Воскресшие сердца на пепле сожженной любви

«Воскресшие сердца на пепле сожженной любви»

«В двух семьях, равных знатностью и славой. В Вероне пышной разгорелся вновь, вражды минувших дней раздор кровавый, заставив литься мирных граждан кровь. Из чресл враждебных, под звездой злосчастной, любовников чета произошла. По совершенье их судьбы ужасной, вражда отцов с их смертью умерла.

Ведь ход любви их, смерти обречённой, и яркий гнев их близких, что угас, лишь после гибели четы влюблённой, – Часа на два займут, быть может вас.

Коль одарите

нас своим вниманьем, изъяны все загладим мы стараньем.

Нам грустный мир приносит дня светило – Лик прячет с горя в облаках густых…

Идём, рассудим обо всём, что было.

Одних прощенье, кара ждёт других.

И нет печальней повести на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте»

(Уильям Шекспир)

ПРОЛОГ

(Марк Сорин 2012 год. Амстердам)

Свежий, утренний воздух приятно холодит кожу лица. Прикуриваю сигарету и немного отвлекаюсь, глядя на здание аэропорта. До сих пор не могу понять людей, совершающих частые перелёты и выглядящих свежими и бодрыми после этого. Собственные перелёты не смогу даже пересчитать, не хватит пальцев на руках и ногах. Однако каждый гребаный раз испытываю чувство дискомфорта, лишаясь всякого контроля внутри железной, литой конструкции. Но ради «неё» никогда не переставал делать этого, жертвуя всем. Всё, до сегодняшнего дня было ради неё! И это скорее уже привычка, которая теперь должна остаться в забытом прошлом. Устремляю свой взгляд в утреннее небо, сегодня оно как никогда прекрасно! Пестрит сотней разных оттенков, от лиловато-красного до тёмно-серого, впечатляющих своей необыкновенной красотой. Монотонный стук в висках, словно марш Мендельсон, приветствующий, несвойственное мне состояние некой неуверенности и скованности. Едкий дым от почти докуренной сигареты, проникает в лёгкие, обжигая горло от последней затяжки.

Всё ещё не двигаясь с места, неотрывно смотрю на потухший экран смартфона, стараясь подавить в себе поднимающую волну страха. Сжимаю телефон настолько крепко, отстранённо думая, какую силу нужно применить, чтобы тот не выдержал давление и рассыпался на мелкие осколки прямо в ладони.

Я должен прочесть её последнее сообщение, прежде чем займу комфортное место в первом классе, воздушного лайнера, рейсом до Берлина.

Чёрт, как-то всё-таки больно! Почему мы снова вынуждены делать выбор?

Глубоко вздохнув смотрю в даль. Руки самопроизвольно выполняют свою задачу. Ввожу код и дисплей загорается, оповещая о новом СМС. Мелькающие строчки её последнего сообщения заставляют вновь занервничать, возвращая былую тревогу. «Наши сердца сгорели в огне любви… Не забывай, никогда! Прошу.»

Прожигаю пронзительным взглядом последние строки сообщения, и поддаюсь панике.

Бушующие внутри чувства, не имеющие основу, неумолимо меняют привычный уклад. Заставляют думать в данный момент не только о себе, и это вновь пугает и злит одновременно. Гребенная плата за наши нескончаемые желания, за наши не обдуманные поступки.

Тревога увеличивается с неописуемой силой. Тяжёлая, гнетущая. Паника настигает мощной

волной, сметая последние обрывки самообладания. В голове крутится лихорадочный вихрь мыслей, среди которых молниеносной вспышкой проносится главная: – Твою же мать, сука! Нет, вот только не это. Ты не сделаешь этого, снежинка!

Выбегаю из здания аэропорта, и ловлю такси. Плевать я хотел на этот долбанный рейс! Плевать на принципы!

Дорога до её дома кажется вечностью. Наконец машина плавно паркуется возле литых ворот трёхэтажного викторианского особняка. Кидаю на переднее сиденье водителю, купюру в пятьдесят евро, пулей вырываюсь из салона такси, с силой захлопнув за собой дверь. Каменная дорожка перед домом кажется мрачной, всё сильнее ощущаю непонятное и необъяснимое давление, сжимающее всю грудную клетку, сковав намертво сердце. Вот он пиковый момент, заставляющий терять остатки самоконтроля.

– Снежинка! Я здесь, – крик вырывается самопроизвольно. – Где ты?

– Чёрт! Нет только не это, девочка моя! – шиплю сквозь зубы, стараясь погасить навязчивое ощущение чего-то нехорошего.

За борьбой с собственным беспокойством, не замечаю, как оказываюсь на втором этаже дома. Теряю бдительность, что ещё больше ввергает в неконтролируемый шок, и раздражение, граничащее с проедающим насквозь бешенством. Ноги сами несут меня в направлении ванной комнаты. Смертельная тишина нагнетает обстановку, рождая далеко не лучшие предположения о её причине. Распахиваю дверь ванной комнаты и впадаю на несколько секунд в ступор.

– Малышка! Какого чёрта, твою мать! – Ты что наделала? – слышу свой же голос через пустоту моего затуманенного разума.

Её безжизненное тело лежит на полу, в луже собственной крови. Я никогда не видел столько крови. Она была повсюду. Чуть пошатнувшись, я упал перед ней на колени, до боли сжимая её нежные плечи.

– Снежинка, девочка моя! Ответь мне что-нибудь, прошу!

Я попытался сфокусировать свой взгляд на её лице, на прикрытых глазах.

– Только не это! Ты не умрёшь на моих руках, ты слышишь?! Не сегодня, малыш! – Я схватил полотенце, и начал наматывать его на тонкое запястье её левой руки.

– Дыши, девочка моя! Не уходи, слышишь?! – Открой свои глаза! – Я начал трясти её обмякшее тело, но она кажется уже ни на что не реагировала.

Не помню, как набирал номер скорой помощи. Пальцы рук дрожали, и я постоянно сбивался.

Опьянённый всем этим ужасом, я повернулся к окну и стал ждать машину скорой помощи, всё ещё не выпуская из рук мою маленькую девочку, мою снежинку.

Я обнял её, и начал убаюкивать лёгкими покачиваниями из стороны в сторону. Я ощущал её прерывистое дыхание, еле пробивавшее через состояние обморока, поэтому не прекращал говорить с ней ни на минуту.

Услышав издалека звук приближающейся серены, я осторожно взял на руки сестру, и пошёл к выходу. Моё сердце рвалось на куски.

******

Бросив взгляд в сторону отдаляющей машины скорой помощи, сдерживаю рвущуюся наружу тревогу. Вспоминаю слова реаниматолога: – «Девочка будет жить! Она справится. Ты вовремя оказался здесь!»