Воспоминания. Стихи. Переводы
Шрифт:
Модильяни всегда главенствовал, а неотесанный, плохо говоривший тогда не
только по-французски, но и по-русски Сутин, выделял его из всех своих
знакомых, понимая, что Амедео — человек высокой культуры.
Выходец из Польши Моисей Кислинг, чилиец Ортис де Сарате, японец
Фужита — вот обычная компания Модильяни в «Ротонде». А видел я его там
каждый день, и почти всегда он был пьян до невменяемого состояния, часто
учинял скандалы. Бывало, что тут же падал, его
кричал, непотребно ругался. Протрезвев, рисовал. В »Ротонде» при нем всегда
были альбом, стопка бумаги.
Модильяни был очень красив, весь его облик излучал вдохновение. Помню
его в коричневой вельветовой куртке, шея повязана темно-красным фуляром,
фетровая шляпа с полями а la Рембрандт оттеняет необыкновенную
выразительность его жгучих черных глаз, испытывающих людей с первого
взгляда. С его губ не сходила покоряющая серафическая улыбка, которой
невозможно было не поддаться. Был он болен, кашлял.
Как и все мы, он голодал, часто менял жилье. Подходит время платить за
квартиру, денег нет. Уходит, снимает какую-нибудь дешевую халупу, вовсе не
похожую на студию. Там и рисует. Он был бродяга. Если попытались бы
вывесить памятные доски на всех домах, где он жил, пришлось бы отметить
очень много домов в Париже. Последнее время у него совсем не было денег. В
доме рядом со своим ему снял помещение польский поэт Леопольд Збо-
54
ровский, который искренне, душой болел за Модильяни, да и за других
художников. Он стал посредником между художниками и любителями
искусства, пытался продать картины. Поэт, он не был торговцем, не искал для
себя никакой выгоды.
При жизни Модильяни из его произведений не продавалось почти ничего.
Лишь некоторые любители за бесценок покупали его работы. Были и такие,
кому искусство Модильяни нравилось, но не было денег, чтобы купить его
произведения. Таким был писатель Франсис Карко. Средств у него не было, и
Зборовский подарил ему очень много работ художника именно потому, что
Карко ценил Модильяни. Сам художник раздаривал свои рисунки направо и
налево. Нарисует портрет и отдает, расплачивался рисунками в кафе. Однажды
рисовал в «Ротонде» натурщицу, но посчитал, что она недостойна иметь его
работы. Тут же отдал их Ладо Гудиашвили. Тот сохранил два его рисунка.
Модильяни очень хорошо говорил по-французски, он изучал французский
еще в Италии. Любил французскую поэзию — Малларме, Рембо, Бодлера.
Очень любил Данте, часто читал его наизусть; любил Петрарку, сам писал
стихи. После его смерти часть из них была
декламировал стихи наизусть, даже будучи пьяным. А иногда бормотал что-то
невразумительное, трудно было понять, о чем он, какие-то пророчества.
Именно Модильяни впервые заговорил со мной о Малларме, внушил мне
интерес к нему. Я задумался об этом его увлечении и начал переводить, сперва
как бы шутя, стихотворения Малларме в прозе.
Одно время он был сердит на меня за то, что я принял католичество. За это
же доставалось от него и Максу Жакобу. За два месяца до своей смерти он
вдруг пригласил меня к своему столику в «Ротонде», чтобы рисовать мой
портрет. Я ему позировал около часа. Был он трезв. Потрет этот он подписал:
«Талову. Модильяни. IХ.1919». В декабре 1919 года, т. е. за месяц до смерти,
еще раз рисовал меня, тоже в «Ротонде».
Эти два портрета выпросил у меня весной 1922 года, накануне моего отъезда
на родину, завсегдатай «Ротонды» канадец Виктор Линтон. Конечно, деньги
мне перед отъездом были очень нужны. Линтон же говорил, что хочет получить
эти портреты на память обо мне. Как же я был глуп, не подумав, что на память
достаточно фото-
55
карточки! Я уступил просьбам Линтона, получив за оба подлинника 50
франков. Счастье еще, что Линтон сделал фотографии этих портретов и отдал
их мне. О судьбе подлинников я ничего не знаю. Напрасно по прошествии
многих лет я пытался через друзей, живущих во Франции, разыскать Линтона.
Мне неизвестно, были ли опубликованы где-либо эти портреты20. Уже в
Москве, просматривая книгу Артура Пфанстиля «Dessins de Modigliani»,
Mermod, 1958, я узнал себя в портрете неизвестного молодого человека. Этот,
предположительно третий портрет, выполнен в 1916 году.
К слову, меня рисовали многие художники. В Париже — Сутин, Кремень,
ученик Сезанна Эмиль Бернар (он написал маслом портрет Большого формата),
Судейкин, Макс Жакоб, Пьер Гальен, Ортис де Сарате, Антонио Симонт,
Морис Ретиф, Лагар, Оттон ван Рейс. В Москве — Даниил Даран, Никогосян.
Некоторые портреты сохранились, о судьбе других я ничего не знаю. Часто
художники сами уничтожали свои работы.
Модильяни сначала занимался скульптурой, но это требовало значительных
затрат, которых он не мог себе позволить. Художники в то время увлекались
кубизмом, потом дадаизмом. Модильяни не поддавался влияниям новых школ,
ни на кого из современников не был похож. Разве что его скульптуру