Война Иллеарта
Шрифт:
Сиройл Вейлвуд исчез, но его песня осталась. Она, казалось, ярко отблескивала от каждого листика Леса. Морэм почувствовал, что она ведет его, и слепо последовал за ней. Он слышал, как сзади воины доводят до предела свое изнурение в последнем рывке, устремляясь к убежищу или к смерти. Он слышал, как Кеан прокричал, словно с большого расстояния, что все уцелевшие уже среди деревьев. Но не оглянулся. Песня Защитника Леса очаровывающе уводила его. Сжав руку Трою и пристально всматриваясь вперед, во мрак, он двигался бодрой походкой, куда вела его мелодия. Вместе с Каллендриллом, Троем, Аморин, оставшимися Стражами Крови, всеми ранихинами и более чем четырьмя тысячами воинов, Лорд Морэм двигался через время вне мира и человечества.
Музыка медленно отстраняла бдительность
Ему показалось, что он движется быстрее, чем скачет галопом ранихин. Но он не чувствовал ни изнурительности, ни усилий этого путешествия. Плавное течение песни несло его вперед, словно он и его спутники были как бы втянуты Удушителем. Это был сверхъестественный, призрачный переход, путешествие души, наделенное скоростью, которой он не мог понять, и событиями, которые он не мог почувствовать.
Пришла ночь — луна была совершенно темной — но он не потерял при этом дорогу. Некоторые намеки света в траве и листьях, а также песня делали путь ясным для него, и он шел уверенно, не нуждаясь в отдыхе.
Песня Защитника Леса освободила его от бренности смертности, окутав беззаботным миролюбием.
В наступившей тьме он услышал изменение песни. Эта перемена не воздействовала на него, но он понимал ее значение. Хотя Лес поглощал все другие звуки, так что никакие крики или стоны не достигали его ушей, он знал, что армия Душераздирателя сейчас сокрушается. Песня возбуждала веками дремавший гнев, горесть над обширными пространствами безжалостного уничтожения родственников, древнюю медленную ярость, которая поднималась по соку деревьев до тех пор, пока каждая веточка и каждый лист не разделили ее, пропитались ею, испытывая жажду действий.
И через это мелодичное воздействие проходил шепот смерти, словно корни, и сучья, и стволы приходили в движение, чтобы давить, душить и раздирать.
Против громады Удушителя даже армия Душераздирателя была маленькой и беззащитной — ничтожное оскорбление, брошенное океану. Деревья сметали могущество юр-вайлов, и силу пещерников, и безумный, отчаянный страх прочих созданий. Ведомые песней Сиройла Вейлвуда, они просто удушили захватчиков. Огни были растоптаны, обладатели мечей были заколоты, мощь учения юр-вайлов — подавлена. Затем деревья выпили кровь и съели тела — и подчистую убрали каждый след врага в апофеозе древней безумной ярости.
Когда песня вернулась к своему прежнему плавному течению, в ней, казалось, дышало жестокое удовлетворение победой.
Вскоре после этого — Морэм думал, что вскоре, — грохот, подобный грому, пронесся над деревьями. Сначала он решил, что слышит смертельную битву Душераздирателя. Но потом понял, что у звука совершенно другой источник. Далеко от них, где-то впереди и к западу, что-то ужасное происходило в Западных горах. Красное пламя вырывалось откуда-то из края гряды. После каждого извержения волна сотрясения пробегала через Удушитель и сполохи освещали ночное небо. Но Морэм был невосприимчив к этому. Он взирал на это с некоторым интересом, но песня окутывала его своим очарованием и предохраняла от всех опасностей.
И он не почувствовал беспокойства, когда осознал, что Боевой Стражи за ним больше нет. Кроме Лорда Каллендрилла, Троя, Аморин, Хилтмарка, Кеана и двух Стражей Крови, Террела и Морила, больше никого не было. Но он не был обеспокоен этим, песня обволакивала его миром и доверием. Она вела его вперед и вперед, через бездонную ночь к рассвету нового дня.
Когда начало светать, он обнаружил, что продвигается через лесистую местность, изобилующую пурпурными и белыми орхидеями. Их мягкие, чистые цвета вплетались в музыку, как если бы были нотами песни Сиройла Вейлвуда. Они тесно оплетали Морэма утешающей мелодией. С широкой бессознательной улыбкой, он позволил себе идти так, словно течение, которое несло его, успокаивало все его обиды.
