Восьмое Небо
Шрифт:
– Еще час, не больше! – ей приходилось кричать, надсаживая горло, - Мне кажется, вдалеке уже светлеет! Рыбки-норушки, это никакая не «восьмерка», это самая настоящая «девятка»!..
Когда-то, когда она увидела свой первый в жизни шторм, жалкую «шестерку», и окоченела от ужаса, Дядюшка Крунч принялся рассказывать ей истории. Так непринужденно, словно они были не на раскачивающейся, залитой водой, палубе, а в уютной кают-компании. Истории про то, как они с дедом Ринни покоряли воздушные океаны сто лет назад. Удивительно, но это помогало. А может, помогали не сами истории, а голос абордажного голема, саркастично кашляющий и механически перхающий. Слушая его, она забывала про гремящие облака над головой и острые порывы ветра. Про старую изношенную машину и страшные
Абордажный голем помнил тысячи историй про бывшего капитана «Воблы». Ему было, чем утешить маленькую, дрожащую от страха, ведьму. Был бы он сейчас рядом!.. Корди в отчаяньи потерла иссеченное ветром и дождем лицо – точно девятихвостой плетью отстегали. «Малефакс» тоже был заправским рассказчиком, но истории у него были другие – более неспешные, наполненные необычными словами и странными существами, иногда они внезапно заканчивались или, напротив, тянулись бесконечно долго, перетекая одна в другую…
Ветер впился в стоящую перед квартердером бизань-мачту с такой яростью, что глухо затрещало дерево. Корди видела, как выгнулась чудовищной дугой бом-брам-стеньга. Ей нужна история, подумала она, тщетно сжимая штурвал глиняными руками, ей нужно, чтоб кто-то рассказал историю. Любую, неважно про что, лишь бы заслонить словами порывы штормового ветра. Но на капитанском мостике не было никого, кроме нее. Значит, решила Корди с неожиданным смешком, она сама должна рассказать историю. Но кому? Ревущему вокруг шторму? Он не очень-то похож на внимательного зрителя? «Вобле»? Старая баркентина сама побывала во множестве. Значит…
– Эй, Мистер Хнумр! Хочешь, я расскажу тебе историю?
Спрятавшийся за нактоузом «черный ведьминский кот» опасливо приоткрыл глаза. Усы его дрожали, лапки изо всех сил впились в штормовой леер. Впрочем, теперь он уже не был черным – ливень и штормовые облака, сквозь которые проходила баркентина, давно смысли без остатка следы чернил.
Корди запнулась. У нее не было в запасе подходящих историй, чтоб успокоить перепуганного вомбата. По крайней мере, таких, за которые не было бы стыдно. Ведь не рассказывать же ему, как она случайно превратила лучшую капитанскую треуголку в кусок ливерной колбасы?.. К тому же, почти за всеми подобными историями Мистер Хнумр наблюдал на правах ведьминского кота. Возможно, ему интересно было бы послушать про что-то, чего он не видел. Про что-то, случившееся за пределами «Воблы». Пусть даже что-то не очень забавное.
– Хочешь, расскажу историю про одну маленькую глупую ведьму?
Она даже не была уверена, что Мистер Хнумр слышит ее – штормовой ветер ожесточенно рвал слова на части, стоило им сорваться с губ, но Корди показалось, что глаза вомбата заинтересованно моргнули.
– Хочешь? Тогда слушай. И не отвлекай меня. Эта история произошла давным-давно, больше двух лет назад, на одном маленьком каледонийском острове под названием Эклипс. Погода стояла как сейчас – гремела гроза, по крыше стучал ливень, и пахло так, как всегда пахнет во время дождя…
* * *
Гремела гроза, по крыше стучал ливень, и пахло так, как всегда пахнет во время дождя – тревожно и душисто.
