Воскресенье
Шрифт:
– Здравствуйте, Евгения Марковна, – та испуганно захлопала голубыми глазами и приподнялась, поправив темные шорты. Такой чистый взгляд цвета небесной лазури Женя видела только у финских девушек, во время рабочей поездки отца в Хельсинки. В далеком детстве.
– Яна, да?
– Да – да. Вы проходите, товарищ участковый, – девочка отложила тряпку и вытерла руки о белую футболку в красную полоску. – Мама приболела немного, простите, – сбросив тапочки, она взлетела на крыльцо и открыла дверь. – Проходите, я сейчас чайник поставлю.
***
Женя тихо вошла и аккуратно
Раздался кашель, и, вздрогнув, Женя только в этот момент заметила лежащую на кровати женщину. В доме была только одна комната, в которой умещались видавшие виды диван, стол и маленький холодильник в углу. Лицо женщины было мертвенно бледным: его покрывали многочисленные морщины. Укрывшись одеялом в жару, Елена Павловна тряслась в страшном ознобе.
– Кто здесь…? – Прохрипела Ракицкая, задыхаясь от страшного кашля. – Яна! Йоханна!
– Иду, мамочка! – Девочка ворвалась в дом и склонилась над матерью. – Что? Воды? Вы простите, она совсем плохая, – виновато произнесла Яна, – который день мучается.
– Евгения Марковна, – облегченно улыбнулась Ракицкая, – Женечка. Я так рада, что вы здесь. Дочь, сходи в магазин, купи конфет. Моих любимых, родная. Беги, скорее. Нужно Женечку чаем угостить.
***
– Елена Павловна, почему вы скорую не вызвали? – Спросила Женя, когда девочка ушла из дома и присела на край дивана. – Вам помощь нужна.
– Нет, нет, – спокойно ответила Елена Павловна, – присядьте, Женя. Я так рада вас видеть. Хотела с вами поболтать. Поговорите со мной, Женя. Пожалуйста.
– Конечно, – девушка поправила подушку под больной, – Елена Павловна, вам нужно в больницу, срочно.
–Женя…, – выдохнула Ракицкая, – как вас сюда занесло? Такая молодая, красивая.
– Это случай, Елена Павловна, – Круглова посмотрела на совсем еще не старую женщину, с невероятно теплыми глазами. Морщины выдавали трагедию жизни, но в густых, каштановых локонах не было седины, а на лице стояла улыбка, снисходительная, добрая. Невзгоды не сломали Ракицкую – она понимала, что умирает, но ни о чем не жалела.
– Замуж вам надо, Женечка, – тихо сказала она с улыбкой. – Любовь, она ломает все преграды.
– Елена Павловна, некогда мне, – смущенно усмехнулась девушка.
– Поверьте, на ваш век хватит приключений, – ответила Ракицкая. – Будет возможность «За Россию умереть». Вы знаете, в жизни столько всего было, что я иногда удивляюсь, как такое возможно? – Женщина с трудом поднялась и присела.
– Елена Павловна…
– Нет, нет, никаких больниц, – Ракицкая вновь страшно закашлялась, – я жалею только об одном – что не родилась по ту сторону реки, – улыбнулась она, так по-детски и счастливо, что у Жени проступили слезы. – Да, тогда, наверное, все было бы по-другому. Но это все мелочи жизни. Я хочу попросить вас, Женя, – Ракицкая повернулась к комоду, и вдруг схватилась за сердце.
– Елена Павловна! – Присела
– Нет, нет! – Крикнула Ракицкая и схватила Женю за воротник пиджака, притянув к себе, – Женечка, – сказала она, глядя прямо в глаза, – Женя, я вас умоляю, расскажите ей правду. Моей девочке. Прошу, – женщина звучно сглотнула, по щекам покатились слезы, – правду. Пожалуйста.
– Какую… Какую правду, Елена Павловна?! – Крикнула Женя, но Ракицкая уже не дышала. Ослабив хватку, она уронила голову девушке на плечо.
Женя уложила учительницу на кровать и отступила назад. Прижалась к стене и сползла вниз.
Навсегда. На всю жизнь она запомнит эти огромные, зеленые глаза, этот отчаянный взгляд. Покрытое слезами и морщинами, но красивое лицо.
«Правду. Пожалуйста».
Лишь спустя пару минут Круглова заметила застывшую на пороге Яну. Понадобилось мгновение, чтобы она все поняла. Авоська выпала из рук, взгляд сошелся с Жениным. Секунда – и девочка выбежала из дома.
«Стой!» – Крикнула Женя и кинулась следом. Затем вспомнила, что забыла пилотку, вернулась, вновь выбежала на улицу, но беглянки и след простыл.
***
Ночью улицы Берегового опустели. Музыка смолкла, мороженщик закрыл свою лавку. Жалобно, устало скрипнул трамвай и отправился в депо. С реки повеяло прохладным, свежим ветром.
С трудом дойдя до дома, Женя Круглова упала на скамейку у забора и устало вздохнула.
«Правду. Пожалуйста».
«Мамочка».
Светлые волосы девочки. Большие, зеленые глаза. Трамвай. Колье. Мост, «колючка», финны.
«Это система. И вам ее не сломать».
Евгения закрыла лицо руками. Система должна быть разрушена, если она преступная. Любой, кто ей потакает – преступник и враг государства. А если милиция допускает подобный произвол, то становится соучастником преступления. Работник органов – это и есть власть. Враг и преступник во главе страны приближает конец государства.
– Евгения Марковна, вы, это самое, присаживайтесь, – полковник Вячеслав Анатольевич Давыдов, начальник милиции города, указал на стул напротив его рабочего стола, заваленного бумагами. – Я все понимаю, у вас на руках умер человек, у всех бывает… – он вытер пот с лысины и уселся на стул.– Ну, или почти у всех. Привыкните. Сходите вечером на танцы, это самое, развейтесь. Но только без фанатизма, – поднял вверх указательный палец Давыдов.
– Есть, развеяться танцами, – высохшим ртом ответила Круглова. – Вячеслав Анатольевич, я могу ознакомиться с личным делом Елены Павловной?
– Это зачем? – Удивленно спросил полковник, поерзав на стуле, поднимая глаза на портрет Брежнева над головой, будто искал у него поддержки. Тучная конструкция мужчины не давала спокойно сидеть на месте: размер мебели не соответствовал габаритам Вячеслава Анатольевича.