзья собрались все вместе за большим столом возле дома. Статью Кракауэра решили зачитать вслух. При первом же упоминании своей фамилии Анатолий подался вперед, стараясь не упустить ни слова. «Букреев вернулся в четвертый лагерь в половине пятого вечера, прежде чем на маршрут обрушился ураган, — писал Кракауэр. — Сломя голову он помчался вниз с горы, не дожидаясь своих клиентов. Поведение для гида, мягко говоря, странное».
Анатолий обвел глазами присутствующих, недоумевая, правильно ли он понял услышанное.
Скотт лично одобрил мое решение спускаться и ждать участников в лагере, чтобы, если понадобиться, выйти к ним навстречу. В этом и состоял наш план, который, в конечном счете, оказался правильным. Я не понимаю, почему Кракауэр так написал.
В продолжение своей статьи Кракауэр давал читателю понять, что, останься Букреев с клиентами, проблем на спуске у них бы не было. Утверждение в высшей степени несправедливое.
Окончательная уверенность в том, что погода испортится, пришла ко мне лишь на заключительной стадии спуска. Меня, как и Скотта, куда больше заботило то, что у клиентов заканчивался кислород. Я выполнял поручение Скотта. Если бы я оказался вместе с клиентами, когда разыгралась непогода, то, скорее всего, мы бы все погибли. Я говорю это совершенно искренне. Я не супермен; в таких условиях мы бы наверняка остались на горе навсегда.
Букреев, извинившись, вышел из-за стола и принес из дома англо-русский словарь. Когда чтение возобновилось, он то и дело искал в нем незнакомые слова, пытаясь уловить суть. «Поспешность Букреева, скорее всего, объяснялась тем, что у него не было с собой кислорода, да и одежда на нем была не такая теплая, как у всех окружающих. Ему ничего не оставалось, кроме как немедленно идти вниз».
На этот раз, выходя из-за стола, Анатолий не произнес ни слова, но спустя несколько минут он вернулся, держа в руках фотографии. Взглянув на одну из них, Мартин Адамс увидел себя вместе с Букреевым на вершине Эвереста. «Толя, — сказал Мартин, — к чему мне разглядывать все эти снимки. Я и так знаю, что ты был одет не хуже остальных, ведь я же сам покупал для тебя эту куртку». Вынув изо рта сигару, Мартин покачал головой. «Ну и дает же этот писака. Совсем заврался». На фотографии, Букреев был в той самой куртке, которую Адамс подарил ему накануне экспедиции. Себе Мартин купил точно такую же, только другого цвета.
Замечание об отсутствии кислорода также неприятно удивило Букреева.
Я занимаюсь альпинизмом уже более двадцати пяти лет и лишь при одном восхождении на восьмитысячник пользовался кислородом. У меня никогда не возникало затруднений из-за отсутствия вспомогательного кислорода. Скотт был согласен с моим решением идти без кислорода.
В конце статьи Кракауэр привел трогательную историю своей встречи с Энди Харрисом — гидом экспедиции Роба Холла. По словам Кракауэра, их беседа состоялась на спуске, чуть выше четвертого лагеря. Кракауэр предупредил своего гида о том, что ледяной склон, отделявший их от долгожданного четвертого лагеря, был весьма опасен. Поскользнувшись, Харрис сорвался вниз по склону и, по мнению Кракауэра, скорее всего, вылетел на обрыв стены Лхоцзе, где и погиб. После того как чтение закончилось, Адамс усмехнулся и сказал: «Это был я. Это со мной он тогда разговаривал». За несколько недель до своего вылета в Санта Фе Мартин беседовал с Кракауэром по телефону. Кракауэр спросил у него, возможно ли, что неподалеку от лагеря он тогда встретился с ним, с Мартином, а не с Энди Харрисом. Адамс не стал отвечать сразу. Он еще раз внимательно перечитал записи, которые вручил ему Кракауэр непосредственно после трагических событий. Сличив текст беседы со своими воспоминаниями, Адамс пришел к выводу, что Джон заблуждался. Мартин перезвонил ему и сказал, что убежден в том, что это был он, Мартин, а никак не Энди Харрис. Видя, что журналист по-прежнему сомневается, Адамс предложил ему пари: «Десять против одного, что это был я». Кракауэр, по словам Мартина, пари не принял и потребовал дополнительных доказательств.
