Воспоминания
Шрифт:
Глава 28
Обвал
Вся промышленность вооружений и боеприпасов, объединенная с весны 1944 г. под руководством моего министерства, начала уже с конца осени снова дробиться. Не только потому, что производство тяжелых ракет, рассматривавшееся как приоритетное и решающее, отошло к СС; существеннее было то, что некоторым гауляйтерам удалось добиться передачи под их ответственность производства вооружения в их административных округах. Гитлер одобрил подобную инициативу. Так он дал согласие Заукелю, добивавшемуся разрешения на строительство в его гау Тюрингии крупного подземного завода для серийного выпуска одномоторного реактивного истребителя, окрещенного Гитлером «народным». Но мы все равно уже вступили в начальную стадию экономической агонии,
Одновременно с этой тенденцией возникали вдруг — что было показательно для нарастающего общего смятения — надежды на то, что мы и с примитивным вооружением добьемся успехов и тем самым сможем выравнять наше отчаянное военно-техническое положение. Техническая эффективность оружия должна-де отступить на второй план по сравнению с мужеством отдельно взятого человека. В апреле 1944 г. Дениц поручил вице-адмиралу Хайе, человеку, богатому идеями, возглавить производство одноместных подлодок и некоторых других боевых судов. Но пока удалось выйти на значительные количественные показатели, наступил уже август, высадка союзников уже стала фактом и было уже вообще слишком поздно для подобных планов. Гиммлер в свою очередь задумал создать подразделение смертников, которые на самолетах-ракетах сбивали бы бомбардировщики противника прямым тараном. Еще одним примитивным оружием являлись так называемые «фаустпатроны», маленькие ракеты, выстреливаемые с рук, которые должны были заменить недостающие противотанковые пушки.
Поздней осенью 1944 г. Гитлер лично вмешался в производство противогазов и назначил особого уполномоченного, непосредственно ему подчиненного. Самым срочным порядком была разработана программа с целью защитить все население от угрозы применения отравляющих газов. Хотя в соответствии с приказом Гитлера об утроении производства противогазов от октября 1944 г. удалось изготовить 2,3 млн противогазов, для решения проблемы защиты городского населения от отравляющих газов требовались многие месяцы. Поэтому партийные издания охотно давали советы по применению простейших средств самозащиты — например, по использованию бумаги в качестве фильтров.
Гитлер говорил в то время об угрозе газовых атак противника на немецкие города (1), но д-р Карл Брандт, с которым у меня сложились дружеские отношения, не исключал того, что эти лихорадочные приготовления связаны с применением газов с нашей стороны. В числе наших «чудо-вооружений» появился отравляющий газ «табун», от него не могли защитить фильтры всех известных тогда противогазов и даже минимальный прямой контакт с его осадками оказывался смертельным.
Роберт лей, химик по профессии, после какого-то совещания в Зонтхофене, пригласил меня на обратную дорогу в свой вагон-салон. Как это было у него заведено, мы проводили время за крепкими напитками. Его и обычно-то спотыкающаяся манера речи выдавала на этот раз особое волнение: «У нас есть теперь этот новый газ. Фюрер должен это сделать. Он должен применить его. Теперь же должен! Момент крайний! И Вы тоже должны объяснить ему, что самое время!» Я молчал. По-видимому, Лей уже имел беседу с Геббельсом, поскольку тот сделал соответствующий запрос у коллег из химической промышленности относительно этого газа и его поражающих свойств. От также склонял Гитлера к введению этого нового газа в дело. Прежде Гитлер всегда отвергал развязывание войны с применением газов, но сейчас на одной из «ситуаций» в ставке он дал понять, что на востоке газы смогли бы приостановить продвижение советских войск. Он предавался смутным надеждам на то, что Запад примирится с их использованием на востоке: ведь английское и американское правительства на данной стадии войны заинтересованы в том, чтобы наступление русских захлебнулось. Но так как никто из присутствующих не поддержал его, он уже никогда более к этой теме не возвращался.
