Война на реке
Шрифт:
Мы двинулись шагом в плотном строю и прошли так около 300 ярдов. Рассеянные отряды дервишей отошли назад и скрылись из вида, и только одна неровная линия людей в темно-синих одеждах осталась стоять примерно в четверти мили от нас, чуть левее нашего фронта. Их было около сотни. Полк выстроился в линию, каждый эскадрон образовал свою колонну, и мы продолжали двигаться шагом, пока не приблизились к этому небольшому отряду дервишей на 300 ярдов. Стояла полная тишина, особенно впечатляющая после недавнего шума. Вдали, за тонкой синей линией дервишей, видны были толпы беглецов, спешивших укрыться в Омдурмане. Но неужели эта горстка верных своему делу воинов сможет задержать полк? И все же было бы благоразумно осмотреть их позицию с другого фланга, прежде чем послать против них эскадрон. Головы эскадронов медленно развернулись налево, и уланы, перейдя на рысь, двинулись колонной через фронт дервишей. Тогда, как по команде, все люди в синем опустились на колени и открыли ружейный огонь. Промахнуться по такой цели и с такого расстояния было невозможно. Люди и кони стали падать один за другим. Оставался только один простой путь, приемлемый для всех. Полковник, который был ближе к линии фронта противника, чем весь остальной полк, уже успел разглядеть, что находилось за рядом стрелков. Он приказал протрубить сигнал: «развернуться в линию вправо». Труба издала резкий звук, который был едва различим за шумом стрельбы и грохотом копыт. Мгновенно
В двухстах пятидесяти ярдах от нас люди в темно-синем стреляли как сумасшедшие, окутанные тонкой пленкой голубоватого дыма. Ударяясь в землю, пули поднимали в воздух клубы пыли и осколки камней. Чтобы защитить лицо от жгучей пыли, уланы надвинули на глаза шлемы, как кирасиры при Ватерлоо. Движение было стремительным, а дистанция короткой. Но прежде, чем мы покрыли ее наполовину, ситуация изменилась. Там, где только что была видна ровная местность, показалась глубокая складка — пересохшее русло. И оттуда неожиданно, как в театральном представлении, с громкими криками выскочила плотная белая толпа, по ширине почти такая же, как наш фронт, и глубиной человек в двенадцать. Десятка два всадников и дюжина ярких знамен поднялись из-под земли как по волшебству. Несколько фанатичных воинов вырвались вперед, чтобы принять удар. Остальные твердо стояли на месте, ожидая его. Уланы при виде этого явления только ускорили шаг. Каждому необходимо было набрать скорость, достаточную для того, чтобы прорвать столь плотную преграду. Эскадроны на флангах, заметив, что они частично перекрывают друг друга, немного изогнули линию вовнутрь, образовав полумесяц. Все это дело заняло всего несколько секунд. Стрелки, которые до последнего момента храбро вели огонь, были кувырком сметены в овраг. За ними, на полном скаку и в плотном строю, туда же устремились британские эскадроны, которые врезались в строй врага с яростным криком. Столкновение было страшным. Около тридцати улан, люди и кони, и не менее двухсот арабов были опрокинуты на землю. Удар ошеломил обе стороны, и секунд десять трудно было разобрать, где друг и где враг. Испуганные кони врезались в толпу, люди, свалившиеся в кучу, поднимались на ноги и в недоумении озирались по сторонам. Несколько упавших улан успели снова сесть на коней. Кавалерия по инерции увлекла их дальше.
Упорная и непоколебимая пехота редко встречается с упорной и непоколебимой кавалерией. Либо пехота бежит, а кавалерия рубит бегущих, либо, если пехота не теряет голову, она остается на месте и успевает перестрелять почти всех всадников. В данном же случае действительно столкнулись две живые стены. Дервиши сражались мужественно. Они пытались подрезать лошадям поджилки. Они стреляли в упор, едва ли не упирая стволы [289] ружей в тела противников. Они перерезали поводья и стремянные ремни. Они умело кидали свои длинные копья. Они использовали все приемы, известные искушенным в военном деле и знакомым с кавалерией людям; кроме того, они орудовали тяжелыми острыми мечами, глубоко врезавшимися в плоть. Рукопашная схватка у противоположной стороны русла продолжалась, вероятно, около минуты. Затем кони вновь набрали скорость, уланы ускорили шаг и вырвались из толпы врагов. Через две минуты после столкновения все уцелевшие в схватке освободились от облепивших их дервишей. Тех, кто упал, рубили мечами до тех пор, пока они подавали признаки жизни.
