Восьмая могила во тьме
Шрифт:
Зачем вообще в аду рабы? Что именно они там делают? Об их обязанностях я знала всего ничего. Например, что их вынуждали служить в демонской армии. Впервые я встретила Оша, когда он устраивал карточные игры, где на кону стояли души людей. Ко мне обратился клиент, чью душу выиграл Ош, и я хотела эту душу вернуть. Но такова природа даэвы. Он живет за счет человеческих душ. К счастью, мне удалось убедить его трапезничать исключительно теми, кто своей души не заслуживает. Ну, например, убийцами, наркоторговцами, гадами, которые пристают
Короче говоря, тогда-то я и узнала, что Ош, или, как его называли внизу, Ошекиэль, сбежал из ада намного раньше Рейеса. Мало того, он единственный даэва, которому удалось оттуда смыться. Поначалу Рейес не доверял ему так, как я, но со временем научился полагаться на Оша. Ради Пип. Потому что демон, казалось, в глубине души на самом деле печется о нашей еще не родившейся дочери.
Однажды Рейес рассказал мне, что между Ошем в аду и Ошем на земле есть одна существенная разница. В человеческом воплощении не видно его шрамов. И от этого у меня за даэву болело сердце.
Правда, не сегодня.
Смерив меня взглядом с ног до головы, Ош по-волчьи ухмыльнулся.
– Я слышал. Но мне вроде как становится одиноко. Вот я и решил, что компания не помешает.
Прекратив разыгрывать из себя воплощение чистоты и невинности, я опустила руку и закатила глаза:
– Я тебя умоляю! Можно подумать, тебе вот это по зубам. – А потом ткнула пальцем за плечо: - Выметайся. Мне нужно закончить с приготовлениями.
– А мне нужно побриться, - тут же отозвался Ош.
– Побриться ты можешь и в комнате.
– Моя комната размером с чулан для швабр.
– Моя тоже. Тебя никто не просил сюда переезжать. Мог бы остаться в своем роскошном доме.
На самом деле мы и правда тайно поселили его в чулане, но нельзя обижаться на то, чего не знаешь.
– Чтобы вы без меня отгоняли адских псов? Ни за что! Но место тут действительно стремное, - добавил он и помотал головой.
Капли с черных волос попали мне на лицо. Я поджала губы, как будто Ошу будет до этого хоть какое-то дело.
– Согласна. Хорошо, что я не родилась в девятнадцатом веке и не стала монахиней.
Снова во всю мощь засияла фирменная ухмылка.
– Что-то мне подсказывает, что, даже родись ты в девятнадцатом веке, монахиней бы не стала.
Ош прав. Наконец прогнав его, я повернулась к зеркалу, чтобы освежить макияж, но, когда рассеялся пар, увидела нечто неожиданное. На стене у меня за спиной были нацарапаны имена.
Как будто прямо отсюда можно было заглянуть на чердак, я уставилась в потолок и, топнув босой ногой, сердито крикнула:
– Рокет!
И он тут же появился. Рокет умер в пятидесятых и был крупным высоким добряком. Глядя на него, я вспоминала огромного плюшевого медведя, с которым играла в детстве.
– Ты что творишь? Говорила же, что имена можно писать только на чердаке!
Мы с Рейесом обшили чердак несколькими слоями гипсокартона, чтобы Рокет не портил родные стены монастыря.
– Но, мисс Шарлотта, там место закончилось.
– Тогда начинай писать поверх уже написанных имен. В несколько слоев, как в лечебнице.
– Хорошо, мисс Шарлотта, но мне придется царапать на обоях, а сестра Хоббс этого не любит.
Судя по всему, сестра Хоббс была медсестрой в психушке, где вырос Рокет. Из того, что мне удалось узнать (а это какие-то крохи), его упекли в дурдом совсем еще юным. Видимо, дар Рокета был с ним и при жизни. Он знает имена всех людей, которые умерли на земле. И сделал целью своей жизни записать каждого из них. Трудно представить, о чем думали его родители, глядя, как их ребенок снова и снова записывает имена умерших людей на всем, что попадается под руку. В те времена отослать его на лечение было вполне ожидаемым решением.
Я улыбнулась его словам. Каждому, кто считает, что стены сделаны обязательно из обоев, стоит почаще выходить на улицу.
– Мы купим много-много новых обоев. Не переживай.
Рокета долго ждать не пришлось. Он переехал сразу после нас и огорошил меня крайне важной новостью о котенке, который забрел в дурдом и заблудился. Похоже, его бросила мама, и Незабудка, пятилетняя сестра Рокета, места себе не находила от беспокойства. Поскольку к тому моменту Рокет уже был здесь, Куки пришлось пару дней рыскать по территории дурдома в поисках котенка, а потом привезти его в монастырь. Рокет говорил, что Незабудка тоже переехала, но я ее еще ни разу не видела. Правда, за долгие годы моих визитов в психушку Незабудка появилась всего три раза. Потому что была ужасно застенчивой. Но я знала, что, куда бы ни пошел Рокет, она последует за ним.
К сожалению, то же самое можно было сказать и о мелкой нахалке по имени Слива. Точнее так назвала ее я, потому что она утонула в пижамке, на которой были нарисованы сахарные сливы. У нее длинные светлые волосы, ярко-голубые глаза и синеватого оттенка губки, ясно намекающие на причину смерти.
Уперев руки в бока, Слива появилась прямо передо мной и смерила меня сердитым взглядом:
– Почему ты кричишь на Рокета? Незабудку перепугала!
– Рокет пишет имена там, где не положено. Это против правил. А правила нарушать нельзя, правда, Рокет?
Тот пристыженно повесил нос.
– Правила нарушать нельзя. Все верно, мисс Шарлотта.
– Значит, имена можно писать только на чердаке. Договорились?
– Договорились.
Рокет исчез, а вот Слива, к сожалению, осталась. У нас с ней есть один общий знакомый – ее брат, офицер Тафт. Я сказала ему, что Слива переехала к нам, и несколько раз он навещал ее в монастыре. Само собой, увидеть он ее не может, но из меня получается очень неплохой переводчик.
Перестав злобно пялиться, Слива наконец заметила мой макияж и резко сменила гнев на милость: