Восточные постели
Шрифт:
Но уже начиналось общение, которое стало более плодотворным в смысле межрасового согласия, чем любые туманные фантазии Краббе. Шатаясь как-то вечером по улицам, они всемером наткнулись на молоденького тамила в эдвардианском костюме.
— Эй, Самбо, сюда слушай, — сказал капрал. — Чего делаешь?
А потом к компании присоединились два парня-китайца, и один из них, по имени Филип Алоизиус Тан, быстро стал вожаком. Капрал добродушно на это смотрел, даже радовался: в конце концов, кончились времена британского владычества.
Для Розмари вернулись времена радостных ожиданий. В городе был подполковник, майоры, капитаны, лейтенанты-новобранцы.
При новой системе раздачи даров каждый что-нибудь получил. Сеид Омар получил фургон с рулем слева и жалованье в двести долларов в месяц. (Малайских долларов, а не американских, хотя в конце первого месяца он клялся работодателям, будто думал, что доллары американские, иначе бы за работу не взялся. Ему была обещана прибавка в ближайшем будущем.) На том фургоне был нарисован орел, пожимающий лапу тигру, что символизировало новую дружбу двух свободных народов. Фургон еженедельно нагружали газетами, отпечатанными прекраснейшим арабским шрифтом, под названием «Суара Америка» («Голос Америки»). Эту самую газету надо было доставлять темным людям в кампонгах, которые иначе ничего бы не ведали о событиях в огромном внешнем мире. Впрочем, мало кто из них умел читать. Все равно они радостно приветствовали появление Сеида Омара, угощали его свежим пальмовым соком, простым кэрри, никогда не уставая смеяться над орлом, пожимающим лапу тигру.
Сеид Омар открыл весьма доходный побочный промысел, продавая «Суара Америка» в разные магазины города на обертку. Но в подтверждение своей лояльности обязательно приносил домой экземпляр и читал женам выдержки о частной жизни кинозвезд. Им нравилось. А по вечерам, когда он бывал дома, Сеид Хасан давал отцу уроки английского. Теперь они совсем хорошо ладили, особенно после того, как Сеид Хасан получил перспективное место: стал пятым водителем султана, время от времени получая волнующую возможность промчаться в новом «кадиллаке» по городу.
Однажды Роберта Лоо вызвали в здание Информационной службы Соединенных Штатов. Раньше это была британская резиденция: за ее использование американцы заплатили султану щедрую арендную плату. Роберта Лоо сердечно приветствовали два моложавых американских джентльмена, проявившие интерес к его музыке. Его привели в музыкальный салон, где он затрясся под кондиционером, предложили сесть за адаптированный к тропикам «Бехштейн», сыграть что-нибудь свое. Роберт Лоо улыбнулся.
— Я не пианист, — сказал он. — Я композитор.
— Вообще не умеете на фортепьяно играть?
— Нет.
— Ну, откуда ж вы знаете, как звучит ваша музыка?
— Я в уме ее слышу.
— Ну, тогда, может быть, вы окажете нам любезность и оставите что-то написанное?
— Его не очень много, — сказал Роберт Лоо. — Я уничтожил ранние
— Что ж у вас тогда есть?
— Вот. — Роберт Лоо достал из кейса нотную запись короткой пьесы. — Вот, — сказал он. — Легенда для фортепьяно и оркестра.
— Легенда?
— Так я ее назвал. Не знаю почему. — Роберт Лоо нервно улыбнулся.
— Ну, оставьте, и мы через пару дней вас опять пригласим.
Роберта Лоо вовремя пригласили и любезно приняли.
— Вы все фокусы знаете, — сказали они. — Весьма компетентно. Явно слушаете лучшую музыку к фильмам.
— Я в кино никогда не хожу, — сказал Роберт Лоо.
— Ну, это очень даже аккуратное попурри типа рахманиновского фортепьянного концерта к фильму, который без конца играли сразу после войны.
— Попурри? — Роберт Лоо не знал этого слова.
— Да. Странно, что вы не особо усвоили местные музыкальные идиомы. Тут очень богатые возможности. Посмотрите, например, что делал Барток.
— Я хочу писать музыку сердцем, — сказал Роберт Лоо.
— Да? Что же, весьма похвально, по-моему, в своем роде. Спасибо, мистер Лоо. Очень мило, что вы предоставили нам возможность взглянуть на вашу музыку. — И Роберта Лоо любезно отпустили.
Мистер Роджет, один из двух джентльменов, написал дружескую записку Темплу Хейнсу, который в то время вел курс англо-американской фонетики в Куала-Ханту.
«Дорогой Темпл!
Мы с Джо взглянули на музыку того самого китайского парня, о котором тебе перед смертью рассказывал англичанин. Если честно, не думаю, чтобы тут много можно было бы сделать. Он прошел стадию элементарной гармонии, контрапункта и прочего: фактически весьма компетентен технически. Только техника нам не нужна. Мы скоро научим их технике. Нам нужна туземная музыка — народные песни и пляски, шестирядная гамма и прочее. Наша задача — изучение местной музыки, поиски истинных местных талантов. Этот китаец как бы отбросил местные мотивы (у него, например, даже нет и следа китайской пентатоники), весьма умело подражая подражанию: киношная второсортная романтическая чепуха, дополненная грандиозными рахманиновскими скрипичными мелодиями и громкими сольными фортепьянными аккордами. Все это мы уже слышали. И сами гораздо лучше умеем. Собственно, мы приехали сюда за тысячи миль не затем, чтоб увидеть собственное отображение в кривом зеркале. Вот так вот. Надеюсь, курс идет успешно. Мы с Джо собираемся вскоре немножко поездить по дальним деревушкам, разумеется с звукозаписывающей аппаратурой. Один малаец нам очень тут помогает, некий Сеид Омар; говорит, будто ведет происхождение от Магомета; он-то и собирается нас повозить. Не задаром, конечно, да какого черта!
До встречи.
Гарри».
В офицерской столовой были танцы. Розмари сидела в гостиной под вентилятором в нижнем белье, приготовленное ярко-красное платье ожидало на стуле; решала, когда ей пойти. Том заскочит через час (на макияж уходил целый час), но она, пожалуй, впервые в жизни призадумалась, правильно ли поступает, соглашаясь развлечься. На полу лежали четыре больные кошки, определенно больные; что касается остальных, одни не находили покоя, другие почти не двигались. Она пыталась дать больным кошкам молока, но они его срыгивали. Розмари целый день мыла пол. Ама боялась к ним подходить. Носы у кошек были горячие. Тигр, огромная злобная полосатая тварь, обычно почти постоянно зловеще насупленный, совершавший злобные поступки, лежал на боку, неглубоко дыша, со свалявшейся шерстью. Розмари звонила в ветеринарный департамент, просила, чтоб кто-то пришел, но никто не пришел.