Восток. Запад. Цивилизация
Шрифт:
Всхлипывает обиженно, по-детски. И в нервных переборах её слышатся голоса. А мир меняется. Больше. Сильнее.
Серость.
Размытость.
Тени… они опять провалились. Куда? Куда-то ниже изнанки, хотя разве подобное возможно? Но выходит, что да, что…
Темень.
Туман. Серый с переливами. И люди в нем. Девушки. Они выходят одна за другой. И встают перед Тори. Одна за другой.
Одна…
А она продолжает играть. И теперь в музыке звучит просьба.
Её слушают.
Просто.
–
– А ты? – девушка с коротко остриженными волосами непонятного цвета поворачивается к Эве. – Ты нам покажешь?
– Путь?
– Путь, путь, путь… - подхватывают они.
– На свободу? – уточняет Эва.
Смех ей ответом. И страшный до того, что она опять с трудом удерживается, чтобы не убежать.
– К нему, - говоря души. – К нему путь… путь, путь, путь… к нему… покажешь?
– Я не знаю его имени, но если узнаю, то… как?
– Перо, - просит та, с короткими волосами. – Оставь свое перо… и ему подари.
Это наверняка небезопасно. Точнее наверняка это очень и очень опасно, но Эва выдирает перышко. Как можно отказать умершим. И то, лазурно-синее, ложится на ладонь.
– Хорошо, - девушка прячет перо в волосах, а прочие исчезают. – Я… ему понравилась. Ему редко кто нравится. Но мой дар был силен. И он решил, что я смогу сделать то, что не сумели остальные.
– Что?
– Подарить ему наследника.
Только теперь Эва видит, что живот девушки выдается вперед.
– Я тоже была счастлива. Я ведь и вправду поверила, что теперь-то все будет иначе. Что… и таким как я может повезти. Понимаешь?
– Как тебя зовут?
– Доротея. Моя мать назвала меня так.
– Что… случилось?
– Целитель. Сказал, что плод вот-вот погибнет. Что… он не жизнеспособен. Он думал, что я сплю. Но я выплюнула его капли… из-за них все. Сперва ведь было хорошо. Меня и не тошнило. И голова не кружилась. И я слышала его, моего ребенка. А целитель, он солгал. Про болезнь. Про пороки. Усыпил меня… сказал, что если тот, кого я любила, хочет, то можно рискнуть, но смысла немного. Мой дар слишком слаб, чтобы я могла выносить дитя Повелителя Мертвых. Что если промедлить, то наш сын умрет. И это будет зряшняя смерть…
Боль её так сильна, что Эва чувствует её.
– Что он сделал?
Надо ли знать ответ? Эва ведь может уйти. Забыть. Сказать себе, что ничего-то этого не было, что все-то привиделось, примерещилось.
– Он принес нас в жертву. Он сказал, что есть обряд, который наделит нас силой, что целитель врет… есть обряд… только надо, чтобы я верила.
И она поверила.
Женщины издревле верят мужчинам. И в мужчин тоже. Так уж повелось.
– Я найду его, если ты покажешь. Ты видела его, правда?
Кивок.
– И…
И протянутая рука.
–
Нельзя ничего брать у мертвых.
И трогать их не стоит. Но Эва касается протянутой руки. И… как же это… больно. И странно. Она… не она. Доротея.
И Эванора.
И сразу обе.
– Ты красива, - чужие пальцы скользят по лицу. – Ты почти совершенство.
– Почти?
Пальцы перехватывают её… не её руку.
– Запястье. Видишь, толстовато. И большой палец короткий уродливый.
Он не хочет обидеть, он просто объясняет, но внутри все одно закипает злость.
– Но это право-слово мелочи. У нас все получится.
Ей отчаянно хочется верить.
– Ты родишь мне сына, - его рука накрывает живот. – Наследника…
– У тебя есть наследник! – вырывается у нее прежде, чем она успевает спохватиться. Ему не нравятся подобные разговоры. И он хмурится. – Прости… прости… я волнуюсь… ты говоришь, что возьмешь меня в жены. Как можно? Я ведь… ты же знаешь, что я не знатная и… и у тебя уже есть жена. А твой наследник, он будет ревновать к нашему сыну.
– Не будет.
– Почему?
Человек наклоняется.
– Мертвые не способны на ревность.
– Но… - укол страха удается скрыть. – Ты уверен? Я… прости, я не следила, он как-то… пришел… однажды.
Руку перехватили и сжали.
– Почему ты молчала?
Больно.
– Я… я хотела… честно… но мне стало дурно, а потом это зелье. Я от него все время сплю. Можно, я не буду его пить?
– Нет.
– Но…
– Так надо, - пальцы разжимаются, чтобы вновь коснуться лица. – Ты же знаешь, что я не обычный человек. Во мне сила… особая сила.
Она осторожно кивает. Она старается не думать об этой силе.
– И мой сын не способен принять её. Поэтому мне нужен другой наследник. Особый… такой, который будет отличаться от прочих даже в утробе матери. А с мальчишкой я поговорю, не думай о нем. Он тебе грубил?
– Н-нет… то есть… он хотел, но мне стало дурно. И он… помог. Добраться. До туалета. И… не ругай его. Он славный. Ты говорил просто, что… он умрет, но он не выглядит больным.
– Он и не болен.
– Тогда… почему ты говоришь, что… - Доротея вовремя осеклась.
– Умная девочка… он ни на что не годится, но в то же время является старшим. И зачем нам в будущем такие… неприятности? Тем более, что их можно легко избежать. Выпей.
Появился пузырек с зельем.
И его вложили в руку.
– Погоди, - она перехватила эту руку. – Прости… я… я лишь хочу… могу ли я… твое лицо? Твой сын очень красив, и… и если он похож на тебя, то зачем ты прячешь свое лицо?
– Действительно, - руки в руках дрогнули. – Сейчас в этом нет никакого смысла. Привычка… просто привычка.