Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918
Шрифт:
Когда я вернулась в Царское Село, то, к своему удивлению и к удивлению моей семьи, нашла там толстый конверт, надписанный рукой императрицы, который привез курьер.
Открыв его, я нашла письмо и маленькую деревянную иконку чудотворного явления Богородицы. Я не помню точно, какими словами было написано письмо, но помню его смысл. Императрица хотела выразить, что мысленно она совершенно отделила меня от Дмитрия, и уверяла меня в неизменности своих чувств ко мне.
Я немедленно написала ответ, лаконичный и вежливый. Я написала, что не могу иметь точку зрения, отличную от той, что придерживается мой брат, и меня
Вечером я поговорила с отцом и его женой о проекте письма к императору и показала им черновик. Отец не проявил энтузиазма, которого я ожидала, но и не возражал активно, чувствуя, что такое ходатайство будет, по крайней мере, означать некую солидарность всей семьи.
Мы с мачехой отшлифовали текст, сняли с него копию и послали великой княгине Марии, которая приказала его напечатать. Были собраны подписи. Список возглавила наша бабушка, королева Греции. Затем наше прошение отвезли в Александровский дворец. Вернулось оно очень быстро и было адресовано моему отцу; наверху страницы император написал: «Никому не позволено участвовать в убийствах. Я удивлен вашим обращением ко мне. Николай».
Великая княгиня Мария, вместо того чтобы никому не говорить о надписи, сделанной императором, с гневом показывала ее всем. Очень скоро весь город знал наизусть краткий приговор, написанный в верхней части той страницы.
Сразу же после Рождества я уехала в Москву и нашла тетю Эллу гораздо более посвященной в курс дела, чем ожидала. С самого начала влияния Распутина при дворе, она много раз, по ее словам, предостерегала свою сестру императрицу от оказания ему слишком большого доверия и старалась быть независимой от него. Сначала императрица не обращала внимания на ее слова, но, по мере того как значимость Распутина росла в ее собственных глазах, она начала чувствовать все большее предубеждение против тех, кто высказывал подобные предостережения.
Когда влияние Распутина перешло из сферы семьи в сферу политики, тетя Элла, видя в этом быстро возрастающую опасность, решила на этот раз донести свое предостережение непосредственно до императора. Но опять к ее совету отнеслись с пренебрежением. Отношения между двумя сестрами, которые до этого были очень дружескими и близкими, постепенно стали охлаждаться, и вскоре императрица стала ощущать, что ее угнетает присутствие моей тети.
Несмотря на это принципиальное разногласие, они продолжали видеться. Тетя Элла почти так же часто, как и раньше, ездила в Царское Село, не обращая внимания на все возрастающую холодность приемов. Она сказала, что предпочитает это альтернативе покинуть сестру в такое трудное и не подающее надежд время.
Прежде чем решиться на участие в заговоре, Дмитрий нанес тете Элле визит в Москве. Он разговаривал с ней, до тех пор пока не почувствовал, что у него есть ясное представление о душевном состоянии императрицы. И только после этого, убедившись, что мало надежды на нормальный исход дела, он решил примкнуть к тем нескольким смельчакам, которые были готовы приблизить развязку.
Моя тетя ясно представляла себе все сложности, которые возникли в связи со смертью Распутина, но она была так рада его исчезновению, что не могла осуждать убийц. Для нее Распутин был живым воплощением зла, и она чувствовала, что Провидение избрало Дмитрия
Она подробно рассказала мне о своей последней поездке в Царское Село, кое-какие слухи о которой достигли наших ушей в Петрограде. Повидавшись с Дмитрием и обдумав положение со всех сторон, она приняла решение сделать последнюю попытку повлиять на царскую чету.
Когда она приехала в Царское Село, император отсутствовал. У своей сестры императрицы она встретила очень холодный прием, и представленная ею картина мрачных, бунтарских настроений, царивших в Москве, и необходимости немедленных перемен привела к неприятной сцене.
На следующее утро она получила от императрицы короткую записку с просьбой уехать. Императрица писала, что их точки зрения так сильно различаются, что они никогда не смогут прийти к согласию. Она добавила, что хотя император и возвратился, но он так занят, что не может найти времени для беседы, о которой просила моя тетя.
Тетя вернулась в Москву подавленная. Через несколько дней после этого Распутина убили. Не зная никаких подробностей, тетя послала Дмитрию восторженную и, вероятно, неосторожную телеграмму, которую довели до сведения императрицы. В результате ее обвинили в соучастии. И теперь, несмотря на любовь к сестре и все христианские чувства, тетиному терпению пришел конец.
В Москве царило лихорадочное воодушевление; ее жители, считая Дмитрия своим, хвастались его деянием. Я уехала из Москвы в тот же день и отправилась в Киев. Вдовствующая императрица, которая любила Дмитрия и меня с самого детства, приняла меня со своей обычной теплотой. Она внимательно выслушала все, что я должна была сказать, но я очень быстро поняла, что совершенно бесполезно рассчитывать на какое-либо вмешательство с ее стороны.
Все аргументы уже давно истощились; кроме того, существовали темы, которых никогда не касались ни мать, ни сын. В своих разговорах они старались предусмотрительно избегать всего, что касалось молодой императрицы. После этого мне ничего не оставалось делать, обратиться за помощью было не к кому.
Совершенно измученная, я заболела, и все же до своего отъезда из Киева я сумела повидаться с великим князем Александром, который в то время командовал там авиацией. Помню, что у нас с ним была интересная беседа на политические темы, и он показал мне разработанный им подробный проект организации кабинета министров в соответствии с требованиями момента и нуждами страны. Он планировал предложить проект императору в качестве чрезвычайно либерального, который, тем не менее, полностью согласуется с его властью как монарха.
Я приехала в Царское Село совершенно больная и расстроенная. Отец старался удержать меня возле себя, но, как только я смогла вставать с постели, я решила возвратиться в больницу, где меня ждала работа, которая могла отвлечь меня от моих печальных мыслей.
Тем временем моего брата с распростертыми объятиями принимали в маленькой пограничной крепости, к которой он в конце концов был приписан. Во время своей поездки за ним следовали несколько сторонников Распутина, которые намеревались отомстить за смерть своего могущественного благодетеля, но этих людей заметили и отправили назад, и новые товарищи Дмитрия, как заверил меня генерал Лайминг, неусыпно присматривали за ним.