Восточная война
Шрифт:
Тот малый отрезок времени, который пролег между разумными словами Горчакова и ответом Ардатова, показался адмиралу вечностью.
– Спасибо за добрые слова, Михаил Дмитриевич. Не будь в моем распоряжении брандеров и поддержки со стороны Павла Степановича, я бы, вне всякого сомнения, поступил бы точно так же, как ты сказал. Однако, если есть возможность, то почему бы не загнать в грудь врага осиновый кол полностью? Заняв Босфор, мы не только заставим турецкого султана подписать с нами мирный договор, но сможем полностью изолировать союзников под Севастополем и даже возможно заставим их капитулировать.
Горчакову следовало отдать должное. Он мужественно выслушал отказ графа и сокрушенно произнес.
– Бог тебе судья, Михаил. Я честно пытался пробудить голос разума в твоем сердце, но видно напрасно. Жаль, право жаль.
– Значит ли это, что вы отказываетесь поддержать план нападения на Стамбул?
– быстро спросил Ардатов.
– Ну, как я могу противостоять такому двойному напору, как ваш с адмиралом. Я согласен, - ответил князь и, дружески обняв Ардатова и тихо, чтобы не услышал адмирал, добавил, - на прежних условиях.
– Вот и прекрасно, ваше превосходительство. Я очень рад, что смог убедить вас, - сказал Михаил Павлович и поспешил откланяться. Его с адмиралом ждали большие дела.
Когда двое соратников покинули комнату, из проемной ниши, все это время закрытой занавесом, вышел князь Васильчиков. Горчаков специально пригласил его, желая на всякий случай иметь нужного свидетеля.
– Мне право очень жаль, ваше превосходительство, что граф Ардатов остался глух к вашим призывам. Видимо желание прослыть спасителем Отечества и вместе с тем получить чин фельдмаршала, явно помутили его светлую голову, - осуждающе молвил Васильчиков.
В ответ Горчаков только с сожалением развел руками и огорченно произнес.
– Видит Бог, я пытался удержать его от этого поступка, но он ничего не хотел слышать и даже пригрозил обратиться с этим проектом напрямую к государю, используя для этого своё высокое положение.
– Да, лавры победителя явно вскружили голову уважаемому Михаилу Павловичу, - незамедлительно поддержал командующего князь, а затем осторожно добавил, - а вы знаете, Михаил Дмитриевич, я вчера ходил к одной местной гадалке. Довольно занимательная особа скажу я вам. Очень многие её предсказания, как ни странно, сбывались. Так вот, по моей просьбе она гадала на Ардатова и адмирала и сказала, что оба бунтаря, если выйдут в море в ближайшее время, не вернутся обратно.
– Ну, что вы, Виктор Илларионович, такое говорите. Операция на Босфоре и гадание какой-то малообразованной бабы, право дело, не серьезно, - с упреком произнес Горчаков. Но Васильчиков все же продолжил:
– Как знать, ваше превосходительство, как знать. Та же гадалка предсказала смерть всех адмиралов, что так рьяно противоречили сначала Меньшикову, а потом вам. И Корнилов, и Истомин лежат в земле сырой, да и Нахимов чудом разминулся со своей смертью. Вот и задумайся над словами этой малообразованной женщины, как вы сказали.
– Н-да, - протянул Горчаков, - честно говоря, не знаю, что и сказать. Поставили вы меня в тупик, ваша светлость.
– Вот то-то и оно. Видно само провидение убирает с его пути неугодных ему людей, а оставляет целыми и невредимыми нужных, - гнул свою линию Васильчиков.
– Возможно, вы и правы, Виктор Илларионович. Ардатов, несмотря на все его заслуги, не совсем понятный и трудно предсказуемый человек. А о Нахимове и говорить нечего, в открытую братается с матросней. Как так можно, не понимаю? Нет, что ни говори, а с понятным и предсказуемым человеком всегда приятнее иметь дело. Никогда не ошибешься, будь он выше или ниже тебя, или ровня. Завсегда спокойнее душе.
– Подытожил генерал.
Получив добро от командующего, граф вместе с Нахимовым развили энергичную деятельность. То, что Горчаков не верил в успех операции, только подливало "масло в огонь". И дело было не во вредности и упрямстве характера графа. Просто Михаил Дмитриевич рассуждал как обычный разумный человек, для которого атаковать Босфор в данный момент было верхом глупости и откровенным авантюризмом. Ардатов был абсолютно уверен, что точно так же рассуждали и господа союзники, и потому удар Черноморского флота по Стамбулу должен был быть для них как гром среди ясного неба.
Их совместная деятельность была коротка, но очень плодотворная. Логическим завершением её, стала босфорская наступательная операция, более известная в анналах истории как операция "Большой блеф" начавшаяся 23 октября. Именно в этот ненастный и хмурый осенний день, главнокомандующему союзными войсками под Севастополем генералу Пелесье, донесли о необычном поведении противника.
Солнце уже давно заняло своё привычное место на небосводе, как со стороны русских в небо поднялся воздушный шар. В подзорную трубу была хорошо видна одинокая фигура человека находившегося в небольшой плетеной корзине.
Появление вражеского наблюдателя в воздухе сразу вызвало большой переполох в стане союзников, что было совсем неудивительно. Многие из солдат опознали в нем, тот самый воздушный шар, что появился в небе в день, когда русские войска пошли на штурм Федюхиных высот. В считанные минуты лагерь союзников превратился в огромный людской муравейник, разворошенный специально брошенной палкой.
– Русский наблюдатель, господин генерал!
– доложил Пелесье дежурный офицер, возбужденно тыча указательным пальцем в небо.
– Трубу!
– рыкнул в ответ "африканец" и, получив требуемое, стал придирчиво рассматривать необычное небесное явление, о котором ему много говорили офицеры, сражавшиеся на Черной речке.
– Ламотт-Ружа сюда!
– потребовал Пелесье своего нового начальника штаба, но генерал уже сам спешил к командующему.
– Неприятель явно готовиться напасть на нас! Появление воздушного наблюдателя достоверно указывает на это, - торопливо изложил свое предположение Ламотт-Руж, недавно получивший свой новый пост и в глубине души заметно жалел об этом. Генерал Пелесье одинаково ел поедом всех, не взирая на звания и должности.