Вот уж морская буря! Советские моряки против Летающего острова!
Шрифт:
– Ладно, я не имел в виду ничего такого. Я уважаю Гречко не меньше каждого из вас, а может и гораздо больше! И поэтому хочу провести расследование вместе с Патрушевым и как можно скорее найти местонахождение инженер-лейтенанта Гречко. А Патрушева до сих пор нет.
Внезапно Мандаринов сжался как комок, а плечи задрожали.
Моряки в миг отупели. Это был первый раз, когда они видели, что Мандаринов, крупный мужчина, плачет. И что за странный плач. Был ли это вообще плач или смех.
– Спокойно, ты чего, – сказал Шишкин, легонько похлопывая здоровяка по плечу. – Мы знаем, как сильно ты ценишь Гречко. И я не сомневаюсь, что ты заботишься о своих друзьях. Но если ты плачешь, то ты еще более позорный, чем мужчина без набедренной повязки.
Труппа разразилась хохотом.
Мандаринов тоже был охвачен смехом и улыбался, подняв залитое слезами лицо.
Глава 7. Отправление с летающего острова
Старший матрос Патрушев, за которого беспокоились его коллеги, был освобожден только поздно вечером, ближе к 12 часам.
Когда он начал подвешивать свой гамак к потолку, Шишкин и Мандаринов, спавшие рядом с ним, проснулись.
– Патрушев, вернулся, – шепотом сказал Мандаринов. – Волновался, где ты там. А все только и говорили: "Патрушев опаздывает из-за твоей болтовни", издевались надо мной.
Однако Патрушев отказался произнести хоть слово.
– Патрушев, чего молчишь? Что капитан?
Патрушев забрался в гамак и слегка повернулся лицом к своим товарищам.
– Возможно, я не был достаточно осторожен, – сказал он сдавленно. – Но, пожалуйста, поверьте мне. Я русский солдат. Я не сделаю ничего трусливого. Помните об этом. Я спать.
С этими словами старший матрос Патрушев уткнулся лицом в одеяло. Когда его товарищи услышали это, то тоже уткнулись в свои гамаки с некоторым облегчением.
Однако сможет ли Патрушев, который находится под подозрением в связи с этим инцидентом, спокойно спать сегодня ночью?
Для имперского корабля Бетонное сердце ночь скандального инцидента, который должен быть записан в журнал как нечто исторически ужасное, наступила скоро.
Гудки "Всем подняться" звучали из одного угла корабля в другой. Матросы вернулись на палубу и в тесную каюту в приподнятом настроении. Это была сцена, которая ничем не отличалась от обычной жизни.
В 10 утра имперский флот, наконец, снялся с якорной стоянки на острове аэродрома и отправился в путь. Чтобы подготовиться к этому, Бетонное сердце был занят с раннего утра.
Дежурным офицером был капитан Алехин.
«Что же с Гречко?» – капитан смотрел вниз на летающий остров с носового мостика, пытаясь подавить меланхолию, которая закрадывалась в его грудь.
Старшина поднялся на мостик и подошел к капитану.
– Есть новости? – сказал капитан Алехин, не смотря на него.
– К сожалению, нет, капитан. Инженер-лейтенант Гречко не вернулся на корабль по состоянию на сегодняшнее утро.
– Ясно.
Остальные молчали, и капитан снова повернул голову в сторону воздушного острова.
Старшина отдал честь и ушел.
– Не вернулся, – капитан пробормотал себе под нос.
Отъезд был неизбежен. Было невыносимо тяжело оставлять Гречко, с которым Алехин учился и играл с детства, посреди Южно-Китайского моря. Было бы легче, если бы они искали и не нашли его, но приказ капитана строго запретить сходить, когда в поле зрения находится воздушный остров, было слишком тяжело вынести. Но военная дисциплина должна быть торжественной. В глазах капитана Алехина не было ни единой слезинки, но сердце его разрывалось.
Капитан вышел на передний мостик.
Корабль вот-вот отплывет.
Над кораблем раздался чистый и звонкий звук трубы.
В балках развевался сигнальный флаг.
"Готов к отплытию!"
Санитар, дуя в свисток, обратился к палубам и внутренним помещениям корабля.
Одни поспешили на нос, другие – на корму. Вскоре толстый швартовочный линь к воздушному острову был отпущен.
Двигатель работал уже несколько минут.
Вскоре железные балки воздушного острова начали двигаться из стороны в сторону. Корма пузырилась белым. Позади расходились небольшие волны.
Имперский корабль Бетонное сердце покинул воздушный остров.
Первый корабль Киров уже находился далеко впереди.
С вершины воздушного острова махали шляпами и оживленно размахивали руками. Белые люди, черные люди, желтолицые восточные люди – все они счастливо махали.
– Эхэхэй!
На верхней палубе летающего острова было видно лицо контр-адмирала Литта, командующего строительной группой летающего острова.
На балках поднимался еще один сигнальный флаг.
– По случаю нашего отъезда мы выражаем глубочайшее почтение контр-адмиралу Ритту, – послышалось.
Седовласый, краснолицый контр-адмирал Литт улыбнулся и снова поднял руку в приветствии.
Флаг с пожеланием безопасного плавания был также поднят на сигнальной башне на воздушном острове.
Мужчины, работавшие на воздушном острове, прекратили работу, замахали руками и засвистели.
Стоя на носовом мостике, капитан Алехин поднес бинокль к глазам и наблюдал за этими грандиозными проводами. Лица, лица! Сотни и тысячи лиц, ни одного не упустить!
Между балками, на подъемниках, на палубах, на крышах прогулочных кают, в окнах кают – везде мелькали лица, и еще больше лиц.
Среди них капитан изо всех сил старался найти то единственное лицо, которое было у него в памяти. Лицо, которое он пытался найти, было, без сомнения, достойным лицом инженер-лейтенанта Гречко.
Капитан Алехин держал бинокль у глаз и оставался неподвижным, как статуя. Внезапно он зарычал. Рука капитана с биноклем задрожала. Он поспешно сфокусировал бинокль.
В третьем окне от баржи в квартире рабочих на третьей палубе воздушного острова лицо с забинтованной головой выглядывало из-за плеч мужчины и женщины в колоколе.