Вот пуля пролетела
Шрифт:
— Совершено верно изволите заметить, без культурной жизни человек засыхает, как дерево без полива. Вот хоть бы тут, в дороге: встретить культурного человека удача, а без этого — тоска.
— Ну да, ну да…
Они обменялись полудюжиной банальностей: о погоде, о дорожных неудобствах, о грабителях-кузнецах, о видах на урожай, словом, о том, что занимает каждого русского помещика в промежутке между рождением и смертью.
— Шохтнин, друг мой! Куда ты запропастился? — по лестнице спустился Пожилой Помещик. — Я тебя жду, жду…
— Вот, повезло встретить замечательного
— Очень, очень приятно! У Шохтнина глаз-алмаз, уж если говорит — хороший человек, значит, так и есть!
— Замечательный человек, — поправил Честный Полковник.
— Ещё лучше! Вот чем хороша дорога: можно повстречать замечательных людей! Встреча перетекает в знакомство, а там, глядишь, и в дружбу! Как у нас с Шохтниным. Лет пять тому назад мы повстречались, а будто вчера. С тех пор нет-нет, а и сведет нас судьба, и что удивительно — в дороге.
— Ничего удивительного, Кугель. Ты едешь из Петербурга, я еду в Петербург, а дорога-то — одна! Вот и сводит нас дорога.
— Это справедливо, — после короткой паузы ответил Пожилой Помещик. — Но давайте поднимемся ко мне, там нам будет поспокойнее. Бутылки ждут! Разумеется, господина барона я тоже приглашаю. Ничего особенного, дружеская пирушка по случаю негаданной встречи, но от чистого сердца.
— С удовольствием, — сказал барон. — Эй, Мустафа! Прими книгу!
Мустафа, смуглый человек в причудливой одежде, с кинжалом на боку, подбежал и с поклоном взял книгу.
— И приготовь нам кофию. Мы будем в нумере… — барон вопросительно посмотрел на Пожилого Помещика.
— В седьмом нумере, — ответил Кугель. — Но зачем кофий, у нас будет вдоволь вина!
— Одно другому не помеха, а Мустафа готовит кофе так, что и в лучших кофейнях не умеют. Одно слово — турок!
— Эй, племяш! Идем с нами, ты прощен — по случаю встречи с господином бароном, — и, понизив голос, Кугель добавил:
— Это мой племянник, Пьер. Голова слабовата, но сердце хорошее. Сын моей сестры. Своих детей у меня нет, я старый холостяк, так что будет моим наследником. Приучаю к делу…
Из-за стола неподалеку выбрался юноша, нескладный, как это бывает в девятнадцать лет. Если не приглядываться: начало смеркаться, но свечей ещё не зажигали.
— И да, Пьер, прикажи подать нам свечей.
III
— За наше неожиданное знакомство! — поднял бокал Честный Полковник.
Вино было сносным. Мадера, но не губернская, а от Елисеева. И сыр на закуску.
Они расселись за круглым столом. Принесли свечей, числом три, стало светло.
Пошли разговоры о том, о сём. О поместьях, о мужичках, о том, что выгоднее, барщина или оброк.
— От мужика всё зависит! От мужика! Если мужик трезвого поведения, смышлен и активен, тогда только оброк. Мне мой Герасим сто двадцать рублей приносит оброка, будь все такие как он, я бы… Я бы… А глупого да ленивого — на барщину! Плохо работает, то и высечь! Вот вы, господин барон, как смотрите на практику сечения? — неожиданно спросил Пожилой Помещик.
— Мужик балуется, порядок нужно наблюдать. Коли за дело, то почему не посечь? Он потом спасибо скажет, — спокойно ответил барон.
— Вот! Вот как умный человек говорит! А то всякие, с позволения сказать, либералы, вводят новые моды: мужик-де тоже человек, мужика сечь нельзя! Что человек — согласен, но именно потому что человек, то и нужно сечь! Меня в детстве вон как секли! Папенька своею рукой брал розгу и сёк! Да и маменька… Как сидорову козу! И только на пользу, только на пользу!
— Успокойся, мой друг, — и, обращаясь к Магелю, Честный Полковник сказал:
— Добрее человека не знаю. Никого он не сечёт, разве что пригрозит только. Крестьяне у него сытые, круглые, не уколупнешь.
Тут Мустафа принес кофейник и поднос с чашечками.
— Пахнет интересно, — сдержанно похвалил Честный Полковник.
— Запах — не всё. Кофий дает бодрость тела и ясность мысли. Вечером выкушаешь чашку — и до утра можно работать с документами.
— С документами?
— По хозяйству, то есть. Учёт и контроль — вот залог хорошего хозяйства. Но можно, если есть на то склонность, писать стихи или романы. А то, бывало, сядем с приятелями вокруг ломберного стола, и играем до утра.
— Вы любите играть в карты? — спросил Кугель.
— Не то, чтобы пламенно, но иногда, среди приятелей, отчего бы и не поиграть для развлечения?
— И какие же игры вам нравятся?
— Обычно коммерческие, вист.
— Коммерческие игры, конечно, хороши, но есть прелесть и у игр азартных. Испытывать благосклонность судьбы — разве не заманчиво?
— Иной раз да.
— А не сделать ли нам банчик? Небольшой? Для времяпрепровождения и выяснения отношения с судьбой? — несколько даже лениво предложил Кугель. — Я при деньгах, могу рискнуть тысячей-другой.
— Как вам эта идея, господин барон?
Магель поставил чашку на поднос.
— Кофий выпит, всё равно сразу не уснуть, отчего бы и не потешиться. Мустафа, убери со стола, и принеси мне мой бумажник.
Когда турок вышел, унося кофейник и чашки, Честный Полковник спросил:
— Вы доверяете слуге свои деньги?
— Если я доверяю слугам свою жизнь, отчего не доверить деньги?
— Положим, жизнь ваша слуге ни к чему, а вот деньги…
— Нет, слуги у меня разумные. Допустим — чисто умозрительно — что слуга похитит мои деньги. Тысяч пять или десять. Пусть сто тысяч. Ну, а дальше? Полиция разыщет его чрезвычайно быстро, много ли среди нас турок? И ради двух, трех дней или даже недели разгульной жизни идти на каторгу? Ну нет, на это способен только дурак. А я дураков на службу не беру. Да и какой разгул? Мустафа — правоверный мусульманин, для него не существует вино, не существуют легкодоступные женщины, не говоря уже о том, что кража — тяжкий грех, запрещённый Аллахом. Нет, я могу вверить Мустафе любую сумму безо всякой опаски. Она у него — как в банке. Тем более, что он всегда при оружии, и умеет им пользоваться.