Букреев был оскорблен этой статьей. Он никак не мог понять, зачем Кракауэру понадобилось выставлять его в таком свете? Ведь Букреев отослал ему текст своего интервью с Уилкинсоном, где подробно объяснил, почему он решил спускаться вниз. Что произошло? Букреев неправильно понял вопросы Кракауэра? Или Кракауэр неверно истолковал его ответы? Но почему? Ведь еще в начале июня он предоставил редколлегии «Аутсайда» полную запись своей беседы с Уилкинсоном. Тогда Букреева приглашали в редакцию, чтобы договориться с ним об использовании его фотографий в материале Кракауэра.
По мнению Букреева, редакция проигнорировала эту запись, в которой, в частности, рассказывалось о его разговоре со Скоттом Фишером на ступени Хиллари. Не было проверено и то, как он был одет в тот день. 31-го июля при помощи своих друзей Анатолий составил обращение к Марку Бранту, редактору журнала «Аутсайд». Ниже приводится текст этого письма
Соединенные Штаты, штат Нью-Мексико, 87501, Санта Фе, Маркет стрит, 400 редактору журнала «Аутсайд» Марку Бранту
Уважаемый господин Брант!
Обращаюсь к вам, так как считаю, что статья Джона Кракауэра, опубликованная в сентябрьском номере вашего журнала за 1996-ой год, содержит несправедливую критику моих действий, предпринятых на Эвересте 10-го мая 1996-го года. Я с большим уважением отношусь к господину Кракауэру и отчасти разделяю его взгляды на роль гида в высотных экспедициях. Не сомневаюсь, что он сделал все возможное для спасения своих товарищей в тот трагический день. Лишь незнание им некоторых деталей, а также недостаток высотного опыта помешали ему воссоздать полную и объективную картину тех событий.
Все мои действия были основаны на более чем двадцатилетнем опыте высотных восхождений. За свою жизнь я трижды поднимался на Эверест и двенадцать раз — на вершины высотой более 8 000 метров. Мною были покорены семь из четырнадцати восьмитысячников, причем все — без использования кислорода. Я отлично понимаю, что сам по себе этот опыт еще не дает ответа на все вопросы, и потому перехожу к детальному рассмотрению событий.
Провесив перила до самой вершины, я стал ждать появления наших участников. На вершине Эвереста я находился с 13:07 до 14:30. За это время только двое клиентов достигли цели. Это были Клев Шенинг и Мартин Адамс; оба — участники экспедиции Скотта Фишера. Меня тревожило отсутствие остальных. Не имея радиосообщения с ними, я предположил, что они столкнулись с какими-то трудностями при подъеме. Поэтому я принял решение спускаться к ним навстречу.
Чуть ниже вершины я встретил идущего наверх Роба Холла, руководителя новозеландской экспедиции. Он, как мне показалось, был в хорошей форме. Потом я увидел четырех клиентов «Горного безумия» и четырех наших шерпов. Все они продолжали подъем и чувствовали себя нормально. Над ступенью Хиллари я встретил самого Скотта. Он выглядел усталым, хотя, по его словам, шел нормально, разве что немного медленней обычного. Его состояние, как мне показалось тогда, не внушало тревоги, хотя сейчас я понимаю, что кислород у него был уже на исходе. Мы обсудили сложившуюся ситуацию. Я сказал, что, поскольку восхождение затянулось, то кислород у участников может закончиться еще до их возвращения в четвертый лагерь. Я считал, что мне нужно как можно быстрее спуститься в четвертый лагерь, чтобы там согреться, выпить горячего чаю, прийти в себя и быть готовым к возможному выходу наверх, на помощь спускающимся альпинистам. Скотт, как и прежде Роб Холл, выразил полное согласие с моим планом. За клиентов я мог не беспокоиться, так как с ними оставались еще четверо шерпов, Нил Бейдлман (второй гид нашей экспедиции), Роб Холл и Скотт Фишер, которые в случае чего оказали бы им необходимую помощь. Подчеркиваю, что на момент нашего разговора никаких четких признаков ухудшения погоды, притом такого сильного и внезапного, еще не было.
Принятое решение позволило мне:
1) спуститься в четвертый лагерь к пяти часам вечера (меня задержал поднявшийся ветер), подготовить кислород и все необходимое и в шесть часов, невзирая на разыгравшуюся бурю, в одиночку выйти на поиски отставших альпинистов;
2) после нескольких неудачных попыток отыскать их, замерзших и сбившихся в кучу, дать им кислород, напоить чаем и обеспечить их спуск в четвертый лагерь.
