Воспоминания
Шрифт:
С тех пор как Бисмарк пришел к политическому руководству, это было первое тяжелое дипломатическое поражение, которое явилось для нас тем более чувствительным, что глиняное здание нашего тогдашнего мирового могущества покоилось не столько на силе, сколько на престиже. В момент отставки Делькассе (1905 г) этот престиж оказался еще действенным; но теперь мы получили доказательство того, насколько он успел уже испариться. Попросту проглотив оплеуху, мы усилили боевой задор Франции и ее «новый дух» и подвергли себя опасности нового, еще более глубокого унижения в будущем. Поэтому было неправильно скрывать понесенное поражение, как этого желало имперское руководство; напротив, следовало открыто признать его и сделать соответствующие выводы. Для государства, которое сознает, что благосостояние его граждан основывается не на рекламе, а на силе и престиже, в подобных положениях существует лишь одно средство предотвращения войны: оно должно показать, что не боится,
С этой мыслью я вернулся осенью в Берлин и указал канцлеру, что мы потерпели дипломатическое поражение и должны загладить его новым дополнением к судостроительной программе. Канцлер протестовал против слова «поражение», на которое он потом жаловался начальнику морского кабинета, и боялся, что предложенная мной новелла приведет к войне с Англией.
Новелла предусматривала собственно не увеличение численности флота, а повышение его боеспособности. Слабым пунктом нашего морского могущества являлась ежегодная смена новобранцев, которая при краткости срока службы наших матросов в течение известного периода сковывала флот. Средство повысить боеспособность флота без значительного увеличения количества кораблей заключалось в том, чтобы одну резервную эскадру превратить в действующую и таким путем довести число эскадр первой линии до трех (вместо двух).
Это мероприятие давало возможность держать матросов на одном и том же корабле в течение почти всего срока службы и одновременно упрощало чрезмерно сложную систему подготовки, офицерам же оставляло больше времени для решения задач высшего порядка, которые раньше были отодвинуты на задний план, а также для плавания в открытом море. Экономия сил личного состава, которые прежде всего уходили на однообразную службу, являлась особенно необходимой, чтобы сохранить свежесть у людей, выдвигавшихся на командные посты. Эта организационная форма требовала увеличения строительной программы всего на три корабля в течение двадцати лет и обеспечивала при ничтожных затратах значительное качественное улучшение флота.
Ни один знаток британской политики не мог подумать, что прибавление к нашему флоту трех кораблей в течение двадцати лет было бы способно побудить Англию к войне, если бы она и без того не решилась на нее. Само собой разумеется, что и наш посол граф Меттерних не усматривал в этом никакой опасности.
С 1902 года до конца войны наше внешнеполитическое руководство было отмечено печатью недальновидности. Поэтому-то наша имперская бюрократия и начала борьбу против реформы флота, боясь, что этим мы вызовем Англию на войну.
Более удобного лозунга мы не могли дать Англии.
Министерство иностранных дел объявило результаты переговоров об Агадире и Конго дипломатическим успехом, хотя отставка главы колониального ведомства фон Линдеквиста и другие признаки разоблачали эту попытку ввести общественное мнение в заблуждение.
Я был готов отложить внесение новеллы до полной ликвидации марокканского конфликта, чтобы не затруднять правительству ведение переговоров. Кайзер, который без моего ведома выступил в пользу усиления флота также и публично, в конце октября принял по докладу канцлера решение об отсрочке. Чтобы законопроект о новых вооружениях произвел политическое впечатление, его нужно было внести в начале осенней сессии и тем предотвратить дальнейший ущерб нашему престижу, который могли ему нанести назначенные дебаты по марокканскому вопросу. Таких дебатов вообще нужно было избегать. После же этих дебатов дальнейшие колебания становились, по моему мнению, недопустимыми как с внешне-, так и с внутриполитической точки зрения. Мы должны были теперь же сообщить о своих планах; сделать это нам было тем легче, что по урегулировании марокканского конфликта Англия никак не могла использовать новеллу в качестве повода к войне{137}. Итак, 14 ноября кайзер поручил канцлеру включить новеллу в бюджетную смету на 1912 год. 16-го Бетман заявил мне, что готов сделать это, но, как оказалось, оставил себе при этом одну лазейку. Он побудил военного министра внести законопроект об ассигнованиях на армию, что само по себе заслуживало одобрения, но должно было отодвинуть на задний план законопроект об ассигнованиях на флот; при этом под предлогом приближения выборов в рейхстаг канцлер хотел опубликовать бюджет 1912 года без дополнительных ассигнований на флот. С внутриполитической точки зрения это было равносильно отказу от новеллы, а в области внешней политики нанесло бы после всего случившегося огромный ущерб нашему престижу. В начале января Кюльман прислал из Лондона докладную записку, в которой этот незадачливый дипломат ошибочно ставил успех своих колониальных переговоров с Англией в зависимость от невнесения новеллы в рейхстаг; позднее (в 1916 г), своим ложным предсказанием
В январе канцлер без предварительной беседы со мною предложил не придавать новелле формы закона и провести ее посредством ежегодных ассигнований. Когда кайзер отклонил эту новую попытку удушения новеллы, канцлер вернулся к своему первоначальному требованию, чтобы образование третьей эскадры шло постепенно и чтобы темп строительства до 1917 года обеспечивал прибавку третьего корабля только в каждом втором году.
