Война или мир
Шрифт:
И опиум, который тут курят все, включая совсем маленьких детей. За порцию которого отдают последнее - то, что осталось после уплаты всех налогов и поборов: помещику, местному чиновнику, центральному правительству, настоятелю соседнего храма, командиру проходящей воинской части. Тех, кто не может заплатить - выгоняют из лачуг, сгоняют с земли - помирай, или иди прочь, куда тебе угодно.
Хорошо тем, у кого есть тягловая сила - буйвол: на нем пашут, ездят верхом, возят груз. Или мироедствуют - я вспашу тебе поле, за половину твоего урожая. Но как правило, буйволы есть у помещика - иногда даже целое стадо, сдаваемое вот так, внаем!
– еще у старосты, у немногих наиболее зажиточных, а прочим же, лишь руки да мотыга. Ради рабочих рук заключаются неравные браки - видел однажды восьмилетнего жениха и двадцатилетнюю невесту. И у тех, кто родится, до самой смерти - здесь очень ранней, в сорок лет уже старик - лишь безрадостный изнурительный труд.
А главное - когда я вслух произнес, каков же после должен быть китайский рай?
– услышавший это товарищ Куницын усмехнулся и ответил, абсолютно серьезно:
– Рай в понимании местных? Наверное, когда вооруженный человек не может тебя убить просто потому, что ему захотелось.
Кто ты, подполковник Куницын - герой, или на всю голову контуженный, или просто циничная сволочь?
Для меня когда-то идеалом был красноармеец Гусев из "Аэлиты", который готов был жизнь отдать, лишь бы угнетенным свободу принести, даже на другой планете. С тех пор, мы сорок первый помним, как на нас немецкие "камрады" шли - но выходит, что если мы в результате о своих идеалах забыли, значит фашизм в чем-то малом нас победил? Если вместо "гусевых" у нас теперь "куницыны" считаются героями?
Это ведь чисто фашистское - свои, это товарищи, для них все, а прочие, унтерменши, и жизнь их дешевле пыли под ногами? Однако же Гитлер "своих" по высшей расе определял, принадлежность к которой не изменишь. Ну а ты - сначала я думал, для тебя есть свои, кто с нами в одном строю, и есть враги, кого надлежит истреблять. Причем в последние ты оптом всю американскую нацию вписал, как бесноватый евреев, вот интересно, за что ты так американцев ненавидишь - приходилось мне в войну такую ненависть видеть к фрицам, у наших людей, у кого "сожгли родную хату, убили всю его семью" - ну а что тебе американцы сделали, раз ты однажды не стесняясь сказал, "хороший янки - мертвый янки"? Личное что-то, как в рассказе Леонида Соболева парнишка-краснофлотец англичан готов был зубами грызть, за расстрелянных родителей? А еще, спекулянты - что ты на рынке устроил, в том городке, ну прямо как продотрядовец восемнадцатого года, "кровососам - расстрел на месте"! Однако помню, как ты в какой-то деревне свой паек китайской семье отдал, девять детей там было - а сам после смеялся, и чем я сегодня обедать буду, ладно, поститься полезно иногда. Значит, осталось в тебе еще что-то здоровое, советское, наше?
А когда мы в осаде сидели, и толпа китайцев бежала на наши пулеметы по ровному полю, и ясно было, что не добегут, лягут все - Куницын ухмыльнулся и сказал:
– Безумству храбрых - венок со скидкой! Куда торопитесь, дураки?
Так веришь ли ты в коммунизм? Классиков цитируешь, "от зубов отскакивает". Как говорил ты, ухмыляясь и оглядывая китайский городок, первый на нашем пути:
– Ну что, в темпе берем вокзалы, мосты, почту, телеграф, что там еще по Ильичу? За отсутствием такового в этом городишке - старосту или бургомистра, как тут администрация называется, связь, если тут телефон есть, и вооруженную силу, то есть казармы гарнизона и полицию. Отделение на броне и с пулеметом на въезде, никого не выпускать, отделение на выезде, с той же задачей, через город на скорости проскочить, и позицию занять. Товарищ капитан (Ли Юншену), это я вам говорю - мне что ли за вас батальоном командовать? Поставьте задачу подразделениям! И держи - я тут твою речь перед народом набросал, ты ведь по-русски уже читать умеешь? Если нет, то Писатель тебе в помощь, переведет!
Писатель, это я. Раньше у меня был позывной "Брат", так же как у самого подполковника "Скунс" - но отчего-то не привилось. Я еще тогда спросил, не поняв, я ж к литературе никакого отношения не имею - Куницын ответил:
– А чтоб никто не догадался! И ты же китаевед? А у них "литература", это вообще все, что написано! И вообще, это мне до пенсии или увечья служить, а ты скоро снимешь погоны - и кем хочешь быть на гражданке?
А я не задумывался! Но предлагали мне уже - специалистом по Японии и Китаю, на Восточный факультет МГУ. Скунс лишь хмыкнул и ответил:
– Ну, смотри - но если когда-нибудь книжку напишешь, то не забудь, кто тебя первым "писателем" назвал. Вот кажется мне - у тебя бы получилось. Так что гляди в оба, запоминай, и копи материал, как тебе еще Адмирал наш советовал в сорок пятом.