Его странная скорость передвижения стала сейчас более явной. Через пробелы в свешивающихся ветвях, покрытых густой листвой, он мог уже видеть спаренные спирали Меленкурион Скайвейр, высочайших пиков Западных гор. Он мог уже видеть высокую отвесную стену, над которой располагалось плато Расколотой Скалы, и то, что борьба, которую оно скрывало, продолжалась.
Извержения и приглушенный гул исходили, отражаясь, из глубин основания гор, и красные отблески силы рассекали небо через неравномерные интервалы. Но он по-прежнему не был тронут этим. Его скорость, веселая, легкая быстрота, наполняла сердце радостным ликованием. Он преодолел уже тридцать или сорок лиг с тех пор, как вступил в Удушитель, но чувствовал себя готовым двигаться такими же темпами вечно. Весь последовавший за этим день прошел с той же мимолетностью безвременья, которая несла его через ночь. Солнце подобралось к закату, и тем не менее у него не было ни чувства времени, ни усталости, ни голода, ни физического впечатления, что он путешествовал целый день.
Песня снова изменилась. Постепенно она не стала больше нести его вперед. Спад несущего его потока наполнил его совершенным унынием, но он принял его. Громы и извержения Расколотой Скалы были сейчас почти прямо к юго-западу от него. Он рассудил, что он и его спутники должны быть где-то около реки Черная.
Песня вела его через Лес к высокому лысому холму, стоявшему посреди лесистой местности словно нарост бесплодия. Сквозь нее пробивалось журчание воды — река Черная — но сам холм вдруг привлек его внимание, восстанавливая некоторые мерила самосознания. Почва на холме была совершенно безжизненной, как если бы за многие века она была слишком сильно пропитана смертью, чтобы на ней хоть что-то росло. И только возле макушки холма, на ближней к ним стороне, высились два стойких дерева, как часовые, свидетели, на расстоянии около десяти ярдов друг от друга. Они были так же мертвы, как холм — почерневшие, лишенные веток и листьев, истощенные. У каждого мертвого ствола осталось только по одному суку. В пятидесяти футах над землей эти суки достигали друг друга и переплетались, образуя перекладину.
Это была Виселичная Плешь, древнее место казней Защитников Леса.
Здесь, по легендам Страны, Сиройл Вейлвуд и его собратья проводили свои суды в давно прошедшие века, когда Всеединый Лес все еще боролся за выживание. Здесь же и был казнен Опустошитель, осмелившийся прийти в объятия Леса.
Сейчас Душераздиратель мокша грузно свисал с виселицы. Черная ярость переполняла его лицо, распухший язык как бы презрительно высовывался между зубами, и глаза его смотрели пусто. Ненависть напрягла и раздула все его мускулы. Предсмертное неистовство было столь непомерным, что многие его кровеносные сосуды разорвались, покрыв кожу темными кровоизлияниями. Пока Лорд Морэм вглядывался вверх через сгущающиеся сумерки, он ощутил вдруг усталость и жажду. Прошло несколько мгновений прежде чем он заметил, что Сиройл Вейлвуд тоже был здесь. Защитник Леса стоял возле виселицы, напевая спокойно, и глаза его излучали красный и серебряный свет.
Вомарк Трой рядом с Морэмом зашевелился, словно бы просыпаясь, и мрачно спросил:
— Что это? Что ты там видишь?
Морэм вынужден был сглотнуть несколько раз прежде чем смог найти свой голос:
— Это Душераздиратель. Защитник Леса убил его.
Резкое напряжение перекосило лицо Троя, как если бы он прилагал усилия, чтобы видеть. Потом он улыбнулся. — Слава Богу!
— Это была плохая сделка, — пропел Сиройл Вейлвуд. — Я знаю, что не могу убить дух Опустошителя. Но все же великое удовлетворение — убить тело. Теперь он на виселице. — Его глаза на мгновение вспыхнули красным, потом свечение сгладились опять к серебряному. — Поэтому не думайте, что я отменил мое слово. Ваши люди невредимы. Присутствие столь многих опасных смертных побеспокоило деревья. Чтобы сократить их неудобства, я отослал ваших людей за Дремучий Удушитель на север. Но вследствие этой сделки и того, что цена за нее еще не уплачена, я привел вас сюда. Созерцайте возмездие Леса.