Война теней
Шрифт:
— Я этого не хочу. Отец тоже, но… Какие другие варианты?
— Сразу показать жёсткость и готовность ломать хребты о колено, — сверкнула глазищами Мария. — Никаких заигрываний, которыми, прости, твой отец да и более далёкие предки, занимались, создавая войска из числа туземцев, обучая их в военных училищах и иных местах империи. Англичане тоже шли этим путём, а к чему пришли? Помнится, они чуть было не потеряли Индию, да и в других местах хлопот у них хватало. Прости, Саш, но заигрывания с побеждёнными могут закончиться чем-то хорошим лишь в случае Европы, но никак не в Азии. Восток, он понимает только две вещи: силу и страх. Вот их можно смешивать
— Первый и… второй. А где третий путь?
— На втором есть развилка. Выдавливание всех опасных за пределы империи или же придавливание, чтоб и пискнуть боялись. Мы предпочли выдавливание и не жалеем.
— Это очень радикально. Подобный поворот мало кто поймёт. Черняев и такие, как он. Может быть Игнатьев… а может и нет.
Улыбка, взмах веером и тихий голос, чуть ли не шёпот:
— Не стоит делать второй шаг раньше первого. Можно упасть. А это больно, стыдно, иногда нелепо.
— И какой шаг первый?
— Шаг в Калугу, мой милый юноша. Там дверь с замком. Нужен лишь ключ, а его я могу дать. Хочешь?
Мощный эротизм, который буквально окутывал Марию Станич. Двусмысленные на первый взгляд, но на самом деле ведущие лишь к заранее намеченной цели слова. Несмотря на не столь уже и короткое знакомство с этой дамой, Александр пока так и не смог привыкнуть. И вообще не мог понять, стоит ли привыкать? Вообще стоит ли всё… А чего, собственно, говоря? Одни вопросы и не из числа тех, на которые Мари готова давать ответы. У отца и особенно матери тоже не спросишь. Дела сердечные, дела особенные. Отец же ещё и политик, оценивающий все с точки зрения блага для государства. Потому… Великий князь встряхнулся, прогоняя те мысли. которым сейчас не было места. Очень важный разговор, а посему требовалось собраться.
— Зависит от того, что это за ключ.
— Умница. Сначала нужно спросить о сути подарка, а только затем принимать. Я не из данайского народа. Да и не гречанка у стен Трои, рядом с большой деревянной лошадью. Потому скажу, не тая… почти ничего.
— Почти?
— То, что касается рода Станичей, остаётся внутри этого рода, мой любопытный и милый друг. А остальное я скажу. Как не сказать, когда это пойдёт на пользу и нам, и тебе, и твоему коронованному отцу и даже всей Российской империи.
— А кому во вред?
— Тем, кого совсем-совсем не жалко, — улыбка на лица Марии появилась, но глаза смотрели оценивающе. Хищно, словно готовясь увидеть кого-то в прицеле. — Пусть до Шамиля дойдёт слух, что на Кавказе оставшиеся живыми и на свободе его мюриды готовят мятеж. Тот, для которого им нужно знамя. Старое, в лице собственно Шамиля, или новое, но единой с ним крови. И что тут, в столице империи, находятся в раздумьях. Просто усилить охрану? Перевести его со всей семьёй в куда более охраняемое, но менее комфортное место? А может последовать уже возникшему прецеденту и отправить имама вместе ещё кое с кем туда, за океан, составить компанию бывшему правителю Коканда?
Александр аж с шага сбился, едва успел осмыслить предложенное. Цинизм, провокация на грани сколько-нибудь приемлемого даже для широко мыслящих чинов Третьего отделения, вместе с тем логичная и обещающая быть предельно эффективной. Вне зависимости от реакции Шамиля на доведённые сведения, провоцирующие на… На любые решительные действия, поскольку сохранять спокойствие и ничего не делать тот явно не сможет.
Возопит, обращаясь к самому императору Александру II, жалуясь на коварные замыслы не пойми кого? Так тот лишь пожмёт плечами, поскольку никакого отношения к затее иметь не будет. И уж точно не станет переворачивать каждый камень с целью узнать, кто так напугал «калужского пленника». Не по императорскому чину беспокойство.
Начнёт сноситься с кавказскими своими соплеменниками-сторонниками, надеясь каким-то чудесным образом бежать? Так Станич явно на подобное и рассчитывает. Это с пленником под охраной в самом центре империи мало что сделать получится, зато с беглецом… с бегущими что угодно по дороге приключиться может. Или и вовсе до этого доводить не станет, просто сделав спровоцированное истинным. Только сперва даст Шамилю увязнуть в подготовке побега, а тем, что на Кавказе, действительно немного поможет, чтобы начались первые шаги подготовки к мятежу. После подобного император действительно в лучшем для Шамиля случае заменит его местопребывание с дома в Калуге на камеру в том же Шлиссельбурге. В худшем же и впрямь отправит прямиком за океан, где ему будут только рады — недолго, но искренне.
Всё это, время от времени замолкая, чтобы собраться с мыслями, он и поведал своей прекрасной и опасной спутнице, получая взамен улыбки и подбадривающие слова. Было видно, что Мария довольна ходом его рассуждений, даже поправляла всего пару раз и то не по ключевым, а по вторичным вопросам. В тоге же вымолвила:
— Слова не просто члена Дома Романовых, но юного политика, у которого впереди большое будущее. Императору Александру II нужна такая твёрдая и надёжная опора. И всё же… Слова ты сказал. Как насчёт дела? Избавишь свою родную страну от притаившейся внутри моровой язвы, не дашь ей прорасти в очередной раз, выплеснуться за пределы заткнутой пробкой склянки, куда до поры удалось убрать эту заразу?
— Это очень… неожиданно.
— Да. А ещё опасно. В меру… если тайное станет явным. Но что будет тайным, какая доля, если к Шамилю действительно постучатся самые настоящие посланники его мюридов? Всего то и нужно, чтобы приоткрылась узкая щелка. Она уже есть. Помнится мне, один из его сыновей, Мухаммад-Шали, оказался в Собственном Его Императорского Величества Конвое. Вот это действительно опасно… для твоего отца.
— Письмо или письма от мюридов передаст он?
— Именно, — улыбка на лице девушки стала откровенно предвкушающей. — Что может быть естественнее визита сына к отцу? И реакции другого сына Шамиля, Гази-Мухаммада, который больше всего мечтает выбраться сперва в Турцию, чтобы потом. получив помощь султана, вернуться на Кавказ. Он, я полагаю, сумеет убедить отца в опасности и необходимости бегства. Пусть наши враги делают всё за нас. Решайся, Саша.
Александр Александрович Романов, сын императора, его второй наследник де-юре, но приближавшийся к первой позиции де-факто, действительно всерьёз задумался. Девушка, к которой он испытывал яркие, но неоднозначные и многогранные чувства, действительно предлагала многое. Причём предлагала так, что становилось очевидным — она и своей выгоды не упустит, но и его использовать как разменную монету не собирается. Хотя бы потому, что ей и её брату, серому кардиналу за троном Американской империи, он, Александр Романов, куда более выгоден как цесаревич, нежели его старший брат Николай. А Станичи привыкли добиваться желаемого, не стесняясь в средствах, если считали, что цель того стоит. Ссориться же с такими важными для России союзниками… Какой-то едва избавившийся от вшей горец-имам того явно не стоил.