Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945
Шрифт:
Посылаю вперед разведчиков. Они вскоре возвращаются и докладывают, что овраг идет до самого села. Даю команду отцепить упряжки, развернуть орудия в другую сторону, то есть назад. Пока еще боковые стороны невысокие, и нам удается, хотя и с трудом, их развернуть. Цепляем орудия к упряжкам и выезжаем из оврага. В этот момент в селе началась перестрелка. Очевидно, наша разведка вступила в бой с охранением противника.
Темно, ничего не видно, только вспышки выстрелов да трассирующие пули, летящие во все стороны, показывают, что бой идет где-то ближе к центру села. Даю команду батарее выехать вправо от оврага, занять огневую позицию и подготовиться к ведению огня. В темноте орудия выезжают на позицию, помогают вражеские
Напряженно всматриваюсь вперед в село, но ничего не видно, кроме крыш и деревьев, которые иногда выхватывает свет очередной ракеты. Мои орудия готовы к стрельбе, но вести огонь опасно, можно попасть по своим. От Дыминского, который находится с командиром батальона, нет никаких известий, очевидно, им самим трудно определить, где идет бой. Здесь вся надежда на десантников. Действуя небольшими группами, они атакуют, не давая противнику опомниться и перехватить инициативу.
Посылаю вперед разведчика узнать обстановку. Минут через десять он прибежал обратно и, запыхавшись, докладывает, вернее, кричит: «Танки!» Пытаюсь у него выяснить, чьи танки и где они. Сразу же сам подивился абсурдности этого вопроса. Чьи же танки могут быть в тылу противника, где батальон начал бой. Дотошно у разведчика допытываюсь: где он видел танки? Разведчик показывает рукой влево, за овраг, по дну которого идет дорога в село и где находится большая часть колонны батальона. До боли в глазах всматриваюсь в ту сторону, куда показал разведчик, но в темноте ничего не видно, а при свете ракет противника, в стороне от них, темнота кажется еще гуще.
Посылаю за овраг разведчика с задачей уточнить, где танки противника. Сквозь треск автоматных и пулеметных очередей иногда слышен приглушенный звук моторов. Очевидно, это и есть цель для моей батареи.
Подаю команду: «Танки слева!» Расчеты с трудом разворачивают орудия влево. Второе орудие надо выкатить вперед влево, иначе оно будет в затылок первому, так как до этого орудия были развернуты на село. Расчет второго орудия пытается выкатить его, но сил недостаточно. Даю команду первому расчету и всем, кто здесь есть, помочь выкатить орудие. Грунт песчаный, всюду мелкий кустарник, и орудие с трудом движется вперед. Солдаты изо всех сил налегают на колеса: надо быстрее, танки ждать нас не будут.
Наконец удается выкатить орудие на позицию пригодную для стрельбы. По-прежнему еще темно. Выбегаю вперед к самому оврагу, пытаюсь что-нибудь рассмотреть в темноте. Мешают вспышки выстрелов и ракет. Наконец с трудом удается увидеть движение темной кучи, напоминающей скорее воз с сеном. Это и есть танк противника! До него метров 150–200. Бегу назад к орудию, пытаюсь наводчику показать, где танк, но он не видит его. Наконец в бледном свете очередной падающей ракеты удается увидеть силуэт. Сам кидаюсь к панораме прицела орудия, вращаю маховик панорамы, с трудом нахожу темное пятно танка. Наводчик прильнул к панораме, увидел цель. Подаю команду: «По танку, бронебойным, прицел 12, огонь!» Расчет орудия четко выполняет команду.
Раздается оглушительный, резкий звук выстрела. Пламя выстрела ослепило и меня, и расчет. Но звук удара снаряда по броне и затем звук рикошета его подтвердили, что снаряд попал по цели. Из машины серия красных ракет. Я даже испугался вначале: неужели попал по своему танку? Но сразу же мысль подсказывает: какие свои танки могут быть здесь, в тылу противника?