И добавил, чуть помолчав:
– А главное, постарайся, чтоб тебя не убили. Не геройствуй особенно - на то такие как я есть. Кого Отечеству не жалко.
Рисуется, как Печорин? Хотя у меня ощущение, что он со мной не по субординации - потому что с чего-то видит во мне будущего летописца, только каких событий? И Адмирал тоже ведь намеренно меня "свидетелем истории" делал! Здесь я - и старший переводчик, и батальонный историограф, и что-то вроде адъютанта, Куницын меня постоянно с собой таскает, "ходи и смотри". Я и смотрю, и не только по сторонам, уж больно личность товарища "Скунса" мне интересна. Однажды, когда у нас в очередной раз беседа о литературе зашла, я спросил - товарищ подполковник, а кто из литературных героев вам близок? Так он ответил, лишь мгновенье подумав:
– Из современных? Пожалуй, Волк Ларсен, у Джека Лондона.
Тот самый? Сволочь, сверхчеловек, фашист мелкого масштаба! "Белокурая бестия", которая право имеет - а ведь если бы родился Куницын не в СССР а в Германии, такой бы вышел вражина! Интересно, когда добро привлекает на свою защиту всяких там... остается ли оно добром? Если бы я спросил о том Куницына - ответ уже известен, "отбросов нет, есть кадры". А сам ты, за нас, на нашей стороне - но коммунист ли ты сам? Вот сейчас я сижу и перевожу для Ли Юншена, что ты написал - слова высокие и правильные. Помня, как ты усмехался - "идея, брошенная в массы, это девка, брошенная в полк". Ты умеешь сражаться за Советскую Власть и товарища Сталина - не дают ведь просто так две Звезды Героя, слышал я, что ты среди тех был, кто самого Гитлера живым приволок, хотя ихнего фюрера наверное, целая дивизия СС охраняла. И в то же время любишь повторять, что "умирать за свое Отечество и идеалы должны те, по ту сторону мушки" - похвально, но не скрываешь ли ты за этим, что свою собственую жизнь ты ценишь больше?
Каким бы мог стать Мечик из фадеевского "Разгрома" - заматеревший, натренированный, ставший мастером войны - но по морали оставшийся тем же кем был? В твом любимом "Морском волке" - что интеллегент Хэмп говорил капитану Ларсену про храбрость?
Выходит, что у подвига есть два измерения? Не только результат - но и какой ценой за него было заплачено, с твоей стороны. Совершил ли ты это, себя превозмогая, и понимая, что могут убить - или сделал походя, "одной левой", показывая свое мастерство, но не отвагу? Но тогда получается, что "дух важнее техники", как у самураев, укладывающих людей "банзай-атаках" без всякого результата - и в итоге, проигравших войну?
Я не находил ответа. Но знал, что не забуду, и не успокоюсь, пока не сумею понять. А пока лишь наблюдал за происходящим, накапливая исходные данные.
Внешне было, как в фильме про революцию - красный флаг (где-то уже ткань нашли), толпа, и вождь Ли Юншен на танке. Вот только солдаты его выбивались из картины "народного энтузиазма" - площадь оцепили, зорко смотрели, чтоб никто ничего не выкинул, и тем более, не убежал. Юншен на танк влез, Куницын и я тут же стояли, внизу. Очередь вверх - чтоб все замолкли и прониклись. И речь - слова были про китайскую народную революцию, и самый справедливый строй коммунизм, где будет высшая гармония (витиеватые китайские обороты), кто был ничем, то есть самые бедные и угнетенные, тот станет всем, и заживет как мандарин. И что виноваты в этом богатые, которых надо экспроприировать, а попросту, ограбить. И никто не имеет права у вас ваше отнять... просто потому, что оно - ваше, и вы можете убить любого, кто посягнет. Как этих вот мерзавцев, воров, во всем виноватых - жест в сторону группы людей углу площади, уже под конвоем - местный помещик, чиновники, богатейшие жители, "и те, кто за Чан Кай Ши".
– Паразиты - вне закона! Их имущество будет разделено между теми, кто их убьет.
И расступился конвой. Колыхнулась толпа. Раздался какой-то звериный вой. А тех - через минуту уже не стало.
– Ну, завертелось колесо - сказал Куницын - и нам пора, зачем пришли? Склады заняли уже - мы первыми грузимся, а что не влезет, то пусть народ разбирает.
Были и еще городки и деревни. И везде одно и то же - захват учреждений власти (дома помещика, старосты, а также полицейского участка и казармы солдат, если таковые есть), короткая речь перед согнанным народом, учреждение из беднейших (как самых угнетенных) "комитета защиты революции" и "отряда защиты революции" (которому раздавали трофейное оружие), и обязательно - расправа с "врагами трудового китайского народа" (каковые находились всегда: даже в самой бедной деревне был хотя бы лавочник - ростовщик и спекулянт. И староста-кровопийца, а уж про полицейского начальника и так ясно все). Причем казнь всегда была - руками местных, не наших.