Восставшие из пепла
Шрифт:
— О-хо!.. О-хо!..
Ему показалось, будто кто-то пытается деревянной балкой вывернуть из земли огромный камень и потому так приговаривает. Клин воинов позади знатного рыцаря постепенно редел, и Калоян понял, что его дружинники действуют успешно. Увлекшись боем, царь все-таки заметил, что многие крестоносцы, закованные в железо, падают на землю прежде, чем их достанет меч. Но увидев взмокшего Мите, сжимающего в руках древко с железным крюком на конце, понял — этим оружием он и стаскивает с коней крестоносцев.
Рыцарь в золоченых доспехах все реже взмахивал длинным мечом и чаще отбивал удары Калояна, чем нападал сам. Почти рядом с ним Слав бился с двумя крестоносцами, один из которых был уже ранен. Слав еще раз поднял меч, и крестоносец посунулся, а затем и рухнул с коня. Калоян не видел, чем закончился
— Молодец!
Время от времени древко Мите мелькало у него перед глазами. Оно, как длинная хищная рука, внезапно хватало рыцарей и сбрасывало их с коней. Броня на крестоносцах лязгала, как менцы [150] на булыжной мостовой. Каждый раз, разворачивая коня, Калоян видел Звездицу и севаста Сергея Стреза, и знал, что врагам, чтобы добраться до его спины, нужно будет перешагнуть через их трупы.
Удары, удары, лошадиный храп, крики людей и снова удары… И вдруг Калоян почувствовал приближение развязки. Отходя назад, знатный рыцарь ступил на край болота и уперся в коварную осоку. Его люди заметили это и из последних сил попытались отбросить дружинников Калояна, но не сумели. Тяжелый конь латинянина неожиданно встрепенулся, и его задние ноги увязли в трясине. Испуганная лошадь пыталась выбраться на твердую почву, но болото засасывало ее еще больше. Собрав все силы, согнув в коленях передние ноги, конь напрягся и резко вскинул зад. Рыцарь не удержался в седле и, перелетев через голову лошади, грохнулся оземь. Горстка храбрецов, забыв об опасности, бросилась его поднимать. Рыцарь встал и не спеша снял свой золоченый шлем. По возгласам врагов и выражению лиц своих воинов Калоян, не отдышавшийся еще после боя, понял, что перед ним не кто иной, как сам император латинян — Балдуин. Глаза его были по-прежнему тусклые и холодные…
150
Менцы (болг.) — котлы с дужками, в которых весили из колодца воду.
Генрих, брат Балдуина, не мог себе простить, что опоздал к решающей битве. И вот теперь страх перед Калояном сбил с него и рыцарскую спесь, и напыщенную гордость.
Вся знать и дож Венеции в унынии и трауре спешили покинуть Царьград. Место на корабле стоило неслыханных денег, и цены росли с каждым часом.
Конон де Бетюн, которому Балдуин поручил охрану Константинополя, со слезами на глазах просил рыцарей не покидать город, но от него попросту отмахивались.
И только появление в Константинополе Генриха слегка успокоило рыцарей, а Энрико Дандоло поверил, что конец возможно оттянуть. Однако здоровьем он был уже слаб и вскоре слег и умер. В мертвых зрачках его навсегда застыла пустота. Ушел в мир иной духовный вождь крестоносцев, заставивший их уверовать, что волею всевышнего должно им крестом и мечом покорять другие народы. Хотя Дандоло хоронили с почестями, никто не сожалел о его смерти. Напротив, теперь его обвиняли в том, что в решительную минуту он не пришел на помощь Балдуину, а отсиживался в лагере, делая вид, что охраняет его.
Генрих знал, что теперь все его земли заняты болгарами и почти все его люди погибли, а из знатных рыцарей, ветеранов прошлых победных походов, в живых остались немногие. Поборов в себе страх, он решил выйти за стены Царьграда. Но куда идти, где искать спасения? Вокруг простиралась земля, превращенная в пустыню. Мрачно зияли развалины крепостей, дымились не догоревшие еще села. Чутье подсказывало: надо искать дружбы ромеев, земли которых разорены, а люди угнаны в плен свирепыми куманами. А может, болгар? Но пока он размышлял, в лагере его появился ромей в богатой, но грязной одежде. Он искал встречи с Генрихом. Поначалу брат императора колебался — принимать ли его; затем все же решил выслушать и велел привести его к себе в палатку.
