Воскресший для мщения
Шрифт:
Он хорошо заплатил, кому нужно за то, чтобы Нырка отправили в ту колонию, где сидел Алексей. Но не успел узнать о плачевном результате операции, как получил маляву от старого кореша Меченого.
Поразмыслив некоторое время, оценив ситуацию, сопоставив возможности авторитета Черного, хоть и находящегося в розыске и отморозка Гнедого, он отправил маляву Гнедому, в которой он отказывался от заказа в силу того, что посланцы Гнедого Живоглот и Мишель ввели его в заблуждение. Деньги он готов вернуть в любое удобное время и в любом назначенном месте.
Вот это послание и пришло к Гнедому за два часа до наступления Нового, 1996 года.
«Да что же этот мерзкий Кондратьев, и в огне не горит, и в воде не тонет, и столько из-за него неприятностей…», — думал Гнедой, расхаживая по огромному каминному залу взад-вперед… Он хотел шикарно отпраздновать Новый Год, были приглашены весьма любопытные гости, среди которых в обязательном порядке были и Михаил с Ларисой. Очень ему нравился этот тройственный союз. Пресыщенный женщинами Гнедой уже не знал, что бы ему изобрести погаже
Грандиозное представление готовилось, с музыкой, живописными деталями. И на тебе — такие неприятные известия под самый праздник…
Жуткая досада овладела Гнедым. К тому же, к досаде примешалось недоумение — он толком не знал, что ему делать дальше. Ссориться с Черным было чревато, ссориться с Ферзем тоже. К счастью, Ферзь в настоящее время укатил встречать Новый Год куда-то в теплые моря, а до того тоже месяца два мотался по заграницам и вообще был не в курсе неудачного покушения на Кондратьева.
«Вообще, я что ли, виноват в том, что поганый Нырок оказался ни на что не годен?», — пытался утешить себя Гнедой. — «И этот старый мудак Паленый отказался от заказа тоже по моей вине? Что мне, самому лезть в зону, чтобы пришить этого ваньку-встаньку?» И тем не менее перед глазами стояла ослепительная улыбка Ферзя, и предновогоднее настроение сходило на нет…
Гнедой уселся в кресло и задумался…
Придумать он, однако, ничего не смог. Положение было крайне неприятное и двусмысленное. И давно ему не приходилось быть в таком положении. Он кичился своей хитростью и изворотливостью, гордился тем, что он, прирожденный трус и подлец, получивший при первой ходке в зону погоняло Гнида, потом аккуратно переделанное им в Гнедой, стал авторитетом, руководителем довольно крупой преступной группировки. Сел он в двадцатидвухлетнем возрасте по позорной сто семнадцатой статье за изнасилование. Быть бы ему петухом, если бы тогда за него не вступился в зоне тот самый Ферзь, угадавший в молодом трусливом и угодливом зэке те черты, которые могли бы пригодиться ему в будущем. И пригодились — время Гнедого пришло, из жалкого насильника он превратился в уважаемого в своих кругах человека. Он сумел создать себе легенду — пригодился курс обучения в театральном институте, откуда он был отчислен за развратное поведение. Он окружил себя завесой таинственности, люди, подчиненные ему, были уверены, что за его спиной два убийства, хотя он не смог бы прирезать и курицу. Один раз, правда, случай помог ему. Он попал за решетку за убийство, которого он вообще не совершал. Поначалу бившийся на Петровке об стену головой от отчаяния, Женя Шервуд, вдруг призадумался и понял, что ему пригодится эта крутая статья. Он признался в несовершенном им убийстве и был осужден на восемь лет. Тем временем уже через полгода адвокаты, нанятые Ферзем, без труда доказали, что Шервуд убийства не совершал, что полностью соответствовало действительности, и он вышел на свободу. Сам же он, подмигивая дружкам, намекал, что убил того мужика он, просто жить надо уметь и влиятельных друзей иметь. Так появилась первая легенда… Затем, лет через пять, Гнедой пошел ва-банк, желая укрепить свой авторитет. Он взял на себя убийство директора автобазы, которое совершил его кореш Фикса. Игра удалась на славу. Гнедой был оправдан и выпущен из-под стражи в зале суда, и в это же время Фикса, вина которого была доказана, был зарезан нанятыми Гнедым людьми. Так появилась вторая легенда о кровавом жестоком убийце, мастере уходить от наказания… К мнению Гнедого стали прислушиваться… В девяностом году Ферзь поручил ему крупное дело, контроль над многочисленными торговыми точками западного района Москвы. Они поделили сферы влияния с другим протеже Ферзя, полной противоположностью Гнедого, Расцветаевым по кличке Славка-Цвет. Цвет был прирожденный бандит, убивать и грабить было для него удовольствием. Мрачный, угрюмый, не умеющий связать двух слов без отборного мата, проведший полжизни за решеткой, с украшающим лицо страшным шрамом, он вызывал у Гнедого одновременное чувство страха и ненависти. Он постоянно пытался скомпрометировать его перед паханом. А в девяносто втором году он, разумеется, с согласия чем-то разгневанного на непокорного Цвета Ферзя, не погнушался доносом на него в прокуратуру, в котором он сообщал, где Цвет хранит оружие и наркотики и где его можно взять тепленького. Цвет догадывался, кто заложил его. Осужденный на два года за хранение оружия, он готовил расправу над предателем, но в зоне в потасовке убил человека и получил за это новый срок. Месть была отложена…
О трусости и подлости Гнедого не знали только его подчиненные. Они боялись его как огня. А уж с ними он умел обращаться, тут его изощренная жестокость не знала предела. Этот постоянный глум над окружающими его людьми стал неотъемлемой частью его жизни. Над ним, хилым избалованным ребенком и подростком немало издевались в школе и во дворе, теперь пришла его пора издеваться. Начитанный, нахватанный, имевший знакомых в творческих кругах Шервуд, знал, что, как и где сказать, чтобы произвести впечатление на окружающих. Где нужно показать себя настоящим аристократом, а где подчеркнуть, что рядом сидящий для него что-то вроде собаки, которой и вовсе стесняться не нужно. Можно раздеться догола, издать любой непристойный звук, сказать, все что угодно, оскорбить находящегося рядом любым возможным способом, чтобы он понял свою незначительность и ничтожество перед таким человеком, как он…
А вот авторитеты прекрасно знали цену Гнедому. Тот же Черный понимал, что это очень слабое звено в группировке Ферзя, и через него вполне можно делать свои дела, можно надавить, припугнуть, можно и подкупить жадного и практичного Гнедого. Так же получилось в случае с злополучным капитаном Кондратьевым. Гнедой теперь был уже не рад, что связался с ним. А уж если связался, надо было сразу дать отпор Черному. А вот на такое он никак не был способен. Один спокойный уверенный басок Черного вызывал у него трепет, этот человек был способен на все, и Гнедой прекрасно знал, что против него он полное ничтожество.
