Воспоминания о Марине Цветаевой
Шрифт:
— Отлично. Ну, а я всегда сыта, точно одна съела семь и девять пирожных.
— Да ну-у? — почтительно удивился Женя.
— Совершенно так. Поняли? Теперь подите и скажите это маме. И ради Бога, не возвращайтесь больше с этим!
Марины слова, в точности нами переданные, страшно рассмешили всех, кроме Лены.
— Очень странно смеяться над такой простой вещью, что человеку не хочется есть, — сказала она.
— Не в святые ли она собирается? — насмешливо спросил Андрей.
Лена. не отвечая, вышла из столовой.
До самого обеда Мара не показывалась.
— Я прямо не знаю, как с ней быть, — говорила мама Лене, — ведь это твоя подруга, ты должна же знать ее немножко.
— Я ее очень хорошо знаю — не ее, а ее привычки. Она непременно будет обедать. При лампе она никого не стесняется.
За обедом — она обедала стоя — снова начался разговор о еде.
— Мне тaк неприятно доставлять вам беспокойство, — говорила она, пуская дым кольцами, — я бы так хотела объяснить вам, что питание— совершенно второстепенная вещь.
— Я и не утверждаю, что в нем весь смысл жизни, — улыбаясь, сказал папа.
— Значит, в этом мы сходимся. Но я скажу больше: еда — явление совершенно отрицательное. После обеда люди всегда глупеют. Разве сытому человеку придет в голову что-нибудь необыкновенное? Разве в минуту подъема человек думает о еде? Чем умнее человек, тем меньше он ест…
— Судя по тому, как мало вы кушаете, вы, должно быть…
— Андрей! — сердито воскликнула Лена. Мара пожала плечами.
— Вы совершенно правы, — продолжала она спокойно, — и я могу привести вам много примеров.
— Пожалуйста.
— Но я этого не сделаю.
— Почему?
— Вспомните бисер и свиней!
— Благодарю вас!
Мама нагнулась к Андрею и что-то пошептала ему на ухо. Он покраснел и налил себе воды. Все замолчали.
Мара, давно отставившая тарелку, стояла, высоко подняв голову, — теперь кудри лежали у нее по плечам — и рассматривала свой дым.
Так кончился обед.
— Мальчики, вы спите?
— Нет, не спим.
— Я пришла поговорить с вами.
Пахнуло дымом. На пороге темная, тонкая фигура Мары.
— Почему вы не спите?
— Кира рассказывает мне сказку.
— О чем?
— О колодце и девочке, которая по ночам не спит.
— Значит, обо мне?
Мара садится на мою постель.
— Нет: вы не девочка, вы большая.
— Я не большая! — тихо смеется она. — Я совсем маленькая — как ты, как Женя.
— Вам семнадцать лет!
— Кто это тебе сказал?
— Лена.
— Лена не знает. Впрочем, я сама не знаю. Мне и семь, и семнадцать, и семьдесят.
— Значит, вы совсем старая? — доносится с другой кровати испуганный голосок Жени.
— Иногда. Сейчас я совсем маленькая. Кира, расскажи же мне свою сказку, — говорит она, помолчав.
— Вы будете смеяться.
— Нет, я не буду смеяться.
— Про что же мне рассказывать?
— То же самое, что Жене, — о колодце и девочке. Только, мальчики, говорите мне «ты», или я вам буду говорить «вы».
— Мы всем большим гостям говорим «вы».
— Я — маленькая.
Я приподнимаюсь на локте и тихонько трогаю ее локоны.
— Вы не рассердитесь, если я вам… тебе скажу одну вещь?
— Конечно, нет. Говори!
— Другие говорят, что ты сумасшедшая. Мара молчит, потом берет мою руку, — ту, что гладила ее по волосам.
— Значит, вы меня боитесь оба?
— Нет, ты совсем не страшная Мы думали, ты с когтями и копытами, а ты просто большая девочка
— Маленькая, — поправляет она.
— Почему же у тебя такое длинное платье?
— Платье — вздор. Впрочем, ты прав, — оно ужасно длинное. Я бы хотела быть мальчиком.
— Fr"aulein нам рассказывала, что когда вся земля затрясется, все мальчики будут девочки, а все девочки — мальчики, — задумчиво говорит Женя.
— Ты наверное это знаешь?
— Наверное
— Это будет чудно! Ну, что же, Кира, а сказка?
— Раз был один колодец — глубокий, глубокий; в нем была серебряная вода. И была еще одна маленькая… нет, большая девочка с золотыми кудрями.
— Ты говорил — с черными, — обиженно поправляет Женя.
— А теперь она с золотыми. Эта девочка никогда по ночам не спала, — все бегала, всюду рылась. Она была очень непослушная девочка. Ну. вот, когда мама заснула, она выбежала в сад. А ночь была темная, страшная-страшная. Она испугалась и стала кричать, но никто ее не слышал, потому что все спали. Тогда она еще больше стала кричать. И вдруг за ней кто-то затопал. Она не знала, что это добрый медведь, и побежала. Бежала, бежала и — бух в колодец. А вода в нем была серебряная.
— А потом? — спросила Мара.
— Потом — не знаю, Я еще не выдумал.
— Это прекрасная сказка. Твоя девочка очень похожа на меня — я тоже никого не слушаюсь и тоже не сплю по ночам.
— Что же ты делаешь?
— Читаю, пишу, курю, хожу по комнате.
— А тебе не страшно ночью?
— Иногда страшно — когда я забываю о своем сердечке. Это мой талисман. Мне его подарил один человек, когда мне было одиннадцать лет. С тех пор я с ним не расстаюсь.
— Что это—талисман?
— Вещь, которая бережет от несчастья. Пока на тебе талисман, ты не утонешь, не наделаешь глупостей. Я недавно сделала страшную глупость.
— Какую?
— Я не знаю, поймете ли вы… Нет, конечно поймете! Дело в том, что один человек читал мне чудные стихи и говорил, что он их сам сочинил. Мне они ужасно нравились, и я сделалась невестой этого человека.
— Как невестой? Ведь ты маленькая!
— Это было ужасной глупостью Во-первых, я маленькая, а во-вторых, это были не его стихи, а чужие. Он мне все выдумывал. Я сказала ему, что презираю его, и уехала.