В больших залах Академии дождь звучал по-особенному, рождая в них, точно в огромных колоколах, едва слышное эхо. Корди любила эти залы, сама не зная, за что – с их несуразно старой мебелью, скрипучими ступенями амфитеатров, огромными досками, исписанными
Но еще больше ей нравились гулкие пустые коридоры. В старом трехэтажном здании было множество коридоров, широких, с потрескавшимися дубовыми панелями и вензелями давным-давно ушедших в небытие каледонийских королей. Корди любила, выскользнув под каким-то надуманным предлогом из учебного класса, бродить по ним в одиночестве, нарочно скрипя половицами и воображая, что идет по палубе большого корабля. Разве что запах здесь был не корабельный – пахло мелом, старой краской, побелкой, паутиной и всем тем, чем обычно пахнет в старых зданиях, порядком уже осевших и подновляемых лишь по случаю. Иногда Корди украдкой открывала окно, чтоб в коридор ворвался ветер. Тогда, прикрыв глаза, можно было воображать, что стоишь на всамделишнем капитанском мостике и ощущаешь на лице дуновение далеких южных пассатов… Это было непросто, ветра над Эклипсом дули преимущественно слабые и сырые, не способные разогнать даже постоянно висящий над островом туман, но Корди давно научилась представлять то, чего нет. В этом часть работы настоящей ведьмы – уметь представлять то, чего нет. А она в свои двенадцать с небольшим была ведьмой.
В этот раз привычный коридор показался ей холодным и чужим, ничуть не похожим на корабельную палубу. Может, оттого, что впервые за долгое время она шла по нему не одна. И не по своей воле.
– Извольте шагать быстрее, мисс Тоунс, - голос миссис Мак-Херринг действительно походил на ветер, только ледяной и пронизывающий, - Не заставляйте госпожу ректора вас ждать. Впрочем, если к числу ваших преступлений добавить опоздание, едва ли это серьезно увеличит их общий вес…
Корди втянула голову в плечи, как делала всегда, стоило госпоже заведующей воспитательной работой подать голос. Хорошо, что та шла сзади – по крайней мере, нет необходимости смотреть на ее бледное напудренное лицо с поджатыми губами и глазами навыкате, делающими ее похожими на старого облезлого карпа. С другой стороны, затылок мисс Пилчардс, шедшей впереди, тоже едва ли служил той точкой, на которой с удовольствием задерживается взгляд. Тощая шея, обесцветившиеся волосы, какие-то пигментные пятна на затылке… Обе наставницы держались строго и чопорно, как во время занятий в аудитории. Могли бы ради особого случая хоть в чем-то изменить манеры, кисло подумала Корди. Можно подумать, каждый день они конвоируют к госпоже ректору опасных преступников.
Сжатая между ними, она покорно шла, глядя себя под ноги и чувствуя, как по спине с каждым шагом бьет перетянутый строгой черной лентой пучок волос. Ей было отчаянно неуютно и тоскливо – в этом сыром помещении, в этой накрахмаленной форме с острым воротником, в обществе этих строгих припудренных старух с острыми, как рыбьи кости, лицами. Но ничего поделать она не могла. Есть ситуации, в которых бессильны даже лучшие ведьмы.
Подобно шхунам, идущим в воздушной колонне, не меняя порядка и скорости, они поднялись на второй этаж, куда юные ведьмы поднимались лишь по особенным случаям, обычно два раза в год. Один раз – пятнадцатого июня, в День Розы, традиционно считающийся первым днем учебного года, чтоб выслушать от госпожи ректора лекцию о том, как должна выглядеть каледонийская ведьма. Другой – восемнадцатого ноября, в день основания Академии, чтоб получить ту же лекцию, но с дополнением в виде маленького, с половину ладошки, бисквитного пирожного. За время обучения здесь Корди успела съесть уже три – и нашла, что они скверно выпечены и отдают мылом.
Мисс Пилчардс с достоинством постучала в тяжелую, как у крепости, дверь госпожи ректора, каждое соприкосновение ее костлявой кисти с лакированным деревом отдавалось в груди у Корди погребальным звоном. Она машинально подняла было руку, чтоб расслабить давящую на затылок ленту, но миссис Мак-Херринг тут же прошипела ей в спину:
– Извольте вести себя, как подобает ученице, мисс Тоунс!
Корди вздрогнула и опустила руку. В кабинет госпожи ректора она так и вошла, не поднимая головы.