Восточная Империя
Шрифт:
А затем ее лицо заслонило лицо Тарленота.
— Давай-ка посмотрим, — сказал Тарленот, — смогу ли я воткнуть меч на палец в твою старую рану на спине. Как ты ее получил? Вот так? — И он сделал выпад.
Чап с трудом отразил удар и сделал ответный выпад; его уставшая рука сделала широкий взмах.
— Нет, не так, — сказал он. — Но с определенным искусством.
Демоны и кровь, но он устал!
И Тарленот знал об этом. Теперь он стремился окончательно убедиться, что дрожь почти обессилевшей руки Чапа не притворство. Теперь, когда Тарленот оценил силы Чапа и немного уяснил себе его стиль ведения боя, он стал наступать более решительно, и наконец сам задышал прерывисто.
Чап, кружа, постоянно
Нет, он был господин Чап, и он должен был победить или умереть. И почти в то же мгновение меч Тарленота метнулся к нему чуть быстрее, чем прежде. Чап заметил опасность, но его усталая онемевшая рука не смогла вовремя отразить удар, и он почувствовал обжигающее прикосновение стали к своему боку.
Рана разверзла перед Чапом весь мрак последних шести месяцев; все это, казалось, ожило перед ним в лице его врага. Рана пробудила ненависть; ненависть была горючим, единственной его надеждой, последней его силой. Он позволил своей ярости бросить его вперед и принялся быстро и сильно наносить удар за ударом, — а затем он пошатнулся и остановился, притворившись, что полностью выбился из сил, до того, как они окончательно иссякли. Преждевременно торжествуя, Тарленот бросился вперед — на это и рассчитывал Чап. Чап парировал этот выпад и вложил последние силы в один заключительный удар, направленный сверху под углом в плечо и шею врага.
Клинок царапнул ожерелье из темного металла, рассек одежду, плоть и кость. Чап увидел, как глаза Тарленота выкатились из орбит и из раны брызнул красный фонтан. Дойдя до груди, меч Чапа застрял в ребрах; Тарленот опустился на колени, а потом замертво повалился на спину, широко раскинув руки.
Чап нашел в себе силы поставить ногу на окровавленную, когда-то нежно-розовую тунику, чтобы высвободить клинок. После этого он пошатнулся и прислонился спиной к стене. Он стоял там, согнувшись и тяжело дыша, а мир перед ним становился серым и туманным, а сердце замирало, словно это его кровь заливала дорожку. Но он потерял не слишком много крови. Его пальцы, ощупавшие рану на боку, сказали ему, что меч лишь рассек кожу.
Чармиана… но она ушла. Это хорошо. Пусть она ведет игру, какую захочет, — он твердо намерен заполучить ее. Вот только немного отдохнет. Какой-то звук заставил Чапа обернуться. Небольшая кучка лакеев робко взирала на него издали. Но странный звук шел не от них. Откуда же тогда?
Прямо сверху из одного из напоминающих отверстий, покрывающих верхний мертвенно-черный склон горы, вынырнула летящая рептилия. Она спускалась вниз, туда, где стоял Чап, — но не на крыльях, понял он. Ее округлое безголовое тело, мертвое и неподвижное, определенно более крупное, чем человеческое, висело под быстро вращающимся вихрем, вроде того, какой поднимают в воздухе колибри. Но этот вихрь был тонким горизонтальным диском, вращающимся, а не вибрирующим вверх-вниз. Звук, который производила эта рептилия и который перерастал теперь в пронзительный рев, не был похож ни на один звук, когда-либо слышанный Чапом. Эта штука стремительно приближалась, почти падала, к саду.
Чап оттолкнулся от стены. Он видел кое-что из магических предметов, которые в Старом Мире называли техникой (хотя ему никогда не доводилось видеть летающих машин) и знал, что сражаться мечом с машинами бесполезно. Он двинулся к двери рядом с пустым диваном Чармианы; летающая штука казалась слишком большой, чтобы пролететь в нее. Но прежде, чем Чап достиг двери, из нее вышел колдун Ханн, чтобы встретить его, не как враг, а приветствуя; рядом с ним семенила раскрасневшаяся служанка, пытаясь закончить накладывать повязку на руку Ханна.
