Вот это женщина!
Шрифт:
Это все ее вина. Не надо было оставлять Кигана одного: он не мог возвращаться в кровать без посторонней помощи. Надо было забыть о своих чувствах, спрятать их подальше и остаться со своим подопечным. А вместо этого она позорно сбежала, напуганная своими эмоциями, стоило ей притронуться к этому опасному незнакомцу. Что же в нем было такого, что взывало к ее плотскому началу, и как же ей скрыть свою реакцию?
— Как вас зовут? — спросила она требовательно.
— Я знаю, кто я, — раздраженно проговорил Киган.
— Тогда скажите мне.
Он приподнялся
— Киган Уинслоу.
— Откуда вы?
— Ниоткуда. Мой отец — военный.
— Не слишком точная информация.
— Что вы от меня хотите?
Злость, прозвучавшая в его словах, задела ее. Она же просто беспокоилась о нем. Ее губы задрожали.
— Ладно. Вы не обязаны отвечать.
— Простите, — извинился Киган. — Боюсь, я не слишком хороший пациент. Ненавижу быть беспомощным.
— Все в порядке. — Рен незаметно сморгнула слезы, скопившиеся в уголках глаз. С чего это она стала такой чувствительной?
— Чикаго, — неожиданно произнес он.
— Что?
— Я из Чикаго.
— Я так и подумала. Вас выдает акцент.
— Из вас вышел бы неплохой детектив. Да. Точно.
Он бы так не сказал, если бы понял, что она неспособна распознать мошенника.
— Какой сегодня день? — спросила Рен, снова переводя разговор в безопасное русло медицины.
— Вообще-то, я давно не заглядывал в календарь, но это никак не связано с сотрясением мозга.
— Сегодня — канун сочельника, — проинформировала она. — Двадцать третье декабря.
— Вот как.
— Так зачем вы встали?
— Я хотел одеться, а потом почувствовал слабость. И подумал, что лучше будет немного отлежаться на полу.
Рен осуждающе поцокала языком и вздохнула.
— Скажите, ради бога, почему вы не остались в постели?
— Мне пора уходить.
— Вы еще слишком слабы. Температура только-только спала. Путешествовать в такую погоду — не лучшее решение.
— Я так и понял. — Его тон был холоден и насмешлив.
— Может быть, эта идея — последствия жара и лихорадки, — поддразнила Рен Кигана.
— Я не могу торчать здесь вечно. У меня есть дело, которое не терпит отлагательства.
— Мистер Уинслоу, вы очень упрямый человек.
Она посмотрела на него, их взгляды снова встретились. Рен вздрогнула и отвела глаза. То, что она увидела в темных глубинах его глаз, вы звало у нее холодную дрожь.
— Мне это не раз говорили.
Интересно кто? — подумала Рен. Его жена? Не его ли упрямство послужило причиной их ссоры? Она снова начала гадать, разведен он или вдовец.
— А суп пахнет очень аппетитно. — Киган сел и с интересом посмотрел на тарелку.
— Рада слышать, что к вам вернулся аппетит. — Рен улыбнулась, довольная, что пациент, видимо, идет на поправку.
Но он не улыбнулся ей в ответ. И она вдруг почувствовала, что ведет себя глупо.
— Вам надо лечь.
Он ухватился за ее руку и позволил Рен поднять его на ноги. Она пыталась не думать о том, что его сильная, загрубевшая ладонь крепко сжимает ее руку. И старалась подавить
Мужчина стоял, большой и высокий, словно башня. Киган посмотрел вниз. Рен подняла глаза, чтобы убедиться, что он твердо стоит на ногах, но потеряла всю свою уверенность и спокойствие, увидев в его глазах что-то горячее и сверкающее. Его взгляд упал на ее губы. Она с ужасом подумала, какие мысли сейчас владеют им. И уж конечно, он не хотел ее поцеловать
Он передвинулся ближе.
Нет. Она этого не вынесет. Рен поспешно от вернулась, прежде чем стало ясно, в самом ли деле он хотел поцеловать ее или всему виной головокружение и ей просто померещилось.
— Вот так, — сказала она, жалко улыбнувшись. — Садитесь.
Киган откинулся на подушки. Вот и хорошо. Ей точно померещилось. Какое-то временное помешательство. Конечно, он не собирался ее целовать. Было бы очень глупо так думать. И было страшно думать о том, как хотела она этого поце луя. Почувствовать прикосновение этих обветренных губ…
Вспомни о Блейне, вспомни о Блейне, твердила она себе. Однажды ты уже была уверена, что этот мужчина — для тебя. Посмотри, что из этого вышло.
Господи, о чем она думает? Она же не мечтает о серьезных отношениях с Киганом Уинслоу? Он же в ее жизни только случайность. Он уйдет, как только к нему вернутся силы. Кроме того, Рен ничего о нем не знает. И все же нельзя было не обращать внимания на тот странный теплый комок, который возникал у нее где-то в области солнечного сплетения каждый раз, когда она смотрела на Кигана.
Что ж, это только жалость, Рен. Жалость, и ничего больше. Он несчастный и одинокий человек, и ему удалось задеть в твоей душе некоторые струны. Не надо смешивать сочувствие с влечением, сказала она себе.
— Спасибо, — сказал Киган и взял поднос. Рен часто заморгала, внезапно придя в себя.
— Ой…
Она смутилась. На какую-то секунду он почувствовал страстное желание поцеловать теплые губы Рен, впиться в них долгим, глубоким поцелуем. Но Киган ничем не показывал своего смятения, в то время как Рен залилась краской. В этот момент он забыл обо всем: о своих ожогах и страданиях, о Мэгги и Кетти, даже о своей ненависти к Хеллеру. Для него существовали только ясные, лучистые глаза Рен, только ее нежные губы…
Щемящее чувство исчезло, и Киган сразу почувствовал себя предателем. Он виновато опустил глаза и уставился в тарелку, где в бульоне плавали кусочки цыпленка, морковки, сельдерея и колечки лука, смешанные с тонкой вермишелью. Над белой фарфоровой тарелкой все еще легким облачком поднимался пар. Кроме супа, на подносе сто яла высокая кружка с молоком и роза в крошечной вазочке. Киган сжал губы в жесткую линию. Его Мэгги любила добавлять такие вот милые мелкие детали к их трапезам. Свечи и цветы, не громкая музыка — все это делало их дом еще более уютным. Может быть, именно этим его привлекает Рен Мэттьюс? Потому что напоминает ему любимую жену, потерянную навсегда?