В двухстах ярдах полк остановился, развернулся, и меньше чем через пять минут уланы перестроились и были готовы к новой атаке. Люди были полны решимости прорубить себе путь назад сквозь толпы врагов. Мы были одни друг против друга — кавалерийский полк и бригада дервишей. Возвышавшийся между нами и остальной армией гребень скрывал нас из виду. Об основном сражении мы забыли, так как его не видели. Это было наше личное дело. Там, вероятно, происходило побоище, но здесь бой был честный, ибо нашим оружием, как и у дервишей, были сабли и копья. К тому же на их стороне было численное преимущество, и они занимали более выгодную позицию. Все были готовы решить наш спор раз и навсегда. Но постепенно сознание того, во что нам обошелся этот дикий бросок, стало доходить до тех, кто нес ответственность. По равнине носились кони без всадников. Люди, получившие с дюжину ран, в крови с головы до ног, из последних сил пытались удерживаться в седлах. Лошади с огромными дымящимися ранами хромали и падали вместе со всадниками. За 120 секунд из 400 человек мы потеряли убитыми или ранеными 5 офицеров, 65 рядовых и 119 лошадей.
Линия дервишей, расстроенная атакой, стала немедленно восстанавливаться. Они сомкнулись и мужественно и стойко приготовились выдержать еще один удар. Однако с точки зрения военной тактики было сперва необходимо вытеснить их из пересохшего русла и лишить их позиционного преимущества. Полк снова выстроился, три эскадрона в линию и один в колонну, развернулся вправо, обошел дервишей с фланга, спешился и открыл плотный огонь из многозарядных карабинов. Под давлением [290] этого огня противник развернул свой фронт, чтобы встретить новую атаку, так что теперь обе стороны выстроились под прямым углом к своим прежним позициям. Как только перестроение фронта дервишей завершилось, они перешли в наступление против спешившихся кавалеристов. Но мы вели прицельный огонь, и не было сомнений, что наша атака имела большой моральный эффект, и что противник уже не был столь непоколебим. Так или иначе, но они вскоре отступили, хотя и в полном порядке, к холму Сургэм, над которым еще развивалось черное знамя халифы, а 21-й уланский полк занял оставленную ими позицию, покрытую телами наших убитых.
Такова истинная история этой атаки. К сирдару был отправлен офицер с рапортом, и за хребтом немедленно возобновилась канонада и ружейная стрельба, грохот которой нарастал с такой стремительностью, что вскоре вся окружающая местность дрожала от взрывов. Началась вторая фаза сражения.
Еще до того, как 21-й уланский полк вышел на разведку к холму Сургэм, сирдар двинул свои бригады на Омдурман. Он решился, пусть даже ценой огромного риска, занять город прежде, чем находящаяся в поле вражеская армия сможет вернуться для его защиты. Это могло бы дать огромные преимущества. Но этот маневр оказался преждевременным. Халифа, стоявший к западу от холма, еще не был побежден, Али Вад-Хелу затаился за Керрери, Осман быстро перестраивал свои войска. На поле боя было еще не менее 35 000 солдат противника. И, как оказалось, войти в Омдурман невозможно, пока все они не будут окончательно разбиты.
Как только пехота восполнила израсходованные боеприпасы, она развернулась влево эшелоном бригад и двинулась к хребту Сургэм. Большие силы перемещаются медленно. Было нежелательно, чтобы британская дивизия, возглавлявшая эшелон, оставалась в низине к северу от Сургэма, откуда ничего не было видно, откуда было трудно вести огонь, и над которой господствовали окружающие высоты. Поэтому две британские бригады двинулись вперед почти вместе, чтобы занять гребень холма. Две ступеньки лестницы как бы слились в одну, и бригада Максвелла, которая следовала за бригадой Воучопа, оказалась в 600 ярдах южнее, чем это было бы при соблюдении обычного эшелонного [291] построения. В зерибе Макдональд стоял вслед за Максвеллом.
В 9:15 вся армия двигалась эшелоном на юг, при этом арьергардная бригада оторвалась от прочих на дистанцию вдвое больше обычной. Коллинсон уже выступил с обозом, но полевые госпитали все еще были заняты упаковкой своего багажа в зерибе. Медицинский персонал должен был позаботиться примерно о 150 раненых. Сирдар приказал, чтобы их разместили на госпитальных баржах, и чтобы полевые госпитали следовали за армией. Но переноска раненых — дело болезненное и деликатное, к тому же по какому-то недоразумению три госпитальные баржи, должным образом приготовленные для приема раненых, были отбуксированы к правому берегу. Потребовалось использовать три баржи с боеприпасами, которые, хотя и не были приспособлены для размещения раненых, к счастью оказались под рукой. Но время шло, и врачи, усердно занимавшиеся своим делом, вдруг обнаружили, что за исключением трех подразделений британской дивизии и трех египетских рот, на расстоянии полумили, [292] между ними и темными холмами Керрери, никаких войск нет, и что две канонерские лодки, которые могли бы прикрыть их огнем с реки, двинулись вниз по течению на помощь кавалерии. Макдональд с бригадой арьергарда был далеко на равнине, Коллинсон спешил вдоль берега с обозом. Они остались одни, без всякой защиты. Армия и река образовывали большую буква V, направленную острием на юг. Ее северная сторона, где находились полевые укрепления, открывалась к холмам Керрери, откуда, как первые капли дождя перед грозой, двинулись небольшие разрозненные отряды кавалерии дервишей. Пространство внутри этой буквы V стало постепенно заполняться вражескими патрулями, один отряд, около двадцати баггара, уже поил своих коней ярдах в 300 от беззащитного госпиталя. Далеко позади них уже показались знамена дервишской армии. Ситуация была тревожной. Раненых свалили на баржи, где, за неимением парохода для их буксировки, они были едва ли в большей безопасности, чем на суше. Пока офицеры-медики занимались этим, полковник Слоггетт галопом проскакал сквозь строй всадников-баггара и потребовал защиты для госпиталя и находившихся в нем раненых. Среди всей этой суматохи стали прибывать люди, получившие ранения во время кавалерийской атаки.