— А пошли они все к матери, к той самой известной всем матери! — вдруг громогласно провозгласил Гнедой, встряхнул головой и стал расхаживать взад-вперед по залу. «Кто они все вообще такие?» — подумал он, сделав добрый глоток любимого виски «Джонни Уолкер» — блэк лейбл и попытавшись с презрением подумать о всех этих авторитетах. Для Ферзя он, слава Богу, тоже кое-что сделал, никак не меньше, чем звероподобный Славка-Цвет, так что, ничего он ему не сделает, поворчит, и все… Гнедой не такой человек, он порой Ферзю такие неожиданные сюрпризики и подарочки преподносит, вроде тех ста штук баксов в девяносто втором году. Так, ни за что, ради уважения, чтобы поднять настроение… А Черный просто мужик, злой отвратительный мужик. Смелый, конечно, слов нет, но мало ли кто смелый. Он не человек, он животное, хищник, кровавый хищник… Но его надо бояться, как вырвавшегося из клетки тигра или леопарда. И каждый дорожащий своей жизнью забоится. Ничего не боится только набитый дурак. И нечего его дразнить, надо оставить этого придурочного капитана в покое. На кой хрен он ему сдался? Или нет, пускай им Лычкин занимается. Он все равно его в покое не оставит, до такой степени ненавидит, и он, и Лариса… А в крайнем случае он и перед Ферзем не ударит лицом в грязь, а Черному выложит Лычкина, как на тарелочке… Отлично, отлично, а ещё говорят, что алкоголь притупляет мозг… Нет, наоборот, благородные напитки просветляют мозги благородных людей…
— Эй! — хлопнул он в ладоши, и в комнату заглянуло румяное лицо горничной. — Как там гуси-поросята поживают?
— Все готово, Евгений Петрович, просим к столу! — залепетала горничная.
Не успела она это произнести, как Гнедому сообщили, что приехали гости.
… Компания получилась более, чем оригинальная. Четыре полуголые шлюхи, Михаил с Ларисой и он сам. Михаил был в красной рубашке, на груди которой серебряными цифрами было написано 1996, Лариса — в серебристом, до пят платье Снегурочки. Сам Гнедой вышел к гостям в халате Деда Мороза, с седой бородой и в остроконечной шапке. За ним телохранители несли мешок с подарками. Гнедой стал вытаскивать из мешка флаконы французских духов, которыми одаривал каждую даму, снабжая презент долгим засосом в губы. Особенно долгим был поцелуй Ларисе. Он уже несколько месяцев сожительствовал с ней, при этом сохраняя серьезный деловой вид в отношениях с Михаилом. Сегодня же он решил дать себе воли. Он подарил Лычкину бутафорскую саблю в красивых ножнах, которую порекомендовал тут же надеть на себя, подвесив к поясу. Такую же саблю прицепил и на свой пояс…
Затем началось застолье. Пить он заставлял всех помногу, лишь сам только пригубливал после каждого тоста…
Пробили куранты. Наступил Новый Год.
Гнедой погнал всех во двор, где они устроили фейерверк с петардами, хлопушками, бенгальскими огнями и шампанским.
А после этого он отвел душу. В нескольких комнатах шла настоящая вакханалия. Трахались все на глазах друг у друга, телохранители совокуплялись с приглашенными проститутками, одну из них имел он сам, а потом, чем-то крайне недовольный и раздраженный, жестоко избил её на глазах у всех и выгнал из дома. Он пинками провожал её до двери, сопровождая экзекуцию отвратительной бранью.
— Ни машины, ничего не получишь, шалава! Не умеешь общаться с людьми искусства, так получи! Валяй отсюда по морозцу! Пешком попрешься до Москвы, тебе мало не покажется!
— За что? — отчаянно рыдала проститутка. — Что я сделала?
— Ничего не сделала, вот именно — ничего не сделала, — закричал Гнедой, схватил флакон с французскими духами, который сам же ей подарил и стал вытрясать его содержимое ей на голову. — А надо делать, тебя для чего сюда пригласили? Чтобы ты делала все, что надо для полноценного отдыха серьезных людей. А ты… привыкла общаться со всяким быдлом… Пошла вон, скажи спасибо, что без шубы тебя не отправляю, надо было бы в твоем платьице, да по морозцу! Добрый я слишком, все этим и пользуются… Пошла вон! Эх, собачек, что ли, на тебя спустить, чтобы они порвали тебя? — хитренько улыбнулся Гнедой.