Война в XXI веке
Шрифт:
По мнению американского социолога Чарльза Тилли, мы становимся свидетелями ухода в прошлое государственной системы, выстраивавшейся по европейскому образцу, с характерной для неё автономией суверенных государств. Тилли называет множество признаков разложения этой системы: «…безвыходное положение ООН, вытеснение быстро складывающихся альянсов устойчивыми военно-экономическими блоками, формирование таких образований, которые имеют рыночные связи, Европейское экономическое сообщество и Европейская ассоциация свободной торговли, интернационализация капитала, появление корпораций, капитал которых находится повсюду и нигде, требование автономии и национального состава в уже существующих государствах, что может привести к дроблению на кусочки некогда целого пирога, озабоченность внутренними проблемами Соединенных Штатов и Советского Союза, активизация национальных движений в бывшем СССР, получение значительной власти в мире демилитаризованными странами – Японией – перспектива или угроза, что Китай распространит свою громадную организационную, демографическую и идеологическую власть на весь мир» [96] . Почти три десятилетия, прошедшие с момента публикации книги Тилли, подтверждают, во всяком случае частичную, правоту американского исследователя. Уровень интеграции, достигнутый в Европейском союзе, и возникновение сепаратистских движений даже в тех регионах, которые казались прежде территорией стабильности, задают новые условия мировой политике в XXI в.
96
Тилли Ч. Принуждение, капитал и европейские государства. 990-1992 гг. М.: Территория будущего, 2009. С. 322.
Однако по мере того, как государство утрачивает свою власть над умами и сердцами своих граждан и жизнь в западном мире умиротворяется, войны вовсе не исчезают в глобальном масштабе. Как показывают исследования Чарльза
97
Тилли Ч. Указ. соч. С. 308.
98
Кревельд М., ван. Расцвет и упадок государства. С. 482.
В условиях пересмотра или, возможно, в перспективе демонтажа нововременного проекта государства войны представляют собой нечто иное по сравнению с той регулярной войной, которая была характерна для эпохи модерна и межгосударственных столкновений. Войны ведутся по иным правилам и им присущи новые характеристики. Настоящая глава будет посвящена систематическому описанию признаков современных войн, которые с лёгкой руки британского политического теоретика Мэри Калдор, получили название новых войн (new wars).
Что такое новые войны?
В 1989 г. Фрэнсис Фукуяма написал статью «Конец истории», которая была позже развернута в книге «Конец истории и последний человек». Эти работы многократно критиковались, однако многие предположения Фукуямы стали довольно популярными. В частности, Фукуяма писал о том, что в ситуации, когда идеологии, альтернативные либерализму, перестанут браться на вооружение правительствами государств, мы будем наблюдать ускорение «перестройки международных отношений по модели связей между странами Общего рынка», а также снижение вероятности начала «какого-либо крупномасштабного конфликта между государствами» [99] . Государства, живущие в эпоху постистории, т. е. склонившиеся к либерализму и отказавшиеся от всех иных идеологических альтернатив, откажутся от вооружённой борьбы друг с другом. Однако сохранят своё значение этнические и национальные размежевания, благодаря которым «среди международных проблем по-прежнему сохранятся терроризм и национально-освободительные войны» [100] . Объявив о приближающемся конце истории, Фукуяма возвестил также и приближение эпохи господства негосударственных войн, дискуссия о которых стала особенно острой на рубеже второго и третьего тысячелетия, после окончания холодной войны и терактов 11 сентября, ставших символами нового этапа в истории международной безопасности.
99
Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. № 3. С. 113.
100
Фукуяма Ф. Указ. соч.