Было очевидно, что генералитет страшился непредсказуемых последствий. Я сам писал 11 октября 1944 г. Кейтелю, что из-за развала в химической промышленности запасы исходных для «табуна» веществ циана и метанола исчерпаны (2). Поэтому с 1 ноября его производство приостанавливается, а — иприта
11 ноября мне пришлось в дополнение к моим бесчисленным запискам о сокращении производства горючего добавить еще одно тревожное донесение: уже более полутора месяцев как Рурский индустриальный район отрезан от остальной территории из-за сильнейших сбоев на транспорте. «Принимая во внимание общую экономическую структуру Рейха, самоочевидно, — писал я Гитлеру, — что отпадение рейнско-вестфальского промышленного региона подорвет немецкую экономику в целом и в перспективе сделает невозможным успешное продолжение войны. С важнейших оборонных заводов сообщают, что они непосредственно находятся под угрозой остановки. Возможности избежать ее при данных обстоятельствах нет».
Поскольку уголь больше нельзя было транспортировать в остальные регионы Рейха, продолжал я, запасы имперских железных дорог быстро тают, существует угроза остановки газовых заводов, заводы по производству растительного масла и маргарина накануне закрытия, даже снабжение больниц коксом стало неудовлетворительным 4 «».
Все действительно шло к концу. Появились первые признаки анархии. Эшелоны с углем уже не достигали своих мест назначения, а задерживались и реквизировались гауляйтерами для собственных нужд. В Берлине здания не отапливались, газ и электричество подавались только в определенные часы. Из рейхсканцелярии пришла возмущенная жалоба на то, что наше Имперское управление по углю отказалось в полном объеме выполнить обязательства по фондам на остаток зимнего периода.
В связи с таким положением мы более были не в состоянии реализовывать наши программы, а лишь пытались производить комплектующие части. Если бы запасы иссякли, это означало бы конец оборонного производства. При этом я, как, вероятно, и противник, разрабатывавший свою воздушную стратегию, недооценивал то, что на заводах скопились большие запасы деталей и узлов 5 «». Тщательная проверка показала, что, правда, лишь в течение нескольких месяцев, можно по-прежнему рассчитывать на значительный объем производства вооружений. Гитлер воспринял факт последней «Чрезвычайной и дополнительной программы», как мы ее назвали, со спокойствием, производившим зловещее впечатление. Он не проронил ни слова о последствиях, хотя на этот счет не было никаких сомнений.
Примерно в это время Гитлер на оперативном совещании заявил в присутствии всех генералов: «Нам повезло, что нашими вооружениями занимается гений. Это Заур. Уж он-то преодолеет действительно все трудности». Генерал Томале заметил Гитлеру: «Мой фюрер, министр Шпеер здесь». «Да, я знаю, — ответил он коротко, недовольный тем, что его перебили. — Но Заур — тот гений, который справится с положением». Как ни странно, я принял этот умышленный афронт без волнения, почти безучастно: я начал прощаться.
12 октября 1944 г., когда положение на Западном фронте вновь укрепилось и снова можно было говорить о фронте, а не о беспомощно убегающих людях, Гитлер после оперативного совещания отвел меня в стороны, взял с меня слово молчать и затем объявил мне, что он собирается провести на западе большое наступление, объединив для этого все имеющиеся силы: "Для этого Вы должны сформировать из строителей-немцев строительный отряд, имеющий в своем распоряжении достаточно транспортных средств, чтобы, даже в том случае, если прекратится работа железнодорожного транспорта, быть в состоянии строить различные мостовые сооружения. При этом придерживайтесь организационных форм, уже зарекомендовавших себя в западной кампании 1940 г. 6 «». Я обратил внимание Гитлера на то, что мы едва ли располагаем достаточным количеством грузовиков для выполнения такого задания. «В этом случае все остальное следует отодвинуть в сторону», -энергично решил он. «Совершенно безразлично, каковы будут последствия. Это будет мощный удар, который должен принести успех».