— Высокородная Чармиана посылает вам свое приветствие…
Ханн заметил приближение
— Нет, нет, господин Чап, не беспокойтесь; это не боевое устройство. Положите свой меч. Входите! Высокородная Чармиана приветствует вас и выражает сожаление по поводу имевшего место недоразумения… вскоре она примет вас. Золотой талисман с вами, я надеюсь? Она умоляет вас позволить ее служанке позаботиться о вас теперь. Когда вы отдохнете и освежитесь…
Чап, по существу, не слушал, входя с Ханном в дверь. В любом случае машина направлялась не к Чапу. Вместо этого она снизилась рядом с телом Тарленота. Почти над самой землей летун завис, в то время как сияющий, стремительный вихрь над ним с ревом месил воздух, создавая потоки, прижимающие к земле кусты, поднимающие пыль и волнами колеблющие траву. Вдоль безголового металлического туловища шли какие-то символы, бессмысленные для Чапа:
ВАЛЬКИРИЯ, МОДЕЛЬ 5
718-Й ПОЛЕВОЙ МЕДИЦИНСКИЙ БАТАЛЬОН
В следующее мгновение в округлом металлическом туловище открылось шесть скрытых отверстий, по три с каждой стороны, и из них, разгибаясь в суставах, словно неимоверно большие лапки какого-то насекомого, выскользнули спрятанные там ноги. Они потянулись к Тарленоту и ощупали его; кончик одной осторожной лапы ухватился за тусклое металлическое ожерелье рядом с огромной зияющей раной. Затем, внезапно и не прилагая никаких видимых усилий, летающая штука своими хрупкими на вид лапами подхватила останки Тарленота, подняла их и затолкала в отверстие размером с гроб, которое внезапно открылось в металлическом брюхе и так же неожиданно закрылось за ними. Шесть металлических лап втянулись обратно, и машина Старого Мира снова взлетела, ревя гораздо громче и обрушивая на сад гораздо более сильные потоки воздуха. Она понеслась к тому месту, откуда появилась. Снова став величиной с насекомое, она исчезла в одном из окон там, где, если верить Жармеру, обитал верховный владыка животных Драффут.
Чап снова шагнул наружу и стоял там, задрав голову к небу, пока не послышался тактичный голос Ханна:
— Когда вы отдохнете и освежитесь, господин Чап, и переоденетесь в более подходящую одежду, ваша супруга уже будет ждать вас.
Опустив взгляд с небес на землю, Чап увидел приближающихся к нему шестерых служанок. Все они были молоды, но уродливы; как ему было хорошо известно, его жена предпочитала именно таких служанок, чтобы выгодно подчеркивать собственную красоту. Девушки с простынями, одеждой и тем, что могло быть кувшинами для омовения, шли очень медленно и казались напуганными настолько, что боялись сделать лишний шаг. Чап кивнул. Он мог на некоторое время расслабиться.
— Я бы вложил в ножны меч, который завоевал, но, похоже, у меня нет никакой перевязи.
Ханн поспешил поддержать шутку, расстегивая свой пояс и кривясь, когда приходилось двигать раненной рукой.
— Вот, возьмите все. Действительно, мне кажется, я еще удачно отделался. Пусть уж сапоги шьет сапожник.
Обтерев и вложив в ножны меч, Чап позволил служанкам Чармианы провести его коротким путем в соседний сад, а оттуда в другое крыло того же самого приземистого длинного здания, в которое вошла Чармиана. Он пока не сумел рассмотреть, насколько велико оно было; вероятно, все придворные Сома жили в отдельных покоях. В роскошной комнате служанки стянули с Чапа его жалкие лохмотья и принялись обмывать его тело тем, что казалось обычными средствами для омовений, а не дьявольским зельем. Страх девушек перед ним быстро пропал, и к тому времени, как они погрузили его в мраморную ванну с горячей водой, они почти свободно разговаривали между собой. После того, как им пришлось служить Чармиане, подумал он, служба любому другому хозяину должна показаться им облегчением и удовольствием.