Восьмое Небо
Шрифт:
Речь была сбивчивой, глаза блестели, но Дядюшка Крунч знал, что это не из-за холода. Сырная Ведьма выглядела так, словно украдкой от капитанессы неплохо приложилась к винной бутыли. «Небесный ром» - так это называется среди старых небоходов. На больших высотах сам воздух иной раз пьянит, да так, что человек едва передвигается по палубе. Это не страшно, проходит через некоторое время. Но Дядюшка Крунч знал, что не только Марево приберегает для своих гостей суровые испытания. Воздух на высоте не только холоден и сух, он делается едким, негодным для дыхания. Иные небоходы не в силах выдержать и часа на высоте сверх
Он взглянул на альтиметр, хотя мог этого и не делать – за последний час он почти не отрывал от него взгляда и мог предсказать движения стрелки. Пятнадцать тысяч [155] . Не предельный порог для «Воблы», но чем выше поднимается корабль, тем отчетливее понимаешь – ты находишься по другую сторону невидимой черты, которую когда-то провела по небесному океану Роза, отделив царство людей от запретных пределов, куда человеку путь заказан.
Если бы люди еще не рвались так настойчиво вверх, как проклятая кета…
155
Пятнадцать тысяч футов – приблизительно 4,5 км.
Палуба баркентины казалась облита жидким стеклом. Ее сплошь, от одного борта до другого, покрывал иней и тонкий слой прозрачного льда, который беззвучно лопался от тяжелых шагов абордажного голема. Алая Шельма не обращала на это никакого внимания. Как и прежде, она стояла за штурвалом, не позволяя ему сместиться ни на дюйм, и смотрела в распахнутое морозное небо над головой.
– Фиксирую перебои в машинном отсеке, - доложил «Малефакс», - Недостаточно кислорода для стабильного горения…
– Плевать. Дойдем на попутных ветрах.
Дядюшка Крунч почти физически ощутил, как поморщился гомункул. На больших высотах ветра непредсказуемы настолько, что редко кто осмелится нанести их на карту. Они постоянно тухнут, сменяют друг друга или без предупреждения уходят на другие высоты. Идти под парусом на высоте в пятнадцать тысяч – безрассудство.
Дядюшка Крунч согласен был вечно смотреть вперед, разглядывая облака, но он знал, что рано или поздно придется оглянуться, и малодушно откладывал это мгновенье. Он чувствовал, что когда оглянется в следующий раз, неумолимо висящий на их хвосте «Аргест» сделается еще ближе. Корабль «Восьмого Неба» сокращал дистанцию настойчиво и неумолимо, и чем отчаяннее «Вобла» карабкалась вверх, тем быстрее он настигал ее.
Между кораблями было едва ли две мили – на таком расстоянии даже слепой канонир не промажет по мишени размером с баркентину. Но «Аргест» не стрелял. Может, он и вовсе не станет стрелять, просто навалится стальным килем на корпус «Воблы», расколов его, как огромный топор… Явственная, зримая картина величия нового мира, которую не худо будет запечатлеть в литографии, чтоб выставить в новой штаб-квартире «Восьмого Неба»…
На смену высокослоистым облакам пришли перисто-кучевые. Они выглядели наброшенным на небо белесым покровом из мелких хлопьев или ряби. Совсем бесплотные, невесомые, тончайшие, они плыли куда-то по одним им ведомыми ветрам, безразличные ко всему вокруг.
– Восемнадцать тысяч [156] , - доложил гомункул, - Капитанесса, не советую
– Удерживать курс.
Дядюшка Крунч никогда не боялся высоты, но сейчас даже ему делалось не по себе, когда он смотрел за борт. Там, внизу, не было видно даже Марева, лишь непроглядная голубая бездна с белой опушкой. Он видел, как ползет стрелка альтиметра, медленно, но неуклонно. Восемнадцать с половиной. Девятнадцать. Девятнадцать с половиной.
156
Восемнадцать тысяч футов – приблизительно 5,4 км.
Корди больше не болтала. Она с натугой дышала, широко открывая рот, глаза потускнели, губы приобрели серый оттенок. Во внутренних отсеках корабля было легче, там «Малефакс» еще некоторое время мог поддерживать обычное давление и содержание кислорода, но Корди не собиралась пропускать самое волнующее зрелище в своей жизни. Мистер Хнумр, прежде безразлично свисавший с ее плеча подобием палантина, стал тревожно повизгивать, переминаясь с одной лапы на другую. Даже защищенный теплым мехом «магический кот» ощущал явную тревогу.
– Приближаемся к отметке в двадцать тысяч [157] , - из-за иной плотности воздуха голос «Малефакса» звучал непривычно, - Я все еще предлагаю прекратить подъем.
Алая Шельма сама должна была заметить, как тяжело идет «Вобла». Каждый взятый фут давался ей с огромным трудом, скрежещущим напряжением корпуса и такелажа. Обросшие зазубренным льдом паруса выглядели неестественно и жутко. Мачты скрипели так, словно огромный краб пытался разрезать их своей исполинской клешней. Благословение Розы, что баркентина смогла забраться на такую высоту, но если воля капитана поведет ее еще выше, не спасет никакой запас прочности.
157
Двадцать тысяч футов – приблизительно 6 км.
«Аргест» двигался с прежней жутковатой грациозностью, напоминая величественно летящий остров, только остров, состоящий из обожженной и перекрученной стали. По какой-то причине он не покрывался наледью, сохраняя свой первозданный багряно-черный цвет. Ему оставалось не более двух миль.
– Кто-нибудь даст мне трут? – спросил по магической связи Габерон, - Кажется, настало время для последней прогулки в крюйт-камеру… Если бы не нога, я бы уже прикуривал свою самую большую сигару…
– Заткнись, Габбс, - коротко отрезала Алая Шельма и внезапно повернулась к ведьме, - Корди, спускайся вниз!
Сырная Ведьма от навалившейся слабости едва держалась на ногах. Судя по беспомощно щурящимся глазам, ее зрение было расфокусировано – еще одно испытание небесной болезнью.
– Куда вниз? – пробормотала она слабым голосом, - В трюм? Ну Ринни! Что я сделала в этот раз?
– Не в трюм. Ниже. Спускайся к балластным цистернам и жди моей команды. Попытайся сосредоточиться. Когда я подам знак, ты должна быть выплеснуть столько магии, сколько сможешь.
– Но что ты хочешь, чтоб я сделала?