Когда британская дивизия выступила из зерибы, о присутствии врага можно было догадаться только по наличию нескольких стрелков, укрывшихся среди расщелин холма Сургэм. Каждая бригада, выстроившись в четыре параллельные походные колонны, которые сблизились так, что их разделяло пространство всего шагов в сорок, так что бригадам едва хватало места развернуться — вторая бригада у реки, а первая справа, почти на одной линии с ней — устремились вперед, желая поскорее увидеть, что же скрывается за гребнем холма. Все было тихо, если не считать отдельных выстрелов с вершины холма. Но постепенно, по мере того как бригада Максвелла, третья в эшелоне, приближалась к холму, эти выстрелы стали раздаваться чаще, и вскоре вершину окутали клубы порохового дыма. Британские дивизии равномерно продвигались вперед и, предоставив суданцам разбираться с этими храбрыми стрелками, вскоре поднялись на гребень холма. Здесь их взору впервые и сразу представилась вся панорама Омдурмана: выщербленный коричневый купол гробницы Махди, [293] множество домиков из саманного кирпича, блестящая водяная развилка — место слияния двух рек. Минуту они смотрели на все это, как зачарованные. Затем их внимание был отвлечено: из-за второго, дальнего гребня, поскольку вершина холма была плоской, показалось около дюжины скакавших, кто рысцой, кто галопом, коней без всадников, которые поднялись сюда с равнины, пока еще невидимой. Это были первые вестники атаки нашего уланского полка. Вскоре последовали подробности — в лице раненых, которые по-двое, по-трое стали пробираться между батальонами — покрытые кровью, многие со страшными ранами, изрезанными лицами, вывалившимися внутренностями, с торчащими из тел зазубренными наконечниками копий — реалии темной стороны войны. Поглощенные этим зрелищем солдаты едва обратили внимание на то, что ружейный огонь, который противник вел с вершины холма, усилился. Но неожиданно грохот полевого орудия заставил всех обернуться. Батарея развернулась на равнине между зерибой и гребнем холма и открыла огонь по его вершине. Гром пушек как бы послужил сигналом к возобновлению битвы. Справа, в тылу, пехота открыла громкий и непрерывный ружейный огонь, и Гатакр немедленно приказал своей дивизии остановиться.
Незадолго до того, как британцы взошли на гребень холма, прежде чем батарея развернулась на равнине и открыла огонь по вершине, в то время, когда полковник Слоггетт пришпоривал коня, преодолевая опасный участок между рекой и армией, сир-дар уже знал, что противник вновь перешел в наступление. Глядя вниз со склонов Сургэма он увидел, что Макдональд, вместо того, чтобы продолжать двигаться вперед эшелоном, остановился и развернул свою дивизию. Этот бригадир-ветеран заметил дервишей, построившихся на гребне к западу от Сургэма, и понял, что сейчас он будет атакован. Чтобы опередить противника, он немедленно привел в действие свои три батареи, которые открыли огонь с дистанции 1200 ярдов. Пять минут спустя весь резерв халифы, 15 000 человек под предводительством Якуба с его черным знаменем, вместе со всем цветом империи дервишей, показался из-за холма и двинулся вперед, как одна бригада. Эта атака была не менее энергичной, чем первая, и у атакующих было в три раза больше шансов добиться успеха. Тогда сэр Герберт Китчинер [294] приказал Максвеллу развернуться фронтом вправо и взять штурмом холм Сургэм. Он послал майора Сендбаха передать Льюису приказ подтянуть свои силы и выйти на линию огня справа от Максвелла. Сам он поскакал к британской дивизии, которую генерал Гатакр очень своевременно остановил на северной гряде, и приказал Литтлтону со 2-й бригадой развернуться лицом на запад, слева от Максвелла и к югу от Сургэма, а Воучопу с 1-й бригадой поспешить назад и заполнить широкий разрыв между частями Льюиса и Макдональда. Наконец, он послал офицера к Коллинсону и к верблюжьему корпусу, приказывая им развернуться кругом вправо и прикрыть открытую часть буквы V. Благодаря этим действиям армия, вместо того, чтобы двигаться на юг эшелоном, с левым флангом у реки и с правым в пустыне, оказалась развернутой фронтом к западу, так что ее левый фланг оставался в пустыне, а правый упирался в реку. Она как бы совершила полный кувырок через голову.