Воспоминание о будущем
Шрифт:
Так вот, главная проблема НТП как модели развития состоит в следующем: углубление разделения труда и использование кредитования все время меняет структуру себестоимости производства, перенося основные центры прибыли с базовых на второстепенные процессы. Это увеличивает риски производителей (поскольку не позволяет на значительный срок прогнозировать прибыль), а значит, стоимость кредита. Отказаться от этого процесса невозможно, поскольку внедрение любой инновации стоит денег – и кто-то должен за нее платить.
В некотором смысле феодальная система с цеховым хозяйством решала задачу создания стационарной экономической системы, которая со временем (с учетом, разумеется, годового цикла) не меняется. Конечно, какие-то вариации
Собственно, именно таким отклонением и стал «малый ледниковый период» для Северной Европы. Так вот, в такой устойчиво стационарной экономической системе инновации крайне затруднены: даже если кто-то найдет ресурс для создания соответствующего продукта, его будет крайне сложно продать, вспомните проблемы античного Рима. А значит, возврата вложенных денег не будет. То есть в такой системе есть деньги, есть производство, есть продажи – но нет инвестиций в инновации! В том смысле, что никто не станет вкладывать свои деньги с целью их возврата с прибылью в создание нового продукта! Поскольку очень велика вероятность, что не будет не только прибыли, но даже и возврата вложенных средств.
В лучшем случае это будет эксклюзивный продукт, проходящий по разделу «роскошь», т. е. он будет покупаться очень богатыми людьми на деньги, которые в нашей, привычной, экономике идут в сбережения. То есть в терминологии настоящей книги эти вложения не будут влиять на воспроизводственный контур в экономике, хотя формально технология будет существовать, как многие военные технологии в Средние века. В худшем – он просто будет проигнорирован, тому есть тьма примеров, от паровоза Черепановых до парохода Фултона (который довольно долго не мог впарить свое изобретение кому бы то ни было, в том числе Наполеону).
Для того чтобы инновация включилась в воспроизводственный контур, нужен дополнительный ресурс, который кто-то должен вбросить в экономику. Причем со стороны спроса, а не со стороны предложения! Откуда-то в системе должен взяться более или менее устойчивый дополнительный спрос!
В любом случае капитализм, как ранний, так и современный, представляет собой экономическую систему, главным элементом развития которой является углубление разделения труда.
И поэтому любая остановка этого развития (или даже существенная его приостановка) вызывает ощущение кризиса, поскольку важной (и достаточно крупной) частью воспроизводственного контура является система разработки и внедрения инноваций. Описанная выше энергетическая реформа Обамы тому пример: сокращение затрат на инновации может вызвать серьезные затруднения в экономической системе. Здесь лежит принципиальный момент, базовая причина возникновения серьезных кризисов, но об этом мы поговорим в следующих главах, пока же просто поставим зарубку на память!
Для развития же нужен ресурс, причем заранее, еще до того, как это самое развитие состоялось, – и именно из этой необходимости и возник феномен кредита как источника инноваций в условиях необходимости решения задачи выживания, как описано в предыдущей главе. Еще одна принципиально важная задача кредита будет описана в следующей главе, мы же пока обсудим некоторые новые проблемы, возникающие в рамках такой системы.
Представим себе, что у нас есть идеальная стационарная феодальная система, в которой изменений год от года вообще нет, доходы полностью сбалансированы с расходами, сбережения не меняются, климат постоянный, численность населения стабильна. Могут ли там возникнуть инновации?
Теоретически да. Поскольку ничто не мешает одному из крупных феодалов взять у ростовщика займ («не погрешишь – не покаешься!»), разработать на эти деньги новое вооружение, поскольку фантазии у мастеров
В силу полученного преимущества он, скорее всего, выиграет и сможет направить те богатства, которые накопил проигравший феодал, на возврат займа. А вот если другой окажется слишком сильным, то нужно будет либо возвращать кредит из своих сбережений, либо не возвращать вообще. Есть примеры – Эдуард III Английский, который начал войну с Францией, но так и не смог ее сокрушить, объявил в конце концов дефолт и обрушил финансовую империю Барди. Или, по крайней мере, создал ему некоторые затруднения, я точно в этой истории и не разбирался.
Но в этом варианте у финансистов хоть есть надежды, а вот если займ возьмут оба конкурирующих феодала, то финансовая система в целом точно проиграет. В такой ситуации начинать массовое кредитование людей, у которых и сбережений-то особых нет… Смелое было бы решение… И как понять, что делать, если займы взяли слишком много мастеров, которые произведут слишком много продукции?
И вот здесь можно отметить одно очень интересное место.
Принципиальная смена модели экономического развития в истории Европы дело нечастое, но и не уникальное. Как минимум дважды это происходило на протяжении писаной истории (и, возможно, во всяком случае, как это будет видно по итогам этой книжки, сейчас подобная ситуация наступает в третий раз), в IV–VI вв. н. э. (позднеантичная модель сменилась на феодальную) и в XVI–XVII вв. (феодальная на капиталистическую). Но если мы посмотрим на европейские элиты, то увидим, что в первый раз они сменились почти полностью – к Х в. старых римских элит не осталось вообще. А сегодня – у нас старой аристократии в элите полно. А уж в XVII–XVIII вв. и говорить нечего.
Разумеется, какую-то роль сыграла Вестфальская политическая система, которая резко укрепила государственные элиты, однако возникла она все-таки почти через 150 лет после появления капитализма, так что если бы у аристократических элит не было ресурса, ничего бы у них не получилось с защитой своих позиций. И вывод из этого можно сделать только один.
Скорее всего, в отличие от ситуации распада Западной Римской империи распад хозяйственной системы феодализма (в том числе внедрение кредита как системного элемента экономической модели развития) происходил под контролем той самой феодальной элиты, которая теоретически могла бы стать жертвой этого процесса. Его детали мы оставляем историкам, но вывод здесь практически однозначен.
В этом месте, кстати, появляется масса поводов для различных конспирологических теорий. Я принципиальный противник конспирологии, так что обсуждать их не буду, тем более что есть и сугубо объективные объяснения соответствующих процессов. Единство интересов и инструментов неминуемо ведет к тому, что многие формально независимые процессы протекают очень похоже, а близкое родство аристократических элит дает возможность согласования планов и действий. Конкуренция при этом никуда не девается, но конкуренция бывает системная (когда речь идет о разных моделях развития) и внутренняя, когда единство целей не оспаривается и речь идет только о месте конкретных фигур в процессе их достижения. Впрочем, тут я опять с чистой совестью передаю бразды историкам и элитологам.
Даже если предположить, что на севере Европы была во времена феодализма стационарная экономическая система, после Великой чумы и начала «малого ледникового периода» ситуация изменилась. И уж коли машинка НТП была запущена и еще ускорена кредитом, возникает вопрос, а возможно ли сочетание старой и новой систем? Ведь в конце концов, в античном Риме вполне сочеталась городская цивилизация и сельская, построенная на совсем других принципах? Выше я уже сослался на Олега Григорьева, который в своей книге очень подробно ответил на этот вопрос, однако некоторые моменты стоит рассмотреть подробнее.