Восстание на Боспоре
Шрифт:
Теперь надо бороться, не щадя жизни, добиваться полной победы!
10
По ночной дороге при слабом свете звезд во весь карьер мчался всадник. Его путь лежал между полями пшеницы, мимо имения Саклея на Железном холме, в сторону Парфения – места переправы через пролив.
Конь, на котором умчалась из Пантикапея Гликерия, оказался скакуном самого купца Халаида. Девушка не знала, что она угоняет коня того человека, который в прошлом году на ее двух лошадях, Альбаране и Борее, тайно выехал в Неаполь к царю Палаку.
Таким образом, девушка как бы сквиталась с Халаидом-Лайонаком. То, что в прошлом
Куда она спешила? В Парфений! Зачем? Ее гнало жгучее стремление покинуть негостеприимный берег европейской части Боспора, где она была окружена ложью, где после небывалого взлета так низко упала. Она прибыла сюда свободной, хотя и бедной дочерью уважаемого человека. А бежала опозоренная, лишенная человеческих прав, оплеванная на площади, осмеянная тысячами людей, растоптанная грубыми и грязными ногами человеческого стада, именуемого пантикапейским демосом, запачканная общением с такими людьми, которых ранее почитала, как богов, а теперь вспоминает с брезгливостью… Дальше от них! Туда, в степи Сарматии, где могила отца, где еще можно найти следы тех костров, у которых они с отцом грелись в студеные ночи. Там еще можно разыскать друзей отца, вернуть себе утраченную свободу, стряхнуть скверну рабства и унижения. И девушка представляла, как она будет плакать, упав в траву Великой степи, что уходит от берегов Гипаниса до далекой реки Ра и голубых вод Танаиса.
Скорей отсюда!.. Она торопила коня, ей казалось, что он недостаточно быстро уносит ее из ненавистного мира неволи и обмана.
Позади остался человек, ради которого она так внезапно для самой себя пожертвовала всем. Это простой воин, сейчас раб Савмак. Может, один он из всех людей Пантикапея близок ей и понял бы ее. Душа согревалась при одной мысли о нем. Но они далеки друг от друга. Он думает сейчас лишь об одном – об освобождении рабов, и ничто иное не трогает его. Он готов пожертвовать жизнью ради начатого им дела. Но задумался ли он над той жертвой, которую она принесла ему? Впрочем, он был бы прав, если бы принял ее поступок за каприз богачки, которой все позволено, а выходки которой лишь увеличивают блеск ее положения. К тому же она сказала ему гордо, что никогда не полюбила бы его, была груба с ним, оттолкнула его. Теперь ничего общего между ними нет. «Прощай, Савмак, мы чужие и далекие друг другу люди. Ты стремишься освободить рабов, а я, сама раба, никогда не смогу понять, зачем нужно выпускать на волю эту стаю диких зверей, богами предназначенных для своей участи. Они все разрушат, истопчут, загадят… Прощай!»
С такими мыслями и чувствами, хаотически, как степной буран, проносившимися в ее голове, Гликерия мчалась на скакуне, почти не замечая окружающего. Но если бы она поглядела вокруг, то увидела бы, что ее отъезд из царской столицы во многом напоминал ее прибытие сюда в прошлом году. Как и тогда, пылали огни пожаров. Но тогда она видела один пожар, а теперь их много, справа, слева. Хора поднялась на борьбу и начала свое наступление с поджога царских и хозяйских имений.
Проезжая мимо Железного холма, она невольно повернула голову в сторону усадьбы, ее недавнего пристанища. И опять, как тогда, увидела, что клубы красного дыма все выше вздымаются к небу. Что это?.. Шум и крики, страшные вопли, какие-то удары, треск!.. Боги!.. Что это такое?.. Это мир беспрерывной борьбы и жестокостей!
И, окинув глазами встревоженные окрестности, девушка вдруг вспомнила рассказы покойной матери о последнем дне мира. Похоже, что этот день настал!
Не задержанная никем, беглянка миновала
11
Парфений расположился у самого берега пролива в весь пропитался запахами моря и рыбы. Возле лачуг и хижин серыми тенями шевелились в предутреннем полумраке огромные сети и невода, к стенам домов прислонены багры, весла. А совсем рядом колеблются, как тростник под ветром, стройные мачты рыбачьих суденышек, покачивающихся на волнах. Дальше, у причалов, идет суета, полыхают огни костров, десятки людей торопливо переносят на плечах тяжелые узлы.
– Скорей! Скорей! – слышится голос. – Кончай погрузку!
Плачут дети, ржут кони. Ругаются грузчики в ответ на окрики хозяев. Гликерия осадила лошадь у самой пристани и вызвала своим прибытием переполох.
– Кто это?.. Эй!.. К оружию!..
Толпа мужчин, одетых как попало, с обнаженными мечами и копьями окружила незнакомую наездницу.
– Слезай! Откуда ты, чего ищешь?
– Вы кто такие? – спросила девушка высокомерно. – Шайка разбойников? Почему вы ссаживаете меня с лошади? Я еду домой, в Ахиллий, и не ваше дело задерживать меня!.. Кто старший среди вас?
Спокойный и уверенный тон, с которым девушка задала этот вопрос, ее хорошее платье, прекрасный конь и объемистые вьюки у седла подействовали на вооруженных мужчин успокаивающе. Они опустили оружие. Один подошел и поклонился:
– Прости, госпожа! Мы приняли тебя за передового тех разбойников, что разгромили наши усадьбы. Если ты бежишь от озверелых мятежников, то мы поможем тебе. Ибо сами уносим животы свои, потеряв все достояние. Спасли лишь одежду да кое-какой скарб.
С этими словами мужчина показал обнаженным мечом на суда, готовые к отплытию.
– Но я хочу переправиться вместе с конем. Мне еще после Ахиллия предстоит немалый путь.
– Жаль, тогда тебе придется договариваться с кем-то другим. Ищи себе отдельную барку. Наши так переполнены, что мы могли бы взять лишь одну тебя и твой седельный груз.
– Слушай, прекрасная госпожа, – вмешался другой, – продай своего коня рыбакам, они тебя за его цену и перевезут. А будешь задерживаться, смотри, как бы не нагрянули повстанцы! Они и коня твоего отнимут и тебе самой не поздоровится!
Но любительница лошадей уже оценила прекрасные качества своего скакуна и решила непременно переправить его через пролив. Она предполагала уже завтра быть далеко в степях, минуя Фанагорию и опасность встречи с ненавистным Карзоазом. Поэтому на предложение беженцев ответила отказом.
– Дело твое, – пожал плечами первый мужчина, – но нам некогда. Прощай!
– Да помогут вам боги! – кивнула головой Гликерия.
Беглецы засуетились, торопливо стали отвязывать причалы. Барки одна за другой начали отчаливать от берега и уходить в серую утреннюю мглу моря.
– Эй, кто там, на барке! – крикнула она человеку, который медленными движениями вычерпывал воду из своего суденышка и гулко скреб ведром по днищу.
– Чего тебе? – послышался хриплый, простуженный голос.
– Перевези меня с конем в Ахиллий, получишь хорошую оплату!
Человек прекратил свое занятие, стараясь рассмотреть всадника на ретивом коне. Потом также не спеша, как бы раздумывая, стал сматывать веревку, на которой висело ведро.
– Однако поспеши! Если мы будем долго разговаривать, то ничего не успеем сделать!