Подаю новую команду: «Огонь!» Вновь звучит резкий звук выстрела и вновь рикошет. Понял: очевидно, это тяжелый «тигр», его наши бронебойные снаряды не берут. Пока падали красные ракеты, рассмотрел, что там движутся два танка. К этому времени мой разведчик сообщил, что вдоль окраины села приближаются к выходу из оврага еще два танка. Понял, что гитлеровцы намереваются зайти с обеих сторон оврага, зажать там колонну батальона и передавить ее гусеницами.
Медлить некогда, подаю команду: «Подкалиберным, огонь!» Подбегаю ко второму орудию, показываю наводчику едва видимый силуэт второго танка. В это время происходит выстрел первого орудия. Слышен характерный звук, как будто снаряд увяз во что-то. Это свидетельствует о том, что снаряд попал в танк. Звучит выстрел второго орудия, и снова такой же звук. Оба танка остановились. Немецкие танкисты начали выскакивать из танков. В горячке боя схватил ручной пулемет, упал с ним на землю между орудий и начал короткими очередями стрелять по разбегающимся немцам.
Наши десантники из батальонной колонны, до этого с тревогой наблюдавшие вражеские танки, ободренные мощными звуками выстрелов моих орудий, бросились вперед к вражеским танкам, ловя танкистов.
Стрелять из пулемета нельзя. Опомнился, что я все-таки командир батареи, а не пулеметчик. Но сработал юношеский азарт боя, ведь мне было всего двадцать один год.
Пока батарея моя вела борьбу с танками, рассвело. В бинокль пытаюсь рассмотреть, что делается в селе, где идет основной бой нашего отряда. Два других танка, которые двигались вдоль окраины села к другому концу оврага, в котором находится часть нашего отряда: кухня батальона, повозки с боеприпасами, продовольствием и т. д., стоят без движения. Видимо, с ними справились батальонные пушки.
Пулеметные и автоматные очереди, разрывы гранат слышны где-то в центре села. Наши десантники атакуют дом за домом. Судя по всему, здесь находился крупный штаб немцев, и бой идет ожесточенный, но инициатива на нашей стороне.
Вижу в бинокль, как из села, на его дальней от нас окраине, выбегают немецкие вояки, некоторые полураздетые, видны белые нательные рубахи. Бегут к стогу соломы, что стоит за селом наверху. На улице довольно прохладно, очевидно ниже нуля, и раздетым немцам, конечно, холодно, вот они и прячутся в стог соломы.
С той стороны, куда мы вели огонь по танкам, судя по всему, опасности нет. Надо срочно разворачивать батарею в сторону села. Мои батарейцы дружно навалились на орудия. Первое орудие развернуто на 90 градусов и готовится к ведению огня, второе орудие надо выкатить метров на пятьдесят вправо. Все, кто не задействован у первого орудия, навалились на второе.
Вести огонь по селу, где идет бой, нельзя, можно попасть по своим. Решаю дать несколько выстрелов по стогу соломы и поджечь его — «подогреть» немцев. Подаю команду: «По стогу соломы за селом, прицел 40, первому орудию зажигательным снарядом, огонь!» Резко и мощно звучит выстрел первого орудия. За ним по другому концу стога выстрелило второе орудие. Снаряды с воем пролетают выше стога и рвутся где-то далеко за ним. Что есть силы кричу очередную команду: «Наводить под основание стога, огонь!» Вновь в утреннем воздухе мощно звучит выстрел орудия. Снаряды попали в стог. Подаю команду: «По два снаряда, беглый огонь!» Вновь звучит выстрел, и стог задымился, а затем показалось и пламя. Немцы, как мыши, начали выскакивать из соломы. Они и впрямь похожи на мышей в своих шинелях мышиного цвета.
Под такую артиллерийскую канонаду наши десантники еще яростнее ведут бой. Надо прорваться через село и продолжать выполнять главную задачу — мост через реку Нитра надо успеть захватить до того, как немцы его взорвут. Бой в селе постепенно затихает, батальон занимает оборону на дальней окраине села. Надо собрать колонну, разобраться с ранеными, наскоро захоронить погибших — и вперед. Приказываю старшему офицеру батареи Дрогаченко занять круговую оборону. Сам с разведчиками еду в село, к командиру батальона, чтобы уточнить задачу. В селе везде видны следы боя: убитые немцы, горящие машины, разбитые повозки. В общем, знакомая картина боя.