Ромей встал на колени, поцеловал ему, как императору, пыльные сапоги. Генриха это не смутило, совет рыцарей избрал его верховным военачальником и регентом империи, пока не известна судьба Балдуина. Одни утверждали, что он убит, другие — что жив. Совет отправил письмо папе, в котором просил святого отца заступиться за императора перед болгарским царем и помочь его освобождению.
Ромей выпрямился, со страхом и почтением проговорил:
— Государь, наша кровь стала как вода, которую каждый может проливать — и ваши рыцари и куманы Калояна. Пощадите нас хотя бы вы, как христиан и сыновей бога нашего!
Генрих побагровел. Ведь и кровь рыцарей лилась рекой по воле ромеев и их союзников болгар. Но все-таки решил выслушать ромея. Пришелец, не дождавшись ответа, продолжал:
— Если ваша десница вместо мести принесет защиту нашему народу, мы вас признаем своим государем…
Генрих глухо спросил:
— Кто это «мы»?
— Мы — ромеи с этой стороны Пропонтиды…
— А чем вы докажете мне свою верность?
— Вот клятва наших знатных людей, они расписались на этом пергаменте! — И ромей подал ему пергамент.
Неизвестные Генриху люди из фракийских городов уверяли его в своей верности, если он признает их равными своим подданным и назначит предводителем ромеев знатного их мужа Врану. Этого Врану Генрих хорошо знал. Со дня взятия Константинополя он оставался верен Балдуину. Врана был женат на сестре французского короля. В свое время принцесса приехала сюда, чтобы стать женой константинопольского василевса, но тот предпочел другую и она вышла замуж за Врану — человека знатного, хотя и не из первых людей империи. Принцесса перебралась в Царьград сразу же после завоевания его крестоносцами. Она давно оставила отечество и язык родной забыла, так что с завоевателями разговаривала через толмача, но мужа своего заставила быть верным новым властелинам, несмотря на презрение к ней ромеев.
Генрих задумался: ему нужна помощь, и ромеи ее предлагают. Это неминуемо поссорит ромеев с болгарским царем. И все-таки, делая вид, что не может так легко простить союза ромеев с Калояном, Генрих сказал:
— Я не верю словам. Передайте этим, — и он кивнул на пергамент, — что они могут доказать свою дружбу только делами. Что же касается защиты, то мы даем наше рыцарское слово: ромеи ее получат, когда обратят свое оружие против тех, кто живет по ту сторону Хема…
А Калоян повернул свои войска к Серрам и Фессалоникам. Крепости продолжали падать под его ударами. Сначала, уничтожая рыцарские гарнизоны, он ромеев не трогал и самих крепостей не разрушал. Но потом вдруг подумал, что союз его с ромеями не вечен. Уже сейчас чувствовался холодок в отношениях между ними. Его победы не радовали ромеев, к тому же они вели тайные переговоры с Царьградом. Адрианополь первым изменил Калояну, затем и Димотика. И прежняя ненависть к врагам его народа вновь охватила царя. Его конница снова пришла в движение — быстрая, неудержимая. Стенобитные орудия разбивали стены крепостей, которые теперь обороняли вместе и рыцари, и ромеи, мечи не щадили недавних союзников. Набеги болгар были дерзкими и яростными. Жестокое сражение произошло у стен Серр. Рыцарей там было довольно много, но они не выдержали натиска болгар и стали отступать к городу. Их резервы не подоспели вовремя, и конница Калояна ворвалась в Серры на плечах врага. Но рыцарям удалось запереться в верхней крепости. Калоян пустил в ход стенобитные орудия. Пращники и арбалетчики окружили крепость. Теперь у воинов Калояна было оружие самых знатных рыцарей Европы. Бывшие конепасы, овчары и пахари носили щиты с огромными гербами, сияющие позолоченными и серебряными вензелями. Новые владельцы их и не подозревали, что они означают, но драться умели, как полагается. Это поняли рыцари, засевшие в Серрах, и попытались склонить Калояна к переговорам. За большой выкуп они просили у него разрешения уйти из крепости с лошадьми и оружием.