Война мага. Том 3: Эндшпиль
Шрифт:
«Dunraaken nor kuuman nor timerian nur iseng». «Поглощающее правб, обращая во Тьму».
Ethe sut iseng ab iseng sut ethe».
«Свет есть Тьма, и Тьма есть Свет».
Не то, не то, не то! Эти давно всем известные заповеди никому не интересны. Как открыть дверь, как пройти дальше, к сердцу пирамиды?!
Сеамни не задумывалась, как и почему магия Деревянного Меча позволила ей прочесть древние письмена, неведомой силой перенесённые в Мельин. Она не думала о явной связи между силами, сотворившими в своё время Царь-Древо (или же давшими ему способность плодоносить, рождая
Руны, руны, руны… всё то же, всё то же — о великом переходе, об отсутствии различий, о необходимости смерти как инструмента всеобщего обновления… ага!
— «Пусть взыскующий мудрости пирамиды поднимется на её вершину и окропит жертвенный камень кровью существа, способного говорить и страдать, и тогда дорога откроется ему», — громко прочитала Сеамни. Накатывали дурнота и усталость, и — что со стороны заметил Император — золотистый свет в глазах его Тайде наконец померк.
— Опять магия крови, — пробурчала Сежес. — Что ж, понятно, всё очень понятно. Пирамида способна вбирать в себя силу, с тем чтобы потом выдать её всю, без остатка — разумеется, по приказу строителей.
Император молча обхватил Сеамни за плечи, и она в полуобмороке уткнулась ему в плечо: жёсткая сталь доспехов показалась ей в тот миг мягче любой перины.
— Должен быть другой ход. — Баламут присел на корточки возле перекрывшей дорогу плиты. — Там пустота. И… ток воздуха.
— Ты ж говорил — мол, ничего не чувствую!
— Говорил, прекрасная госпожа чародейка. Но как только государыня Сеамни прочитала эти строки, с меня словно хмель слетел — ну, знаете, когда после попойки на тебя бочонок ледяной воды опрокидывают?
— Не знаю и знать не хочу, — ядовито отрезала Сежес. — На меня никто и никогда никаких бочонков не опрокидывал.
— Что, госпожа волшебница никогда и не гуляли так, что только наутро под столом и просыпаешься? Так ведь тогда вы, считай, ничего в жизни и не видывали! Ничего, вот справимся с этой нечистью, устроим пир на весь мир — я лично пригляжу, чтобы вам самого наилучшего гномояда поднесли. Гномояд, он такой — от него в голове сперва мутнеет, а потом проясняется, а потом первый раз под стол падаешь, и вот тут-то…
— Господин гном! — Скандализированная сверх меры Сежес аж подскочила на месте. — Опять ты за своё! Опять этот гномояд! И вообще — попрошу прекратить эти грязные намёки!.. Я… падать под стол… какая наглость!
— Что, ужели ж побрезгуете нами, а, госпожа чародейка? Даже кубка одного-единственного с нами не выпьете? — горестно осведомился Баламут.
— Выпью, выпью, — прошипела Сежес. — Только о чём ты сейчас болтаешь, сударь мой гном? Нам до того празднества ещё как до…
— Баламут, продолжай, — спокойно проговорил Император. Он не прерывал гномью клоунаду — и без того хватает у всех чёрных мыслей. — Так что, значит, ты почувствовал?
— Почуял я, государь, что за этой плитой — пустота, — деловито пояснил гном, тотчас меняя тон. — А ещё понял, что есть там продух или какая иная дыра — потому что воздух проходит. Подниматься эта дура должна, точно
— Ты сможешь найти, как эта дверь открывается?
— Если госпожа чародейка мне поможет, то да, — кивнул Баламут.
— Сежес, прошу тебя, — повернулся к разъярённой волшебнице Император.
— Повинуюсь моему повелителю, — буркнула та. — Ну, господин гном, чего от меня требуется? Гномояд не предлагать.
— Всего-то и надо, что найти, где тут в стенах что двигаться может. — Баламут уже шарил ладонями по облицовке. — Я чар никаких не чувствую, каменюку эту скорее всего поднимают обычным противовесом.
— А зачем тогда кропить что-то кровью?
— Скорее всего имеется магическая защёлка или что-то в этом роде, мой Император, — пояснила волшебница. — Она вполне могла срабатывать от жертвенной крови. Такую устроить совсем несложно…
— Хорошо. Кер-Тинор, поддержи мою госпожу. Баламут, а что дальше?..
Император не договорил. Потому что Сежес вдруг хлопнула в ладоши и указала на ничем не отличавшуюся от соседней плиту в стене:
— Здесь. Тяги за ней. Молодец, Баламут. Я бы не додумалась…
— Ничего, госпожа чародейка, я ещё и ваше мнение о гномояде переменю, коль SuurazYpud сподобит… — ухмыльнулся гном. — Так, а теперь посмотрим, не разучился ли ещё старик Баламут с механическими игрушками обращаться…
Гном сбросил ремни, расстегнул здоровенные пряжки, откинул клапан. Открылись целые ряды блестящих инструментов, расположенных в идеальном порядке; тут были и свёрла, и стамески, и долота, и клещи, и щипцы, и даже небольшая кувалда.
Больше же всего Императора удивила слуховая трубка, которую Баламут с самым серьёзным видом немедля засунул себе в ухо.
— Госпожа Сежес, а не можете ль вы эти тяги слегка качнуть, ну, самую малость? Я знаю, что магией их не сдвинуть, они от такого напрочь защищены, но…
— Что за вопросы, — поджала губы чародейка. — Конечно, смогу! Будут тут всякие непочтительные гномы, мнящие споить меня своим гномоядом, сомневаться в моих способностях! Смотри!
Она сжала руки перед грудью, по лицу прошла гримаса боли. С тяжким выдохом Сежес откинулась назад, всем телом навалившись на едва успевшего подхватить её Императора.
Сам правитель Мельина ничего не услышал, однако физиономия Баламута расплылась в довольной улыбке, он пару раз передвинул рожок с места на место, прослушивая стену.
— Благодарю, госпожа Сежес. С меня бочонок — нет, два бочонка! — самого крутого гномояда, духоломного, какой только можно сыскать у Подгорного Племени. Всё загудело в лучшем виде, до мельчайшей тяги; даже крепёж весь отозвался. А теперь отзыньте все, мне работать надо.
Посвистывая и не обращая более ни на что внимания, Баламут выудил из рюкзака странного вида рукоять и несколько круглых коробок, у каждой — щель в боку, откуда выглядывают блестящие зубья шестерни. Гном насадил одну из коробок на рукоять, вкусно щёлкая зажимами, приладил к прорези овальный диск с надетой на него цепью, усаженной острыми зубами.