Восьмое Небо
Шрифт:
– Скажу позже. Иди.
– Я… Понятно, Ринни. Я… сейчас.
Потрусив головой, словно для того, чтоб вымести из нее звенящие ледяные звезды, Корди неуклюже бросилась к трапу, поскальзываясь на обледеневшей палубе. Дядюшка Крунч проводил ее взглядом. Он сам собирался оставаться на капитанском мостике до последнего. И, судя по тому, как жалобно трещали выдерживающие огромную нагрузку бимсы, ждать оставалось не так и долго.
– Что ты задумала, Ринриетта? – тихо спросил он.
Сейчас, когда они с Ринриеттой были единственными фигурами на капитанском мостике, единственными живыми существами в мире, состоящем из обжигающе холодного
– У меня есть один план. Извини, не могла им поделиться – даже с тобой, - она попыталась дыханием отогреть посиневшую ладонь, после чего вновь мертвой хваткой вцепилась в штурвал, - «Барбатос» в прошлый раз слишком легко взломал «Малефакса» и выудил у него всю информацию. Я не могла рисковать. Впрочем, сейчас ты сам все увидишь. Нет, точнее, услышишь. «Малефакс», дай мне связь.
– Общую по кораблю? Связь с «Аргестом»?
– Нет, - Алой Шельме пришлось закатать себе сильную оплеуху, чтоб зубы перестали лязгать, - Дай мне связь полным спектром по магическому эфиру. Мне нужно, чтоб ты крикнул на весь небесный океан, насколько хватит силы. Сможешь?
– Миль на восемьдесят, - заколебался гомункул, - Может, девяносто… Но я не вижу в этом радиусе ни одного корабля, кроме «Воблы» и «Аргеста». Нам не у кого просить помощи.
– Ничего. Главное – крикни погромче. Пусть само небо зазвенит!
– Готов к передаче. Вам слово, прелестная капитанесса.
Алая Шельма набрала побольше отравленного воздуха в грудь.
– Господин Зебастьян Урко! – крикнула она, обращаясь к распахнутому небу и вытянутым ледяным узорам из облаков, - На тот случай, если вы меня слышите, сообщаю – вы глупы, как старая высушенная таранька! Ваши драгоценные водоросли я самолично распорядилась утопить в Мареве! И если вы вздумаете меня преследовать, я возьму копченого ерша и собственноручно засуну его в вашу бледную тощую задницу!..
Алая Шельма закашлялась, едва не рухнув на палубу. Дядюшка Крунч мгновенно оказался рядом, но, опершись по привычке на него, капитанесса зашипела от боли – броня голема была ледяной наощупь.
– Не могу поверить, что слышал это, - до них донесся слабый голос Габерона, - Это или самый ловкий ход, что я видел, или самое большое безумие. Но почему ты уверена, что господин Урко услышит тебя?
Из-за истончившихся белых губ улыбка капитанессы походила на ледяной скол.
– Мы на высоте двадцать тысяч футов, Габби, в краю апперов. Он меня услышит, даже если находится на другом краю небесного океана.
– И явится вытребовать долг?
– Надеюсь на это.
– Какие еще будут приказания, прелестная капитанесса?
– Никаких. Продолжайте подъем.
Они поднимались бесконечно долго. Казалось, в этом краю обмороженного неба даже время теряет обычную прозрачность, замерзает, как вода. Дядюшка Крунч попытался сосредоточиться на подъеме, впиться в штурвал «Воблы» так, чтоб чувствовать каждую доску баркентины, однако даже он время от времени заворожено оглядывался.
«Вобла» вступала в чертоги, где нечасто появляются созданные людьми корабли, где не существовало обитаемых островов и не дули знакомые ему ветра. Здесь все было другое, вроде бы и знакомое, но несущее на себе отпечаток чуждости. Небо казалось прозрачным до того, что напоминало перевернутую чашу головокружительного синего цвета. Казалось, можно поскоблить по нему пальцем – и оно отзовется
– Опасные высоты, - пробормотал внезапно «Малефакс», тоже очарованный этим ледяным царством, - Опасные, но какие восхитительные… Должно быть, это потому, что здесь нет людей. Ни рыбацких лодок, ни фабричного дыма…
– И никогда не будет, - проскрипел в ответ Дядюшка Крунч, - Докладывай, чтоб тебя!
– Небо пусто на всем обозримом расстоянии, - сообщил «Малефакс», - Прошло полчаса. Они не придут.
Дядюшка Крунч со скрежетом сбил с груди гроздь льда, стеклянными осколками разлетевшуюся по палубе. Подобными гроздями капитанский мостик «Воблы» был увешан всплошную, палуба давно скрылась под покровом из непрозрачной наледи.
– Нас могли не услышать, - проскрежетал он. Смазка в глотке смерзлась, так что каждое слово давалось ценой неимоверного напряжения, металл обшивки отдавал грозной синевой, - Или услышать, но не явиться.
– Апперы никогда не прощают оскорблений, - возразил «Малефакс», - Я думаю, они не услышали передачи. Хотя я повторяю ее каждую минуту. Но даже у апперов есть предел могущества.
– Они явятся, - хмуро заверил его абордажный голем, - Эти севрюжьи дети никогда не упускают возможность утереть другим нос. И еще не прощают оскорблений. Как только они явятся, «Аргест» покажется нам детской игрушкой, вот что я скажу…
– Я использовала тот шанс, что у меня был, - огрызнулась Алая Шельма, - Теперь нам остается ждать, уповая на каждую минуту.
У нее больше не стучали зубы, но кожа сделалась бледной, как у мертвеца, с темно-синими пятнами под глазами, вокруг ноздрей застыл крошечными бусинами лед, а волосы слиплись сосульками.
– Безумный прожект, - пожаловался Дядюшка Крунч, зная, что с ним никто не станет спорить – капитанесса берегла дыхание, а гомункул был слишком поглощен прослушиванием магического эфира, - Даже если апперы соизволят отозваться, они нипочем не станут лезть в драку с «Восьмым Небом». Может, они и самовлюбленные ублюдки, но не дураки, это уж точно…
– Возможно, нам представится шанс это проверить… - голос «Малефакса» стал озабоченным, - Только что я заметил быстро приближающиеся объекты.
– Объекты? – Алая Шельма предусмотрительно не стала прикладывать подзорную трубу к глазнице, лишь прищурилась, - Какие?
– Не знаю, прелестная капитанесса. Судя по их скорости, это снаряды. Но судя по курсу и размеру… Кажется, их пять или шесть, а может, даже больше… Я не рассчитан на работу с такими скоростями. Они будут здесь за считанные минуты.
– Тогда им лучше поторопиться, - проворчал Дядюшка Крунч, рефлекторно оглядываясь назад, - Потому что минуты у нас наперечет…
«Аргест» не просто был рядом, его форштевень был так близко, что можно было увидеть усеявшие обшивку стальные язвы и уродливые, похожие на шипастых моллюсков, якоря. Огромное, слепое, пышущее яростью, животное. От его близости даже у Дядюшки Крунча перехватывало дух, Ринриетта же слабела на глазах. А может, дело было в отсутствии кислорода – если верить почти замерзшему альтиметру, «Вобла» должна была вот-вот миновать рубеж двадцати четырех тысяч футов [158] …
158
Двадцать четыре тысячи футов – приблизительно 7,3км