Господин Кракауэр затрагивает также тему вспомогательного кислорода. По его мнению, отсутствие у меня во время восхождения кислорода могло отрицательно сказаться на моих физических возможностях. В связи с этим хочу отметить, что за долгие годы занятий альпинизмом (список моих восхождений приведен выше) я привык обходиться без вспомогательного кислорода. Лично для меня в случае успешно проведенной акклиматизации более безопасными являются именно бескислородные восхождения, поскольку отсутствует риск внезапного ухудшения самочувствия в случае, если кислород закончится.
Мое физическое состояние, многолетний высотный опыт и обширная практика восхождений, а также специальная подготовка и умение правильно оценить свои силы позволяли мне чувствовать себя уверенно и без кислорода. Скотт Фишер также одобрил мое решение. Он лично санкционировал мой выход на гору без кислорода.
Следует добавить, что в качестве меры предосторожности в день восхождения я, тем не менее, взял с собой баллон кислорода, маску и шланг. На подъеме некоторое время я шел рядом с Нилом Бейдлманом. На высоте 8 500 метров, оценив свое самочувствие, я решил отдать свой баллон Нилу, потому что опасался, что ему может не хватить кислорода. Дальнейшие события только подтвердили правильность моего решения — при спуске клиентов на долю Нила выпала колоссальная нагрузка, с которой он едва ли справился бы, не будь у него лишнего кислорода
Наконец, господин Кракауэр задается вопросом о моей недостаточной, с его точки зрения, экипировке в день восхождения. Однако по фотографиям, сделанным в тот день, можно с уверенностью сказать, что на мне была самая современная высотная одежда, не уступающая по качеству одежде остальных участников.
В заключение хочется отметить, что трагедия 10-го мая 1996-го года произошла не вчера. За время, прошедшее с тех пор, каждый из нас, участников тех событий, имел возможность сопоставить свои воспоминания с рассказами других и прийти к определенным выводам. Мое мнение состоит в следующем. Если бы я не спустился тогда в лагерь, то — с учетом разыгравшейся бури и почти нулевой видимости — у всех нас осталось бы существенно меньше шансов. Окажись я тогда с ними, едва ли мне удалось бы найти четвертый лагерь; куда вероятней было всем вместе сгинуть в этой буре. Конечно, я мог бы отправиться за помощью в четвертый лагерь, но, как выяснилось впоследствии, находившиеся там люди не могли или не хотели прийти на помощь попавшим в беду альпинистам.
Уверен, что господин Кракауэр, как и я, скорбит о погибших и тяжело переживает эту утрату. Нам обоим хотелось бы, чтобы в тот день все произошло по-другому. Нам необходимо как следует разобраться в произошедшей трагедии. Надеюсь, что наш горький опыт послужит уроком для тех, кто вслед за нами примет вызов гор. Я всецело приветствую стремление господина Кракауэра докопаться до правды и готов всячески помогать ему в этом.
1-го августа пришел официальный ответ на это письмо. Старший редактор Брэд Ветцлер сообщил Букрееву, что присланный текст был слишком велик, чтобы опубликовать его в разделе писем. Ветцлер предложил Букрееву уменьшить размер сообщения до 400 слов, чтобы уложиться в отведенные рамки. Анатолий отказался.
Соединенные Штаты, штат Нью-Мексико, 87501, Санта Фе, Маркет стрит, 400, редакция журнала «Аутсайд», Брэду Ветцлеру
Уважаемый господин Ветцлер!
Прочитав Ваш ответ от 1-го августа сего года (текст прилагается), где мне было предложено сократить текст письма до 400 слов, я почувствовал себя во многом так же, как Джон Кракауэр, когда тому пришлось отвечать на многочисленные вопросы журналистов. Мои возражения на измышления Джона нельзя втиснуть в рамки небольшой заметки. Попытаюсь объяснить, почему.
