Восстание короля
Шрифт:
И они видели как падали гиганты.
И раскрыв рты, они наблюдали за единорогом и его чернокожим наездником, с длинными белыми волосами и зелёным плащом, развевающимся, когда он скакал на своём коне через осквернённую землю, а его лук посылал молнии, принося смерть с каждым выстрелом.
— Нас предали? — спросил один из них, ибо не могло быть никаких сомнений.
Это был дроу.
С внезапностью, которая сорвала крик с его губ, орк, прикрывающий Реджиса, отлетел в сторону, и сильная рука опустилась
Он должен был ударить своего обидчика, он знал. Но это было слишком внезапно, слишком неожиданно. Он должен был поторопиться и дать отпор, но он не мог. И затем его чувства вернулись достаточно, чтобы узнать нападавшего, и он поспешно выкрикнул:
— Остановись! Остановись! Это — я!
И как только он услышал свои собственные слова, Реджис осознал, что кричал на языке гоблинов!
Его губы задрожали, поскольку он был ужасно потрясён.
— Эй, эльф! — проревел Атрогейт, и снова встряхнул Реджиса. — Я думаю, что нашёл твоего маленького крысиного друга! Бха-ха-ха!
Реджис почти потерял сознание, настолько его переполнило облегчение, когда немного придя в себя, он увидел улыбку Дзирта До’Урдена.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КИПЕНИЕ
Это зуд на коллективном сознании общества, ворчание и жалобы, беспокойный шёпот.
Крошечные пузырьки критики начинают образовываться на дне котла, и зависают там в тайне.
В тишине.
Но вот они устремляются вверх и будоражат поверхность, сначала немного, потом ещё немного, а затем целым каскадом.
Это — переломный момент, когда лидеры должны объединиться, чтобы остудить варево, сняв котёл с огня, но, боюсь, гораздо чаще амбициозное противостояние этих лидеров, разжигает огонь среди населения, распаляя народ одним злонамеренным шёпотом за другим.
Правда не имеет значения; эмоции захватывают и не отпускают.
Пузырьки переходят в кипение, вода нагревается и пар поднимается в воздух, охватывая души многих, тех кто, без сомнения, погибнет в этой симфонии ненависти, в поиске объекта для выплеска ярости.
Эта война.
Я видел её много раз в течение десятилетий, иногда кампании преследовали достойные цели, но чаще всего — коварные лживые замыслы и низкие цели. И в этой неразберихе, страданиях и кровавой бойне, невозможно задать вопросы о целях и методах.
Вот так общество помещает огненный шар под свой собственный котёл.
И когда всё закончится, когда вместо домов останется один щебень, а кладбища переполнятся, и тела останутся гнить на улицах, мы оглянемся назад и зададимся вопросом: «Как мы пришли к такому ужасному финалу?»
И в том самая большая трагедия, что единственное время, когда становится возможным задавать вопросы, это тогда когда война уже свершилась.
Когда семьи разрушены.
Когда погибли невинные.
Но что относительно войны против вторжения чудовищ, против орков и других монстров, потенциальных завоевателей? Кэтти-бри, вместе с громко вторящим её Бренором, настаивает, что эта война особая, что эти расы, по словам самой Миликки, не могли быть рассмотрены через призму, которую мы держим, чтобы измерить разумные и добрые расы или даже разумные, но не добрые общества, такие как мой собственный народ. «Орки и монстры отличаются от всех, — так они утверждают, — их злонамеренность не результат воспитания в аморальном обществе, но лежит намного глубже — в самой душе тварей».
Тварей?
Как легко это грубое слово, срывается с моих губ, когда я думаю обо всех орках и гоблинах мира. Даже с моим опытом, говорящим мне, что есть иные, например как гоблин-раб Нойхейм.
Всё слишком запутанно, и в жаре этого кипящего котла, я отчаянно хочу держаться за слова Кэтти-бри. Я хочу верить, что те, кого я застрелил или зарезал — нераскаявшиеся и безнравственные, до конца полные желания разрушать и совершенно неисправимые.
Иначе, как бы я смог снова посмотреться в зеркало?
Я сознаюсь, что почувствовал облегчение, когда войдя в Серебряные Пределы, нашёл Королевство Много-стрел, идущее на войну.
Я почувствовал облегчение, найдя войну…
Разве может быть более противоречивая мысль? Как может война, какая-либо война, принести облегчение? Это — трагический провал лучших помыслов, потеря разума в эмоциях, капитуляция души перед низменными инстинктами.
И всё жё я успокоился, увидев марш Много-стрел, и я солгу сам себе, если стану это отрицать. Я стал спокоен за Бренора, ибо он начнёт войну, в чём я уверен, и поэтому неизбежные страдания лягут тяжестью на его плечи.
Я перестал беспокоиться за Кэтти-бри, столь уверенной в своём заявлении, в своём прозрении, что для орков не может быть никакого искупления.
Такова её интерпретация песни богини.
Но её интерпретация поколебала мою веру в богиню.