После распада Советского Союза и ухода в прошлое Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений многие исследователи начали обсуждать новую парадигму описания войны. Появились самые разнообразные подходы к определению того, что происходит с войной после холодной войны. Калеви Холсти при помощи понятия «войны третьего типа» (wars of the third kind) пытался объяснить процессы, происходящие в «слабых государствах» (weak state) – на территориях, где государственная система распалась или не смогла сложиться [101] . По мнению Криса Грея, высокие технологии и тотальная компьютеризация произвели революцию в сфере войны, что свидетельствовало о рождении «постмодернистских войн» [102] . Дональд Сноу доказывал, что «негражданские войны» (uncivil wars) сменили войну клаузевицеанского типа [103] . Эти войны представляли собой внутригосударственные конфликты, основой которых было убийство и террор против гражданского населения. Соответственно, это были более жестокие конфликты, зачастую лишённые централизованного и систематического управления. Довольно популярным стало понятие войны четвёртого поколения (fourth-generation warfare), предложенное группой американских экспертов в 1989 г. [104] для обозначения ситуации, в которой теряется различие между войной и миром, гражданским лицом и бойцом, а борьба ведётся в том числе и в сфере культуры. Согласно концепции смены поколений войны на протяжении Нового времени, первое поколение войны (XVII – первая половина XIX в.) представляло собой старую войну, с иерархично выстроенной системой управления, низкими скоростями и использованием тактики построения в линии и колонны. Война второго поколения (XIX – первая половина XX в.) знала больше движения, использовала возможности, которые давали неприцельный артиллерийский огонь и бомбардировочная авиация, а также сильно зависела от производственных мощностей. Третье поколение войны (основы разработаны к 1918 г., реализованы в ходе Второй мировой войны) сложилось в связи с необходимостью сделать войну более эффективной, что означало отказаться от войны на истощение в пользу манёвренности и нелинейности; основной её тактикой был блицкриг.
101
Holsti К. The State, War and the State of War / Cambridge Studies in International Relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.
102
Gray C.H. Postmodern War: The New Politics of Conflict. N.Y.: Guilford Press, 1997.
103
Snow D. Uncivil Wars: International Security and the New Internal Conflicts. Boulder: Lynne Rienner Publishers, 1996.
104
Lind W.S., Nightengale К., Schmitt J.F., Sutton J.W., Wilson G.I. The Changing Face of War: Into the Fourth Generation // Marine Corps Gazette. 1989. Vol. 73. No. 10. P. 22–26.
В 1991 г. Мартин ван Кревельд представил исследование трансформации, происходящей с войной на исходе XX века [105] . Об устаревании большой войны писал Джон Мюллер [106] . Затем он же использовал словосочетание «остатки войны» [107] , которое подхватил Херфрид Мюнклер – в его версии речь идет об «осколках войны» [108] . Уже в новом тысячелетии появилось понятие гибридной войны; как правило, его авторами называют Фрэнка Хоффмана и Джона Мэттиса [109] . Наконец, в 1999 г. вышла книга Мэри Калдор «Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху» [110] . Понятие новые войны закрепилось в словаре исследователей войны [111] , хотя и вызвало серьёзные дебаты о том, насколько уместен термин «новые войны», действительно ли они новы и можно ли их считать войнами. Сама Калдор многократно отвечала на эти и связанные с ними вопросы, в частности, в третьем издании своей книги она расширила текст за счёт послесловия, посвящённого спорам о новых войнах [112] , поэтому мы не будем останавливаться на обсуждении того, насколько точно и содержательно данное понятие. Ограничимся лишь замечанием, что, на наш взгляд, оно удобно, поскольку позволяет указать на набор характеристик, по которым могут быть описаны процессы эволюции современных войн, и поэтому в дальнейшем мы будем пользоваться им.
105
Кревелъд M., ван. Трансформация войны. M.: Альпина Паблишер, 2005.
106
Mueller J. Retreat from Doomsday: The Obsolescence of Major War. N.Y.: Basic Books, 1989.
107
Mueller J. The Remnants of War. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2004.
108
Мюнклер Г. Осколки войны: Эволюция насилия в XX и XXI веках. М.: Кучково поле, 2018.
