Вот и я, Люба!
Шрифт:
– Конечно, помню, любимая моя. Только ты Анюту 20-ть лет назад рожала. Сама понимаешь, сладкая, тебе сейчас чуть-чуть, но все же больше чем 25-ть, - целуя меня, нежно шепчет мне на ушко муж мой, стараясь достучаться до меня.
– Ну, зачем нам эти роды естественные?! Ну, их знаешь куда. Любонька, какова необходимость корячиться, рвать свои жилы и свой организм на части, если можно просто уснуть беременной, а проснуться с малышами у грудей. Ну, давай скажу доктору, что мы решили кесариться.
– Степа, иди…ты…к доктору!
– произношу с интонациями, точно указывающими
Степан, услышав, сказанное мной, от удивления аж голову приподнимает, чтобы посмотреть на меня.
– Любань, горжусь тобой! Вот что значит лингвист. Слово не произнесла, а послать послала, - от души хохоча, отвечает мой сообразительный мужчина, целуя меня в губы, которые в данный момент больше напоминают вареники.
– Так мне идти за врачом, милая, или все же это была метафора.
– В данном случае это вернее всего метонимия, Степушка. Ладно, сейчас это не так и важно. Главное, смысл моего месседжа ты понял. За врачом, милый, сходи. Мне на самом деле с доктором нужно переговорить, - делаю паузу, ощущая дискомфорт в малом тазу, как только отпускает, продолжаю говорить.
– Да, очень прошу понять меня правильно, любимый. Знаю, вся наша семья сейчас взволнованна. И каждый хочет меня поддержать. Но, Степан Григорьевич, мне надо морально с силами собраться и с детьми нашими договориться. Короче, идите ка вы все домой. Я хочу побыть одна…
Не успеваю договорить, как дверь палаты открывается, и в проёме появляется Сима.
– Так просьба к провожающим покинуть вагон. Отъезжающим надо подготовиться к трудной дороге, - подходя к кровати, басовито похохатывает моя свекровь.
– Степа, давай топай отселя.
Муж мой смотрит на мать свою, цокая языком и покачивая головой, но при этом держа свои эмоции в себе.
– И чего застыл, как двухметровый столб соляной, идите уже принц Герман к своему отцу. Он ждёт Вас, товарищ генерал, на улице. Степан, шлепай, иначе расскажу Любаше какую-нибудь веселенькую историю из твоего детства. Например, про примороженный язык, шоколадные штаны, полную жопу муравьёв. Хотя чего уж так мельчить, точно про соседку Катьку. Случилась эта история в 9 классе, когда кто-то уроки прогуливал в нашей квартире с соседкой Катериной.
– Ой, ну все, мам, не начинай. Пошёл я, а то дело и до шоколадных штанов дойдёт, - фыркая, произносит Степан, целует меня и мать свою и отправляется на выход.
– Сима, расскажите мне, что там такого страшного приключилось у Степы с этой Катей, - спрашиваю, весело подмигивая свекрови.
– Ой, милая, да ничего интересного. Первый сексуальный опыт Степки закончился порванной уздечкой, забинтованной головкой члена и по итогу обрезанием крайней плоти. Хохма была в том, что тот же самый путь прошёл и Тимка, только в институте уже. Ойц, ну не зря же бытует мнение, что у двойняшек всегда все одинаково. Говорила Гришке, надо парням обрезание сделать. Не захотел, а вышло все равно, как мать-еврейская сказала.
– Сима, а что Степа и Тима - двойняшки?
– Да, а ты что об этом не знала, Любаш?
– Нет, первый раз слышу. Ну, так теперь мне понятно, почему во мне сидят для малыша, -
– Нет, у меня была наследственная однояйцевая многоплодная беременность. То есть Степка и Тимка - близняшки. У тебя беременность разнояйцевая. Мы ждем двойняшек, - терпеливо мне поясняет свекровь, прикладывая к моему животу специальный деревянный акушерский стетоскоп.
– Знаешь, дочка, судя по звуку сердечек наших малышей, они разнополые. Я, конечно, никому не скажу пока о своей догадке. Поспи, милая, тебе силы большие потребуются.
– Думала, Вы станете меня уговаривать на кесарево, - произношу с благодарностью в голосе, поглаживая крупную руку Симы.
– Честно, дочка, так и хотела. В твоём прекрасном возрасте многоплодная беременность ещё то испытание. Потому шла именно с этой мыслью, но успела пообщаться с врачом, посмотрела все показатели, поняла, что противопоказаний нет. Врачи в перинатальном центре отличные. Уверена справитесь. Мы тебя своими мыслями и молитвами поддержим. Пойду мужу твоему дам конскую дозу успокоительного, а то пока родишь, Степка поседеет. Для его сердца сейчас лишние нервы вредны. Вот выпей эту чудодейственную микстуру и отдыхай, родная, пока схватки не начались.
Перед уходом свекровь меня троекратно крестит и целует. Смотрю на неё и во мне усиливается уверенность, что все у нас с малышами получится.
Не успеваю заметить, как проваливаюсь в сон, в котором события последних месяцев меняются, как кадры киноленты.
Мне так приятно прижиматься лицом к груди моего Степушки и ощущать тепло его объятий.
Когда он вчера появился в больнице, и мы вместе узнали о моей беременности, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди от свалившегося на меня тройного счастья.
До сих пор не могу определить важность всех трех составляющих этого счастья, потому как для меня все важно в равной степени. Мужчина мой вернулся живым и здоровым. Я снова стану мамой. И у меня будет сразу два пупсеныша. Пол для меня не важен абсолютно, лишь бы были здоровы.
Именно об этом думаю, залезая рукой под Степину футболку.
Мужчина мой нежно меня поглаживает по спине и шепчет на ушко слова любви, а я веду пальчиками вверх от его живота к груди. Ощущая под пальцами кубики пресса, на которых нет ни жиринки. Степан и раньше не страдал лишним весом, а из командировки вернулся даже изрядно похудевшим.
От солнечного сплетение поднимаюсь чуть выше и чувствую под подушечками странную бугристую дорожку, напоминающую шрам.
Поднимаю на Степана голову, и взглядом утыкаюсь в его глаза. Резко сажусь, руками задираю футболку и вижу прямой красный бугристый шрам во всю грудину. Знаю, что такой шрам остается после полостной операций на органах грудной клетки.
Напряжённо молчу, думая. В моем мозге одна мысль сменяется другой.