Восточная война

Белогорский Евгений Александрович

Выбирая "южную Пальмиру" в качестве своей временной ставки, Николай преследовал вполне определенные цели. Во-первых, он наглядно демонстрировал недругам полную уверенность в своих силах, не побоявшись оставить Петербург, в то время как союзный флот продолжал упрямо бороздить воды Балтики.

Во-вторых, присутствие государя императора рядом с театром боевых действий заметно вселяло твердость и решительность в сердцах его подданных, растерявших эти душевные свойства во время первых военных неудач. Ну и, в-третьих, нахождение царя на юге страны, по мнению графа Ардатова, заставит живее крутиться господ губернаторов, через чьи земли проходили дороги, связующие Крым с остальной частью страны. Состояние дорог было ужасным, несмотря на специальный указ царя, изданный год назад. Из-за этого Севастополь, да и вся Крымская армия с самого начала боевых действий испытывали острую нужду буквально во всем, начиная с пороха и бомб, и кончая сапогами и шинелями.

Сам же Михаил Павлович в это время энергично готовился нанести новый удар по врагу. Личная разведка графа в лице балаклавских греков своевременно донесла Ардатову о намерении англичан начать эвакуацию своих войск. Это неожиданное сообщение вызвало бурю эмоций в Бахчисарае. Ободренный последними успехами армии, князь Горчаков намеревался отдать приказ о немедленной атаке отступающего неприятеля, однако встретил резкое сопротивление со стороны Михаила Павловича. В начале и Ардатов думал атаковать своих "любимых" британцев, но после взвешивания всех "за и против", граф отказался от этой мысли.

Как не сильно грело сердце Михаилу Павловичу известие о грядущем отступлении грозного противника, он не поддался всеобщей эйфории, хорошо помня, как опасен зверь, загнанный в угол. Поэтому он решил атаковать англичан в тот момент, когда они будут наиболее незащищенными перед внезапным ударом.

С этого дня, к Ардатову непрерывным потоком потекли разведывательные сведения различного характера. Ему докладывали дозорные разведчики, проводившие непрерывное наблюдение за позициями врага. Графа информировала балаклавская агентура, которая с огромным риском для жизни, ежедневно передавала сведения о действиях англичан по эвакуации. Не брезговал граф и рассказами дезертиров, чье число в преддверии зимы заметно увеличилось. Подданные трех королей и королев не хотели отдавать Богу душу от холода и болезней, по-прежнему свирепствовавших в лагерях союзников.

Все шло в общее дело. Главным итогом его должен был стать последний удар по врагу, после которого он навсегда бы потерял всякий интерес к штурму Севастополя. А сведения с той стороны поступали довольно интересные.

Как и следовало ожидать, приказ королевы об эвакуации большей части британских войск из Крыма, вызвало крайне негативную реакцию со стороны французов. Не стесняясь в громких выражениях, генерал Пелесье прямо заявил британцам, что они предают их в самый трудный момент войны. Напрасно генерал Симпсон взывал к разуму своего союзника и просил понимания обстановки сложившейся вокруг Индии. Пелесье был непреклонен и продолжал упрямо твердить о предательстве европейских ценностей, ради которых, собственно говоря, и была затеяна эта война, обошедшаяся имперской казне в миллионы золотых франков. Изменить его мнение не смогли даже две тысячи солдат дивизии генерала Бентинка, которую англичане оставляли в Крыму, ради поддержания своего союзнического реноме.

Все эти дни, британский командующий только и делал, что наносил визиты в стан французов и выполнял требование королевы о скорейшей отправке в Индию крымской армии. В целях соблюдения секретности погрузка на корабли происходила исключительно в ночное время, дабы не привлекать внимание русских. После поражения у Федюхинских высот англичане сильно боялись новых ружей противника, от огня которых они понесли столь чудовищные потери. Поэтому, днём, с целью введения врага в заблуждение, они были вынуждены держать возле редутов большое количество войск. С наступлением же темноты, британцы торопливо грузились на транспортные корабли и под прикрытием паровых корветов, отплывали в Стамбул и далее в Индию.

Поздно вечером 28 сентября граф Ардатов прибыл в штаб генерала Попова, войскам которого предстояло штурмовать Балаклаву. Бросив поводья своего усталого коня подбежавшему солдату, Михаил Павлович напрямик, минуя генерала, направился в палатку к майору Салькову. Этот, специально назначенный графом, офицер отвечал за сбор всех разведывательных данных, поступающих с той стороны.

– Как ведет себя противник?
– спросил граф Салькова, который при появлении Ардатова, торопливо вскочил из-за стола с большой стопкой листов бумаги.

– Все по-прежнему, Ваше превосходительство. Днем имитируют бурную деятельность в районе редутов, а ночью, скрытно грузятся на стоящие в бухте корабли. Согласно последним сведениям, поступившим от наших наблюдателей этим утром, большая часть английских сил уже покинула Балаклаву.

– Кто будет грузиться сегодня?

– Скорее всего, шотландские стрелки Андерса и кавалерия генерала Скерлета. Интендантам Балаклавы отдан приказ о снятии этих частей с довольствия с завтрашнего числа.

– И что же у нас остается?
– произнес Ардатов, перебирая в уме известные ему британские соединения. Быстрым движением руки майор выхватил из бумажной стопки нужный лист и стал читать.

– За исключением турок и сардинцев, в Балаклаве остаётся норфолкская бригада Честертона и соединения дивизии генерала Ингеленда. Согласно интендантским записям, они должны быть сняты с довольствия 30 числом. Всего же, после эвакуации на королевском довольствии остается дивизия Бернара и вспомогательные части, в основном артиллеристы - Сальков положил лист бумаги на стол, а затем продолжил.
– Если следовать всем предыдущим действиям противника, то скорей всего, будущей ночью генерал Ингеленд погрузится на корабли, а их место займет дивизия Бернара, которая в свою очередь передаст французам свои позиции под Севастополем.

– Очень даже может быть, - согласился граф.
– Я бы на месте Симпсона именно так и сделал, заменив, на время скрытого маневра, британский гарнизон редутов сардинцами и турками.

– Значит, нам следует нанести двойной удар: по Балаклаве и по английским позициям у 4 бастиона, - развил мысль Ардатова генерал Попов, вошедший в палатку Салькова. Ему уже доложили о прибытии в лагерь Михаила Павловича, и генерал поспешил найти своего старшего товарища и покровителя.

– Совершенно верно. Вечерней атакой на вражеские траншеи у 4 бастиона, мы нарушим планы врага и заставим его повременить с переброской солдат Бернара. У англичан каждый час темноты на счету и потому они будут вынуждены грузиться на корабли, оставив на переднем крае обороны турков и сардинцев. Вот тогда надо ударить по редутам и взять Балаклаву.

– Отличная задумка, ваше превосходительство, - почтительно произнес майор, но Ардатов только несогласно покачал в ответ головой.

– Отлично оно вышло пока только на бумаге, да не стоит забывать про овраги.

– Не думаю, что турки и сардинцы окажут нам серьезное сопротивление. После разгрома французов и англичан на Черной речке настроение у младших союзников никакое, - решительно не согласился с графом генерал Попов.

– И все же удар нужно будет наносить только в тот момент, когда англичане уже будут грузиться на корабли. И ни минутой раньше. Матвей Семенович, - обратился Ардатов к майору, - надо срочно передать приказ нашим агентам в Балаклаве, чтобы они просигналили нам о начале погрузки противника на корабли. Они смогут сделать это?