109
Hoffman F., Mattis J.N. Future Warfare: The Rise of Hybrid Warfare // U.S. Naval Institute Proceedings (November 2005). P. 30–32. См. также: Tamminga O. Hybride Kriegsf"uhrung. Zur Einordnung einer aktuellen Erscheinungsform des Krieges / SWP-Aktuell. 2015. No. 27. <www. swp-berlin.org/fileadmin/contents/products/aktuell/2015A27_tga.pdf>; Cruceru V. On Contemporary Warfare: Short Review of Specific Concepts // Revista Academiei Fortelor Terestre. 2014. Voi. 74. No. 3. P. 235.
110
Kaldor M. New and Old Wars: Organized Violence in a Global Era. Cambridge: Polity, 1999 (Калдор M. Новые и старые войны). Двумя годами ранее вышел сборник, где Калдор выступила в качестве соредактора: New Wars: Restructuring the Global Military Sector/ ed. by M. Kaldor, V. Basker. L.: Pinter, 1998.
111
Термин «новые войны» стал использоваться политическими учёными и философами. См. для примера: Duffield М. Global Governance and the New Wars: The Mergining of Development and Security. L.: Zed, 2001; Kalyvas S.N. “New” and “Old” Civil Wars: A Valid Distinction? // World Politics. 2001. Vol. 54. No. 1. P. 99–118; M"unkler H. Die Neuen Kriege. Reinbek: Rowohlt, 2002.
112
Калдор М. Новые и старые войны. С. 378–411; Kaldor M. In Defence of New Wars // Stability: International Journal of Security and Development. 2013. Vol. 2. No. 1. P. 4; Kaldor M. Global Security Cultures. Cambridge: Polity Press, 2018; Калдор M. Культура новых войн // Логос. 2019. T. 29. № 3. С. 1–21.
Итак, политические учёные, философы и социологи, занятые исследованиями вопросов войны и мира, анализируя конфликты рубежа тысячелетий, стали приходить к выводу, что происходят сущностные изменения в характере войн современности. Многие исследователи говорят о появлении нового доминирующего типа войны, который пришёл на смену войнам, описанным Клаузевицем. В первую очередь этот вывод связан с тем, что растёт число асимметричных войн, в которых регулярные правительственные силы сражаются с нерегулярными отрядами, и негосударственных конфликтов (non-state conflict, определение см. в Уппсальской программе данных о конфликтах (Uppsala Conflict Data Program, UCDP)), в которых государство вовсе не участвует. Эти конфликты связываются с иными причинами, нежели традиционные межгосударственные войны, не всегда они имеют под собой только политические причины, в отличие от «войн по Клаузевицу», которые представляют собой продолжение политики. И хотя значительная их часть была внутригосударственными конфликтами, их необходимо было отличить от традиционных гражданских войн. Мэри Калдор предложила концепт «новая война» с тем, чтобы описать доминирующий тип конфликта XXI в. Новая война, как её описывает Калдор, это вооружённый конфликт, в который «вовлечены сети государственных и негосударственных участников, а основная масса насилия направлена против гражданского населения» [113] , кроме того, в этом конфликте «размыто различие между внутренним и внешним. Новые войны и глобальны, и локальны, и они отличаются как от классических межгосударственных, так и от классических гражданских войн» [114] .
113
Калдор М. Новые и старые войны. С. 20.
114
Там же. С. 21.
Основной контекст появления новых войн задавали «кризис» нововременного проекта государства и межгосударственных войн, отмеченный выше, а также трансформация мировой политической системы, связанная с окончанием холодной войны и глобализацией. Последние два фактора заслуживают дополнительного внимания. В своём исследовании 1996 г. Дональд Сноу писал об этом следующее: «…международная система, которая развивалась с начала холодной войны, была высоко структурированной и, спустя какое-то время, очень предсказуемой системой отношений», а конкуренция за влияние «между сверхдержавами, в свою очередь, создала рамки, которыми регулировалась внутренняя и международная политика государств третьего мира» [115] . После распада Советского Союза и окончания противоборства двух идеологических полюсов система международных отношений начала выстраиваться на принципах однополярности. Победа капиталистической системы означала представление соответствующих ей ценностей (демократии, прав человека, рыночной экономики, прогресса) в качестве наиболее передовых и универсальных, а потому подлежащих активному распространению, в том числе при необходимости силовыми методами. Подобный подход породил дебаты относительно соответствия этой практики самой идее демократии [116] .