Джон критически отозвался о моем решении спускаться вниз, несмотря на то, что в его распоряжении имелся текст моего интервью. Там я подробно объяснял причины, побудившие меня отправиться вниз, и подчеркивал, что мое решение было одобрено Скоттом Фишером. Другая копия этого интервью была передана мной в редакцию вашего журнала. Произошло это до выхода в свет сентябрьского номера журнала. Без сомнения, Джон Кракауэр вправе давать свою собственную оценку событий. Но вызывает удивление, почему он, имея на руках факты, прямо противоречащие его умозаключениям, не счел нужным позвонить мне и прояснить эти вопросы. Все мои координаты, включая номер телефона и факса, имелись в его распоряжении.
Высказывания Джона о моей плохой экипировке во время восхождения совершенно несостоятельны. Достаточно хотя бы мельком взглянуть на фотографии, сделанные в тот день. Я решительно не понимаю, что могло натолкнуть Джона на такое предположение.
Столь же беспочвенны и замечания Кракауэра о моем восхождении без кислорода. Каждому, кто ознакомился со списком моих восхождений (Джону подобный перечень был выслан), становится ясно, что на высоте я предпочитал обходиться без кислорода, причем делал это давно и успешно. Более того, как я уже упоминал в своем предыдущем письме от 31-го июля, мое решение было согласовано со Скоттом Фишером. Скотт был отлично осведомлен и о моем стиле хождения, и о моих спортивных достижениях. Как мне кажется, действия, предпринятые мной 10-го и 11-го мая, служат достаточным подтверждением его веры в мои силы.
В целом комментарии Кракауэра вызывают удивление. Имея перед собой письменное опровержение своих слов, он не потрудился ни перепроверить изложенные факты, ни позвонить, чтобы уточнить детали.
В этом письме, равно, как и в предыдущем, от 31-го августа, я не предполагал и не предполагаю, что мои действия на горе не подлежат критике. Как и остальные участники, я вновь и вновь задаюсь вопросом, «что было бы, если…» Однако я протестую против публикации суждений, не имеющих никакого фактического подтверждения и более напоминающих клевету.
Если бы в статье был неправильно нарисован маршрут или названа ошибочная высота, я бы с легкостью уложился в четыре сотни слов. Но, поскольку в данном случае были затронуты существенно более важные вопросы, я бы просил уважаемую редакцию пересмотреть свое решение и опубликовать мое письмо целиком.
2-го августа Ветцлер в своем ответном письме предложил Букрееву «отточить аргументацию» и сократить текст на сей раз до 350 слов, пообещав свое содействие в создании «более сильного художественного образа». Букреев вновь ответил отказом.
Соединенные Штаты, штат Нью-Мексико, 87501, Санта Фе, Маркет стрит, 400, редакция журнала «Аутсайд», Брэду Ветцлеру
Уважаемый господин Ветцлер!
Благодарю Вас за письмо от 2-го августа и за внимание, проявленное к моей просьбе.
Ваше предложение о содействии в редактировании моего письма очень любезно. К сожалению, дать исчерпывающий ответ Джону Кракауэру, уложившись в 350 слов, не представляется мне возможным. Мое письмо посвящено очень важным вопросам. В нем содержится не только опровержение очевидной клеветы, но и мой личный взгляд на трагедию. Я всячески поддерживаю идею восстановить хронологию тех событий, однако считаю, что опираться следует исключительно на факты, а не на досужие измышления.
Редактировать письмо с целью сделать его более «литературным» означало бы выбросить из него все «лишнее» и, тем самым, лишить мой ответ его самой сути.
Я благодарен за Ваше внимание к данному вопросу.
Через девять месяцев, в апреле 1997-го года, Кракауэр выпустил свою книгу «В разреженном воздухе». Книга представляла собой дополненную версию статьи, опубликованной им ранее в журнале «Аутсайд». Несмотря на интенсивный сбор данных, предшествовавший выходу книги, позиция Кракауэра по отношению к Букрееву практически не изменилась. Тем не менее, он все же привел в своей книге отрывки из интервью, данного Букреевым Уилкинсону. Текст этого интервью был предоставлен Кракауэру еще в июне 1996-го года. Журналист цитирует следующие фрагменты: «Я провел на вершине около часа… Было очень холодно, это отнимало все силы… С моей точки зрения, не имело никакого смысла, чтобы я здесь торчал, замерзая в ожидании остальных участников. Разумнее было спуститься в четвертый лагерь, откуда я мог в случае необходимости принести кислород или же выйти на помощь к отставшим клиентам. Стоя на такой высоте без движения, очень быстро замерзаешь. Силы оставляют тебя, и ты становишься ни на что не способен».