Восьмая личность
Шрифт:
Я достаю фотоаппарат и нацеливаю объектив на пару, беру их в фокус: щелк-щелк – и фотография останавливает мгновение. Женщина поворачивается к телевизору, потом к своему мужу, откидывает голову и смеется. Девушка в панике мечется по стеклянному ящику. Женщина обнимает мужа за плечи и следит за его реакцией: щелк-щелк – и вот они оба, как вуайеристы, с удовольствием наблюдают за обезумевшей девушкой. Я вижу их такими, какими они себя не видят. Я знаю о них то, чего не знают они. Моя рука дергается, я ощущаю в животе спазм и быстро
«И кто из нас вуайерист?» – спрашивает Раннер.
Надев замшевые ботильоны, я осматриваю свое лицо в прямоугольном зеркале над раковиной и замечаю скол в верхнем углу. Трещина тянется до центра и слегка искажает мое лицо. Я приподнимаюсь на цыпочки, и мое лицо снова становится полноценным. Я заставляю себя смириться с тем, что девушка с пухлой физиономией и темными кругами под глазами – это я. Я?
Куплю-ка я мистеру Чену новое зеркало, говорю я себе.
Элла ждет меня снаружи.
– Обезьянничаешь, да? – кричит она, распахивая дверцу и высовывая ногу.
Я не сразу понимаю, о чем она. Подойдя поближе, я понимаю, что мы в одинаковых кожаных брюках. Наши ноги напоминают четыре лакричных палочки.
– На тебе они сидят лучше, – смеюсь я.
– Нет. На тебе лучше, – льстит она мне.
Я сажусь на пассажирское сиденье и целую Эллу в щеку.
– Ты вкусно пахнешь, – говорю я.
– А от тебя пахнет жареным рисом с яйцами! В бардачке, – указывает она, – есть освежитель для полости рта.
Я заглядываю в крохотный ящичек.
– Этот? – спрашиваю я.
– Ага. Брызни.
– В рот?
– Куда хочешь!
Я отмахиваюсь от нее, бросаю ментоловый освежитель обратно и со щелчком захлопываю ящик.
– Я просто шучу! Скажи ей, Раннер, я просто шучу, ясно?
– Ш-ш, – шепчу я, – я не сказала ей, куда мы едем.
– Ну, тогда поторопись, – говорит она. – Мы будем на месте через десять минут.
«Ладно, ш-ш», – одними губами говорю я.
– Не дергайся, – говорит она. – Я перекинусь с ней словечком. Раннер втайне любит меня.
– Думаешь? – спрашиваю я.
– Знаю! – улыбается Элла.
– Эй, а у меня хорошая новость, – радостно сообщаю я. – Помнишь, я подавала заявление на ту вакансию? Так вот, меня пригласили на собеседование.
– Здорово. Когда?
– На следующей неделе.
Я смотрю на ее лицо: ей плохо удается скрывать свою неуверенность, в глазах мелькает зависть. Я хорошо ее знаю.
– Круто, – только и произносит она.
– Это классно, – говорю я и указываю на радио в надежде смягчить неловкость: – Кто это?
Она делает музыку погромче.
– «Хайм». Три сестры из Калифорнии. Сейчас это самая круть, понятно?
В заполненном музыкой маленьком «Фиате-Пунто» Эллы мы проезжаем по краю Шордитча. Я опускаю стекло; в салон влетает воздух, а из салона вытекает музыка. Мои развевающиеся пряди приклеиваются к губам, покрытым блеском. Я стираю блеск, а волосы убираю за левое ухо. Девушки уже вышли на улицы, по двое, по трое или группами побольше. Взяв друг друга под руку, они спешат в бары Олд-стрит, где кипит жизнь. У них голые ноги, а юбки едва прикрывают причинное место.
На светофоре Элла проверяет, как у нее лежит помада. Она языком снимает остатки с зубов и щелкает пальцем по лимонному освежителю, свисающему с зеркала заднего вида. Она отпускает сцепление. Медленный вокал и несбалансированная перкуссия убеждают меня расслабиться, расслабиться, расслабиться. Я закрываю глаза, разжимаю некоторые мышцы и мысленно подкидываю это слово, словно йо-йо.
«Вот и правильно, – шепчет Онир, – остынь».
Я чувствую, как Тело наполняется легкостью, и когда моя рука поднимается и распускает волосы, наружу выходит Раннер.
– Куда ты нас везешь? – резко спрашивает она.
Элла смотрит на меня – на нас, – она почувствовала переключение и давит на газ.
– В секс-клуб, – отвечает она, – так что либо присоединяйся, либо убирайся внутрь.
Мы паркуемся под уличным фонарем на Хокстон-сквер.
У входа толпятся те, кому за тридцать, сбиваются в группки. Свет от неоновой вывески «Электры» набрасывает пурпурную дымку на обнаженные плечи и целующиеся парочки. Две девицы поспешно подтаскивают к себе своих парней при виде Эллы с царственной осанкой и гордо вскинутой головой. Своей грацией она напоминает рысь, крадущуюся в ночи.
– Он сказал, чтобы шли через черный ход, – говорит Элла, заглядывая за толпу, и тащит меня к задней части клуба.
В переулке темно и воняет.
Снаружи курят девушки «Электры». Я внутренне готовлюсь к их реакции на нас: дружелюбной, пренебрежительной – кто знает? Одна, рыжеволосая и очень красивая, роется в клатче от «Прада», достает сигарету и, склонив голову набок, прикуривает от зажигалки, поданной подругой. Она отбрасывает волосы за плечи, чтобы случайно не опалить их, затягивается и выпрямляется. Брюнетка атлетического телосложения убирает зажигалку в карман джинсов, которые сидят на ней как вторая кожа, приваливается к стене и упирается в кирпичи ногой в туфле с прозрачной шпилькой. Между глубокими затяжками подруги нежно обнимаются.
К ним присоединяются две хрупкие блондинки, близняшки, у обеих волосы собраны в высокие прически, напоминающие мороженое «Мистер Софти». Обе моложе двух других, они то и дело бросают на них оценивающие взгляды и улыбаются, и их сильно подведенные глаза мечут молнии.
– Ты не обязана это делать, – говорю я, поворачиваясь к Элле, которая трижды сжимает мне руку.
– Все в порядке, пошли, – говорит она. – Мы здесь ненадолго. Слово даю.
Пауза.
– Как там те, что внутри? В порядке? – шепчет она, подтягивая меня к себе.