115
Snow D. Op. cit. P. 4.
116
По проблемам, связанным с распространением демократии при помощи военных средств см.: Bridoux J., Kurki М. Democracy Promotion. A Critical Introduction. N.Y.; L.: Routledge, 2014; Markakis D. US Democracy Promotion in the Middle East: The Pursuit of Hegemony. Milton Park; Abingdon; Oxon: Routledge, 2015; Democracy Promotion and the Challenges of Illiberal Regional Powers/ ed. by N. Babayan, Th. Risse. Milton Park; Abingdon; Oxon: Routledge, 2016; Carothers T. The Backlash against Democracy Promotion // Foreign Affairs. 2006. Vol. 85. No. 2. P. 55–68; Merkel W. Democracy through War? // Democratization. 2008. Vol. 15. No. 3. P. 487–508; MeernikJ. United States Military Intervention and the Promotion of Democracy // Journal of Peace Research. 1996. Vol. 33. No. 4. P. 391–402.
С другой стороны, окончание холодной войны для ряда стран третьего мира означало прекращение патерналистской поддержки со стороны СССР или США. Такие государства перестали быть полезными в запутанной игре двух систем, поэтому зачастую лишались финансирования, военной и технологической помощи, что привело их к кризису системы политического управления. Как пишет Сноу, «окончание холодной войны сопровождалось очевидным снижением готовности и способности контролировать внутреннее насилие… правительства и те, кто были наиболее готовы к повстанческой борьбе, больше не имели идеологических покровителей, которые предоставляют им средства для совершения насильственных акций, но при этом ожидают, что смогут влиять на то, как это насилие будет осуществлено» [117] . Лишившись патронажа со стороны сверхдержав, правительства и различные милитарные группы, заинтересованные в военном насилии, стали действовать более самостоятельно и, соответственно, менее предсказуемо. Так появились новые очаги напряжённости. Примером могут послужить конфликты в таких странах, как Ангола, Эфиопия или Никарагуа, где начало перестройки и появление концепции нового политического мышления и, соответственно, отказа от противоборства блоков достаточно быстро привело к поражению сил, ранее активно поддерживавшихся СССР и его союзниками.
117
Snow D. Op. cit. P. 46.
Глобализация, особенно её фаза, начавшаяся в 1980-1990-х годах, также представляет собой один из наиболее значимых факторов, определяющих структуру международных отношений и сказывающийся на обновлении войн. В первую очередь с глобализацией связана международная интеграция в сфере экономики. Взаимосвязи и зависимости различных регионов мира самым непосредственным образом влияют на войну. Американский экономист Бринк Линдси в своём исследовании глобальной экономики утверждает, что глобализация началась ещё в XIX в., будучи одним из эффектов промышленной революции и децентрализации рынка. Установление и укрепление трансграничных связей в сфере производства и торговли создавало условия пацификации международных отношений. Как справедливо отмечает Линдси, «в десятилетия перед Первой мировой войной промышленная революция сделала уровень международной экономической интеграции не только сопоставимым, но и в некоторых отношениях превосходящим наши достижения… Политические условия становились все более враждебными, но снижение транспортных расходов и совершенствование средств связи раскрепостило общемировое движение товаров, услуг, капитала и людей в исторически беспрецедентном масштабе» [118] .
118
Линдси Б. Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма. М.: Альпина Бизнес Букс, 2006. С. 28.