Борьба с различными неожиданностями, к которым присоединялись финансовые тонкости министра финансов Вермута, до такой степени выбила меня из колеи, что я согласился на требуемые канцлером уступки, с тем чтобы никаких дальнейших сокращений произведено не было. Канцлер уклонился от такого обещания. Поэтому 13 января 1912 года я просил канцлера положить конец этим колебаниям, которые были столь вредны и с внутренне– и с внешнеполитической точки зрения и при всем желании не могли оставаться в тайне. Вслед за тем кайзер потребовал от канцлера ясного выступления в пользу новеллы, причем канцлер снова постарался выиграть время до принятия окончательного решения. 25 января было установлено содержание морского законопроекта, а 7 февраля он был возвещен в тронной речи. На следующий день в Берлин прибыл по приглашению имперского правительства английский военный министр Холден. Атака против необходимого улучшения наших морских вооружений, исходившая из наших внутриполитических кругов, вступила в новую фазу, характерным признаком которой явилось присутствие свидетелей.
4
Соображения, которые обусловили приглашение в Берлин британского государственного деятеля для непосредственных переговоров, остались мне неизвестны.
Поскольку канцлер держал меня в неведении, я смог уяснить себе психологическое состояние английского кабинета при этих переговорах лишь в процессе самих переговоров с Холденом, и в особенности из их лондонского эпилога. Небрежный образ действий Кидерлена вызвал в свое время грубый отпор со стороны Ллойд-Джорджа, за которым последовало, по моему мнению, недостаточно выдержанное поведение с нашей стороны. Заискивание, проявленное нами в этой стадии отношений, вызвало в Англии уверенность в том, что с нами будет легко справиться.
Пригласив англичан в Берлин, мы, конечно, должны были быть готовы принести определенные жертвы, чтобы не поставить себя снова в неловкое положение, которое возникло в результате неуспеха нашей инициативы. Нежелание Бетмана защищать новеллу перед рейхстагом указало англичанам тот пункт, используя который, они могли запугать нас, а может быть и вовсе сбить с толку в вопросе о строительстве флота, равно как и усилить раскол в имперском руководстве. Поэтому англичане приняли это приглашение как неожиданный подарок. Доверенное лицо сэра Э. Грея – военный министр Холден, который благодаря своей удачной осведомительной деятельности в прусском генеральном штабе в 1906 году считался человеком, близким к германским кругам, был послан в Берлин с поручением по возможности отбить у нас охоту к внесению новеллы, да и вообще к строительству флота. Поскольку в Англии понимали, что в Бетмане можно найти союзника против германского флота, а Холден явился к нам не как проситель, а как приглашенный, то для британского кабинета не было необходимости поручать ему делать нам какие-либо серьезные предложения. Однако Холден привез собой нечто, имевшее вид подарка, о чем будет сказано ниже.
Хотя открытая враждебность канцлера к новелле уже значительно обесценила ее с точки зрения внешней политики, все же при искусном ведении переговоров она являлась подходящим средством для того, чтобы предложить соглашение, основанное на взаимных выгодах и уступках, даже если бы англичане не были особенно склонны договариваться с нами как с равными.
4 октября кайзер частным образом уведомил Foreign Office{138}, что Германия готова пойти навстречу в вопросе о новелле при условии, что одновременно она получит достаточные гарантии более дружественной ориентации английской политики в том смысле, что обе державы обязались бы не принимать участия ни в какой комбинации или в военном выступлении, направленном против одной из них. Такое соглашение одновременно дало бы возможность столковаться также и насчет расходов на вооружения.
Для переговоров с самим Холденом кайзер установил следующие принципы:
1. Морской законопроект на первых порах должен остаться неприкосновенным.
2. Англия должна ясно изложить, какой программы она собирается придерживаться в связи с новеллой и собиралась придерживаться в связи с действовавшим до сих пор законом.
3. Обсуждение вопроса об англо-германском договоре, предусматривающем союз или нейтралитет, на основании которого можно было бы замедлить выполнение новеллы.
4. Требование, чтобы Англия отказалась от соотношения морских сил, равного 2:1, т.е. от принципа два киля против одного, и согласилась бы на более приемлемое для нас соотношение{139}.